работа, извини за выражение!
— Ну уж не-эт! — зловеще протянул я.
— Чего?
— Нет! Нет! И еще раз нет! — Я вскочил и зашагал по камере, гремя цепью. — Чтобы я — бес оперативный сотрудник — подчинялся какому-то вонючему зубни-ку, нацепившему амулет некроманта? Ни за что!
— Вы бы лучше не кричали, —печально посоветовал Огоньков. — А то еще опять прибежит этот…
— Костяшки полировать? — не мог остановиться я. — Коровники чистить? Ни за что! Ни за…
Тут я запнулся. Остановился напротив Огонькова. Он заинтересованно глянул на меня.
— Что-то придумал? — с детской надеждой в голосе осведомился товарищ Огоньков.
— Может, и придумал… А чего ты так сразу приуныл, борец за свободу? А еще революционер! Тебе же нечего терять, кроме своих цепей, а ты нюни распустил!
— Я революционер, — согласился Огоньков, бросив мимолетный взгляд на приковывавшую его к стене цепь. — Только я революционер, когда чувствую за собой народные массы. В одиночку-то особо не побунтуешь…
Я глубоко вдохнул. Вдруг проснувшееся вдохновение всколыхнуло меня и моментально освежило:
— Итак, нам сегодня коровники чистить предстоит, да?
— Ага…
— А быки у этого кулака-живоглота есть?
— Конечно. Раз коровы есть, то и быки есть. Три штуки. Я их назвал Маркс, Энгельс и Гегель.
— Так вот успокойся и слушай сюда… Есть план!
— Эй, комиссары! Выходи по одному!
Безмолвные скелеты отковали нас от стены и, конвоируя, сопроводили наружу — в небольшой дворик, окруженный наполовину осыпавшейся каменной стеной. Я осмотрелся — ого-го… Неведомый чародей, чьи владения захватил зубник, отгрохал себе нехилый домик. Даже не домик, а что-то вроде замка в миниатюре — сплошная стена с бойницами и смотровыми башенками; собственно дом — трехэтажный со шпилем, украшенный каменными гаргульями и львами у входа, немногочисленные подсобные постройки, также из камня, вымощенный плитами двор, через который теперь тянулись веревки с выстиранным бельем. Тьфу, надо же было так испакостить строгую готику? На каменных плитах тут и там — коровьи лепешки различной степени свежести, среди лепешек бродят куры, выклевывая редкую травку; суровые, выложенные известняком окна обмазаны вокруг веселенькой желтой краской и завешены ситцевыми занавесками в цветочек; смотровые башни забиты доверху сеном; в пастях каменных львов и гаргулий гнездятся папиросные окурки и яичная скорлупа, а на шпиле, где по правилам некромантской этики должен быть флюгер в виде летучей мыши, сидит и задорно квохчет румяный петушок… Он бы еще на подоконники фикусы в кадках поставил! Немного, правда, поддерживают изначальную стилистику стройные ряды воинов-скелетов, стоящих вдоль стен, но… только и всего.
— Получите орудия производства! — усмехнулся вышедший на крыльцо зубник. — Ребята, выдайте им…
Огоньков отшатнулся от скелета, который шагнул к нам, протягивая две деревянные лопаты.
— В коровник! — скомандовал зубник, указывая на низкое каменное строение, откуда доносилось протяжное мычание и ощутимо веяло навозом.
Я с ненавистью взглянул на стоматолога-узурпатора, на железный череп с костями поверх его домашнего халата. Тот давний некромант, наверное, в гробу устал переворачиваться. Ну ничего, браток, мы за тебя отомстим.
— Действуй по плану, Огоньков! — оценив ситуацию, шепнул я товарищу комиссару. — В конце концов, нам с тобой не привыкать с мертвецами сражаться. А я пока расшевелю это мертвое царство…
— Ага, — кивнул Огоньков и, втянув голову в плечи, отбыл по направлению к коровнику, волоча за собою лопату.
— Ну а тебе особое приглашение надо? — нахмурился зубник. — Чего стоишь?
— А чего мне надрываться? — пожал я плечами. — С какой стати? Я и так полдня зубной щеткой твоих солдафонов начищал. По закону, между прочим, каждому гражданину положен восьмичасовой рабочий день и два выходных в неделю. Это уж не говоря об обязательной зарплате, отпускных выплатах и бюллетене!
— Что? — округлил глаза самозванец. — Перечить мне? Властелину мира? Ребята! Взять его!
Скелеты разом отлипли от стен (чего я и добивался) и медленно, но неотвратимо двинулись ко мне. Я мгновенно оказался в плотном кольце врагов. Ох, поскорее бы там Огоньков… Я же и минуту не продержусь в битве с костяными истуканами!
Огоньков, где же ты?! Зубник уже открыл рот — надо думать, для того чтобы отдать приказание.
В следующую секунду из коровника вырвался полный ужаса вопль, вслед за воплем — разъяренное мычание, а потом и сам товарищ комиссар Огоньков вылетел, голый по пояс, размахивающий красным знаменем.
— Что это за… — ахнул зубник, вместо того чтобы скомандовать скелетам: «Взять его!»
Огоньков, не сбавляя скорости, круто повернул, в развороте замахнувшись и швырнув знамя, покрывалом опустившееся на ближних ко мне скелетов, а сам скользнул к стене. Я бы и рад был последовать его примеру, тем более что так и предусматривалось по плану, но вырваться из кольца костяных воинов было невозможно.
— Взять его! — все-таки рявкнул зубник. Десятки костистых рук пронзили тот самый кусок пустого пространства, где секунду назад находилось мое тело. Я прыгнул изо всех сил, как еще никогда, наверное, не прыгал. На мгновение я повис в воздухе, сверху наблюдая, как копошатся подо мной скелеты, а потом сила притяжения неумолимо потянула меня вниз.
Все, что произошло потом, произошло в доли секунды. Не успел я грохнуться на пустые черепа, как из коровника, словно вихрь, метнулся громадный черный бык и, взревев, кинулся на красное знамя.
Бах! Бык пронзил толпу скелетов насквозь! В воздух взвились обломки костей, взвились и посыпались на землю, а я, грохнувшись-таки вниз, внезапно ощутил под собой не каменные плиты, а мускулистое бычье тело.
— Держись, Адольф! — крикнул Огоньков.
Хороший совет. Теперь мне оставалось одно — ни в коем случае не свалиться со спины обезумевшего от ярости быка. Я и держался. Схватился обеими руками за бычьи рога, на которых болталось знамя, и впился коленями в ходуном ходившие бока.
Перед моими глазами завертелся чудовищный калейдоскоп. Кажется, я неприлично визжал и орал, подпрыгивая на бычьей спине. Некрасиво, куда деваться, но пусть тот, кто в подобной ситуации будет способен сохранить ледяное хладнокровие, первым кинет в меня коровью лепешку.
Бычара, пытаясь стряхнуть с рогов ненавистную красную тряпку, ревел и бешеным ледоколом носился по двору. Скелеты так и трещали под его копытами, черепа разлетались на мелкие кусочки от ударов бычьих рогов.
— Ага!!! — восторженно завопил Огоньков, и я увидел, как на арене сражения появились новые действующие лица. Вернее — действующие морды.
Два быка — поменьше того, на котором я сидел, но все равно далеко не карлики — добросовестно принялись вносить свою лепту в правое дело уничтожения армии скелетов, чего они, кстати, совсем не замечали, видя перед собой только раздражающую зрение красную тряпку.
Собственно, это было даже не сражение. Это было тотальное уничтожение. Быки топотали друг за другом по малому пространству двора. Они кружились по двору как ножи в мясорубке. Грохот стоял такой, будто какой-то оголтелый маньяк ломом крушил лавку керамических изделий. Некромант-самозванец застыл на крыльце в своем идиотском домашнем халате, бессильно наблюдая за тем, как его войско в прямом смысле слова разлеталось в прах.
А Огоньков, взобравшийся на стену, размахивал руками и вопил с интонациями завзятого футбольного болельщика:
— Маркс, давай-давай! Бей рогом! Энгельс, куси! Гегель, работай копытами!
А врагов уже не осталось. Только ползал где-то в уголке, слепо тычась в стены, похожий на паучка
