сделана из чистого золота, и стоит килограмм этого деликатеса двадцать пять тысяч долларов. 'Кошмар, я буквально да сутки съела такие деньги, что страшно подумать. Где уж тут поправляться не начнёшь?'.
Но его это не смущало и он, наоборот, с улыбкой говорил, что я наконец-то начала обретать аппетитные формы, и при этом так облизывался, что я заливалась смехом. 'Он похож на кота… Нет на гепарда, или тигра, когда с улыбкой смотрит на меня и рычит, говоря, что так бы меня и съел! Есть в нём что-то от хищника. Особенно когда он в кровати рычит и покусывает меня за грудь или за шею'.
Откинувшись на спинку кресла, я закрыла глаза. 'Он просто мечта. И эта мечта хочет, чтобы я стала его женой и уехала с ним в Америку. Разве мне так может повезти?'.
Ещё в детстве я поняла, что в сказки верить нельзя, и что нет прекрасных принцев, которые приезжают на прекрасном белом коне и спасают принцесс от всех бед. Но сейчас получалось, что есть. 'Правда, мой принц приехал на Феррари и перед этим меня сбил, а потом уже превратил мою жизнь в сказку' — улыбнувшись, я почувствовала, как сердце быстрее забилось в груди. 'Только вот в сказках всегда есть мерзкие ведьмы, которые желают зла влюблённым и стараются их разлучить. У нас вроде с этим всё нормально, и даже родственники Дамиса — Майя и Гера на нашей стороне. Это значит, что злой ведьмы не будет, или она ещё впереди?' — от одной этой мысли мне становилось дурно.
'Пока не появилась ведьма надо цепляться за Дамиса руками, ногами и зубами и соглашаться на замужество, чтобы потом ведьма, которая должна появиться по всем законам жанра, раскрошила себе зубы, от злости, понимая, что уже не может разлучить двух влюблённых и мучилась от изжоги, зная, что у неё ничего не получиться!' — весело подумала я.
'Хотя, плевать на ведьм. Дело в Дамисе. Я люблю его и мне точно никто больше не нужен и дело не в его деньгах. Он отличается от всех, кого я встречала до этого. В нём столько внутренней силы и уверенности, что это просто завораживает. Он всегда точно знает, чего хочет. А ещё в нём есть какая-то мудрость. Но это и странно для меня. Откуда? Ведь ему всего двадцать, а иногда такое впечатление, что не меньше пятидесяти лет, а то и больше' — это было для меня загадкой, и я задумалась, пытаясь найти вопрос на этот ответ.
Иногда, вечерами сидя в кресле, в зале и болтая обо всём на свете, я ловила себя на мысли о том, что Дамис прожил богатую на события на жизнь. Порой он так уверенно и с такими подробностями рассказывал случаи из всемирной истории, что я начинала думать о том, что всё происходило на его глазах. 'Наверное, он очень начитан, и многое знает' — это было для меня единственным объяснением.
И слушая его, я иногда чувствовала себя глупым ребёнком. 'Мне до него ещё учиться и учиться. И это странно. Ведь я далеко не дура, потому что всегда тянулась к знаниям, но мой уровень явно не дотягивает до уровня Дамиса. И при этом он в свои двадцать нигде не учиться, хотя если учесть его уровень интеллекта и богатство его семьи, он может учиться в лучших университетах мира. Почему так?' — ответа на этот вопрос я до сих пор не получила, потому что он всегда отшучивался, говоря, что учебные заведения не для него.
'Но это ещё полдела. Сейчас он предлагает мне не ехать в Питер, в университет, а пропустить год и в следующем году уже приступить к обучению в Америке. Или вообще намекает, что я если я так хочу получить высшее образование, то он сам может со мной заниматься без всяких университетов, а я потом просто сдам всё экстерном и получу диплом. Причём так уверенно говорит, что я могу выбирать любую специализацию, и он в любом случаи меня подготовит, что иногда мне становиться не по себе. Разве может человек в двадцать лет обладать такими знаниями?…. А языки? Он только при мне, по телефону, говорил уже на шести языках… В Дамисе много загадочного для меня, и это меня тревожит' — я вздохнула, до сих пор не зная, что делать со своим обучением…
— Что за тяжелые вздохи, душа моя, — раздался голос над ухом, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности.
— Дамис! Господи, перестань так ко мне подкрадываться каждый раз! Я точно однажды до смерти испугаюсь! — пробормотала я, чувствуя, как сердце бешено колотиться в груди.
— Прости, — он с раскаянием посмотрел на меня. — И поверь, никто не собирается пугать тебя до смерти, а скорее наоборот хочет дать тебе очень долгую жизнь.
Обойдя кресло, он поднял меня и сев, усадил к себе на колени.
— Что читаешь? — взяв книгу, он посмотрел на корешок. — Кафку?
— Эх, не читаю, — с сожалением ответила я. — Начала, но задумалась о жизни, поэтому дальше первых двух страниц не продвинулась.
— Да? И о чём конкретно думала?
— О нас с тобой.
— Надеюсь, хорошее? — он спросил это с улыбкой, но в глубине глаз читалась тревога.
— Хорошее, — нежно ответила я, потому что мне становилось не по себе, когда он так смотрел на меня.
— Моя ты умница, — он весело усмехнулся. — Поцелуй меня.
Наклонившись, я послушно исполнила его просьбу и, припав к губам, начала страстно целовать его.
— Полегче, моя хорошая, — хрипло сказал Дамис, отстраняясь. — Хочу дождаться вечера, когда тебе уже снимут гипс, и тогда по-взрослому можешь целовать меня сколько угодно, а пока не стоит этого делать.
Когда он говорил таким тоном, я чувствовала себя искушённой соблазнительницей и эти ощущения мне настолько нравились, что порой хотелось делать такое, что я заливалась краской. Сейчас был как раз такой момент и, наклонившись к его уху, я ласково проворковала:
— А что будет вечером, знаешь? Знаешь, что я буду сегодня делать? — и посмотрела в его глаза.
— Что? — он заворожённо посмотрел на меня.
— Хочешь это слышать, или предпочитаешь дождаться, пока я тебе покажу?
— Подожду, — прошептал он, не отрывая взгляда от моих глаз, а потом встряхнул головой. — Ты точно ведьма! Иногда кажется, что я выпадаю из реальности, когда ты на меня так смотришь.
— Тогда, я твоя личная ведьма! — весело ответила я.
— Спасибо! — он расплылся в улыбке, и прижал меня к себе, а потом посмотрел на гипс. — Хотя, жаль, что его сегодня снимут. Мне нравится носить тебя на руках и нравится, что ты во мне нуждаешься. Может тебе опять устроить небольшую трещину в берцовой кости, чтобы я продолжал заботиться о тебе?
— Я тебе устрою! — воскликнула я. — Быстро неси меня в машину, чтобы я избавилась от этой костяной ноги!
Он вздохнул и, улыбнувшись, поднялся с кресла, а через час мы уже выходили из больницы. Гипс мне сняли, а вместо костылей вручили палочку, и это было вдвойне унизительно. Нога смотрелась ужасно. Во- первых, за время пока она была в гипсе, мышцы как-то уменьшились в размере, и это смотрелось отвратительно. Одна нога была нормальной, а вторая — какой-то излишне тоненькой. А во вторых — пока мы были на море и за прошедшее время, я успела загореть, и когда сняли гипс, оказалось, что одна нога нормально цвета, а второго — какого-то отвратительно белого цвета. 'Господи, как у покойника. И что теперь делать? Сидеть возле окна, выставив одну ногу на солнце, а вторую прятать, чтобы они смотрелись одинаково?'. Но это было полбеды — больше всего смущало то, что я шла рядом с Дамисом, опираясь на палочку, и кожей чувствовала, какие взгляды на нас бросаю прохожие. 'Наверное, думаю — что может такой красавец найти в таком чудовище, как я?' — от этого становилось ещё хуже и, глядя себе под ноги, я старалась не смотреть по сторонам.
— Тебе больно идти? — заботливо спросил Дамис, поддерживая меня за локоть.
— Нет.
— А почему ты тогда так сопишь? — с улыбкой спросил он, и я рассмеялась, поняв, что действительно соплю, как паровоз.
— Просто ноги разные, а всем больше делать нечего, кроме как нас рассматривать.
— Пусть рассматривают, — бесшабашно ответил он. — Не обращай на это внимания. Лучше скажи, что ты хочешь получить в честь того, что избавилась от гипса — кольцо с серьгами или что-то посущественнее?
— Посущественнее, — твёрдо ответила я. — Тебя.
