литератор осчастливил нас романом «Королева Марго» (и когда только успевает он творить? Так и представляешь себе кухарку, споро и ловко пекущую один за другим масленичные блины и складывающую их высокими стопками!), то свет, показав переменчивость своего нрава, перекинулся от торжественного мстителя-графа к юной и пылкой королеве, которая тут же полюбилась нашим дамам. А дамы, как известно, решают не только наши судьбы, но и судьбы европейской словесности, их слово для литератора – закон.
Когда недавно вышел в свет отдельной книжкой роман «Графиня Монте-Кристо», не все читатели догадались сразу, что речь идет о продолжении некогда прославленного произведения. Но загадочный автор, укрывшийся под псевдонимом мусью Мистигри, увлекши сперва читателей интригой, вдруг принялся сообщать престранные сведения о событиях минувших дней и увязал вместе такие, казалось бы, несовместимые, как смерть генерала де Труавиля с супругой и дебют прекрасной Жозефины де Мертейль в нашем Большом театре.
Итак, приступим же к правильному и детальному разбору загадочного романа.
Он начинается сценой в богатом доме одного из первых богачей Марселя – Максимилиана Морреля. Автор со знанием дела описывает обстановку, дорогие цветы в жардиньерках (и тут закрадывается первое подозрение, что автор – дама), наряды хозяйки дома госпожи Моррель и ее старшей дочери, Юлии. Итак, поздний вечер, сыновья господина Морреля приведены в гостиную к папеньке и маменьке перед тем, как будут уложены почивать, юная Юлия помогает матушке заниматься рукоделием, сам господин Моррель читает книгу. Картина семейного уюта прерывается появлением слуги, бывшего матроса. Он сообщает, что некая дама, прибыв в карете, просит неотложно принять ее, имея сообщить хозяевам дома нечто важное. Господин Моррель, в котором трудно узнать влюбленного офицера спаги Максимилиана, каковым был он в романе «Граф Монте-Кристо», велит просить даму в гостиную. Она входит, отбрасывает черный свой вуаль и с криком «О Валентина, сестра моя!» бросается к госпоже Моррель.
Хозяйка дома не сразу узнает в гостье молодую девушку, которую она знала недолгое время накануне своего замужества. Тогда они и впрямь сошлись, называли друг дружку сестрами, но после непродолжительного знакомства расстались и более не имели сведений одна о другой, не состояли в переписке, что так любят наши дамы, и у г-жи Моррель не осталось даже портрета на память.
Однако стоит гостье назвать имя графа Монте-Кристо, как чета Моррелей признает ее. Перед ними – Гайде, дочь Али, паши Тебелинского и супруга графа.
Автор искусно нагнетает напряжение – что заставило красавицу Гайде, счастливую жену и мать двух прелестных малюток, покинуть супруга и пуститься в странствия? Но дадим слово ей самой.
« – Друзья мои, я не знала жизни кроме той, которую создал для меня граф! – воскликнула Гайде. – Он был для меня всем в мире – спасителем, возлюбленным, душой моей души! Каждое его слово было вырезано в памяти моей огненными буквами. Когда он стал моим мужем, я не верила в свое счастье и более всего на свете боялась проснуться и не найти его рядом с собой на ложе. Главным моим желанием стало родить графу сыновей, и Господь дважды благословил меня. Но настал злосчастный день... О, сколь счастлива была я в слепоте своей!.. Мне следовало и далее во всем доверяться графу!..
– Говорите, Гайде, говорите, – ободрил ее Максимилиан. – Какова бы ни была правда – поведайте нам ее.
– Мои дети росли, и я, счастливая мать, задумалась однажды о том, что у них наверняка есть троюродные братья и сестры. Ведь мать моя, царственная Василики, не была единственным ребенком в семье, она были прекраснейшей из сестер, и за это ее приблизил к себе мой покойный отец. И я захотела отыскать своих родственников. Если они в бедственном положении, говорила я себе, то ведь можно взять на воспитание их детей, чтобы мои сыновья росли вместе со своими кузенами и сверстниками. И я упросила графа поехать вместе со мной в Грецию на поиски сестер моей матери. О, зачем, зачем я сделала это?!
Гайде зарыдала. Валентина, обняв ее, утешала настойчиво и ласково. Она сделала знак Максимилиану, чтобы он удалился, полагая, что наедине скорее сумеет помочь Гайде. Но прекрасная гречанка сдержала рыдания.
– Семья моей матери до войны жила в Тепелене, оттуда же родом и мой несчастный отец, – сказала она. – Мы отправились туда на поиски моих родных, но не нашли их. Удалось узнать, что сестры моей матери, бывшие вместе с ней в Янине, претерпели множество злоключений, были выкуплены из плена родственниками, выданы замуж и переселились в Морею. В Морее я отыскала двух сестер, моих теток, – но, ах, лучше бы я их вовеки не встречала! Они рассказали мне то, что я сперва сочла за гнусную ложь, и граф был того же мнения. Но эти женщины знали свидетельниц захвата Янины и их уцелевших во время штурма мужей. Я узнала страшную правду. О Валентина, о сестра, как бы поступила ты, узнав, что близкие твои, твоя семья, виновны в страшном деле, что мать твоя предала в руки убийц твоего отца?..
И Гайде лишилась чувств».
Далее гречанка, рыдая и поминутно порываясь упасть в обморок, произносит целую речь, блистая истинным знанием греческой истории, которую мы с вами, дражайший читатель, заимствуем частично из обязательного в гимназиях Гомера, а частично – из поэм лорда Байрона. Суть ее орошенной слезами лекции, если отвлечься от оплакивания отца и, наоборот, добавить толику исторической правды, такова.
Али-Тебелин, он же – Али-паша Тебелинский, он же – Али-паша Тепеленский (это уж как на чей вкус), он же – Али-паша Янинский, был изрядный злодей, фигура колоритная и зловещая. Он родился в 1742 году в Тепелене, Тепеленский пашалык был его наследственным владением, но в тех краях свое понятие о юрисдикции. После смерти отца Али схватился воевать с пашой Берата и лишился земель. Он стал, благородно выражаясь, изгнанником, а попросту говоря – бродягой. Наконец ему удалось вернуть Тепелену и вырезать врагов. Далее он орудовал, не стесняясь в средствах. Он втерся в доверие к некому соседскому паше, а сам добился у турецкого султана его казни. Затем он положил глаз на Янину и Янинский пашалык. В городе шла война двух партий, всем безмерно надоевшая, и Али ловко привлек на свою сторону горожан. Затем он поставил султана перед свершившимся фактом. Далее ему непременно понадобился Бератский пашалык, но местный паша был поддержан албанцами-христианами и жителями города Сули – сулиотами, которые отправили послов к присноблаженной государыне нашей Екатерине Великой и получили ее покровительство (а также немалое количество оружия). Справиться с ними Али не удалось – он был разбит наголову, а часть его войска утонула в реке Ахерон – улыбнись воспоминаниям школьных лет, любезный читатель.
Далее наш беспокойный паша заделался комедиантом. В 1797 году он подружился с французами, которым тогда принадлежали венецианские крепости в Далмации и Албании. Он разгуливал, украсившись трехцветной республиканской кокардой, и восхищался революционной Декларацией прав человека (чтобы восхищаться, читать сей документ вовсе не обязательно). Но вскоре он атаковал прибрежные французские крепости, захватил и по давней своей милой привычке вырезал гарнизон и население. Не знаем, было ли известно господину Дюма о таком светском обхождении паши со своими земляками.
Мало осталось среди нас, уважаемый читатель, ветеранов войн с Бонапартом, да и те не вспомнят, пожалуй, события 1802 года, а читать исторические увражи все мы невеликие охотники. Однако наш журнал готов и не на такие подвиги, чтобы добраться до правды. Командированный в библиотеку сотрудник наш выяснил, что в 1802 году Бонапарт, увидев, что его затеи терпят неожиданный крах, заключил мир с турецким султаном и его Оттоманской Портой, вернул Турции захваченный было Египет и тем самым окончательно сбил с пути добродетели нашего героя – пашу Тебелинского. Али-паша объявил джихад против сулиотов. Они продержались три года и были вынуждены сдаться на «почетную капитуляцию» – так паша Тебелинский назвал в европейском стиле свое позволение сулиотам покинуть родные места и уйти куда глаза глядят. Они уходили тремя колоннами, и две из колонн погибли под ударами отрядов Али.
Прелестная в своей скорби Гайде (кстати, есть основания полагать, что она была отнюдь не гречанка в стиле Байрона, все еще модном в 1845 году, а албанка в стиле «Гуслей» известного шутника господина Мериме) скрыла от Валентины и Максимилиана то, что рассказали ей в Морее. Расправившись с сулиотами, албанец Али взялся за греков. Он попытался захватить один из островов (в тек краях их превеликое множество), но тут уж против него объединились все, способные держать оружие, – островитяне, их приятели – морские пираты, а также сухопутные разбойники с материка.
Тут мы вынуждены просить прощения у дам, читающих сию рецензию. Негоже обременять их всеми этими историческими ужасами, однако близок миг избавления. Нам просто надобно растолковать, каков был
