вечернюю газету.
Он смотрел прямо на Мориарти.
— Главный следователь Уэст?
— Я — Уэст, — сказал Роджер. — Очень любезно с вашей стороны, сэр, что вы нашли для нас время.
— Я ждал вашего визита, увидев это, — сказал Понт. У него был очень ясный, высокий голос. Он указал на газетную фотографию «Джона Смита» и продолжил: — Боюсь, что здесь рецидив, как это ни грустно. Молодой человек является моим пациентом, добровольным пациентом, который обратился ко мне, вполне сознавая свою антисоциальную направленность. Мне казалось, ему идет на пользу наше общение, поэтому я просто потрясен происшедшим. Тем не менее я убежден, что это лишь временное отступление и что правильное лечение поможет ему преодолеть болезнь. Однако… — Понт словно читал лекцию, явно желая предварить их вопросы своими объяснениями, — для него будет совершенно невозможным правильное лечение в тюрьме. Его ни в коем случае нельзя содержать под арестом. Можно ли отменить это решение? Я, конечно, в этом случае поручился бы за него, внеся в залог какую-то разумную сумму.
Глава девятая
СПИСОК ЧЛЕНОВ КЛУБА
Понт не сделал ни одного движения во время своего монолога, ни одной паузы между фразами. Голос звучал пронзительно, на высоких тонах. Создавалось впечатление, что ему и в голову не приходит мысль о том, что кто-то может не согласиться или оспорить его слова.
— Это дело суда, сэр, — вставил, наконец, Роджер.
— Ну, полно! Влияние полиции…
— Осгуд находится в ведении суда, а не полиции, — твердо произнес Роджер. — Если вы сможете убедить суд, что содержание под арестом опасно для здоровья этого человека, я уверен, они постараются помочь. А он уже давно ваш пациент?
— Около года, чуть больше.
— Когда он пришел к вам…
— Когда он пришел ко мне, он был членом одной из тех опасных ист-эндских группировок. Это позор для нашего общества, что в нем процветают такие банды. Я не могу отделаться от мысли, что, если бы полиция… э-э… располагала большими возможностями, она бы обуздала эти хулиганские группировки. Осгуда привел ко мне его приятель, которому здесь очень помогли. Как же огорчителен этот срыв!
— На каком виде антисоциальной деятельности специализировалась та группировка? — спросил Роджер.
— На всех. Вам-то уж, я думаю, не нужно объяснять, до чего они дошли. Все виды правонарушений, от угона автомобилей до преступлений сексуального характера…
— Что вы имеете в виду?…
— Мой дорогой следователь, мне ли вам рассказывать, что такое преступления на сексуальной почве?
— Эти преступления разнообразны, — возразил Роджер, — от оскорбления до изнасилования, от непристойного поведения до принуждения к гомосексуальным контактам. И когда высказывается частное мнение об этом, мне всегда интересно, что именно имеется в виду. Много ли среди ваших пациентов молодых людей с извращенными наклонностями?
— Но послушайте…
— Вот-вот. Не думаю, что мне следует учить вас вашему делу, сэр.
— И я не думаю.
— Полагаю, вы тоже могли бы предоставить мое дело мне и просто ответить на вопросы, — холодно произнес Роджер.
Понт отступил назад, нахмурился. Роджер обратил внимание на его руки, поднятые до уровня груди, — удивительно маленькие, красивой формы. Неожиданно Понт улыбнулся совершенно естественным и непринужденным образом:
— Вы очень откровенны.
— Надеюсь, и вы тоже будете откровенны.
— Конечно, учтите лишь, что я должен охранять интересы своих пациентов.
— Сколько еще у вас пациентов с такими же особенностями, как Осгуд? — спросил Роджер и добавил с зажегшимся в глазах огоньком: — Или, скорее, так: есть ли у вас не такие?
— О, конечно, есть! Молодые люди не обязательно должны страдать сексуальными расстройствами. Фактически, многие мои пациенты жалуются не на эти нарушения, а на всевластие родителей или близких друзей или, если они состоят в браке, тиранию мужа или жены. Но из ста семи клиентов, с которыми я общаюсь постоянно, десять-двенадцать — но не более двадцати — имеют, пожалуй, те же характеристики, что и Осгуд, так же склонны поддаваться чужому влиянию.
— Какому именно влиянию?
— Они… — Понт замолчал в сомнении, потом нахмурился, поднял брови так, что лоб его прорезали глубокие морщины. — Они не переносят никаких публичных проявлений любви, сексуальных отношений. На удивление, значительное количество людей — молодых, среднего возраста и пожилых — находят эти проявления оскорбительными, неприличными. Я мало чем могу помочь людям немолодым, их взгляды уже сложились, но юным… На них, несомненно, повлияли впечатления раннего детства, слишком откровенные, несдержанные проявления сексуальности у родителей. Осгуд, например, жил в одной комнате с родителями и двумя младшими братьями и… э… не всегда спал, когда на это рассчитывали. Однако главная причина, основная база для отклонений среди моих пациентов — в злоупотреблении властью, в господстве одного человека над другим. Часто это достигается и может достигаться посредством сексуального влияния или сексуальной привлекательности, а может просто быть результатом психологического подавления сильной личностью личности более слабой. В преступных группировках, как вы знаете, лидер обычно доминирует над остальными. Вначале он устанавливает и осуществляет свою власть благодаря силе характера и способности к лидерству, но в конечном счете приходит к устрашению. Жертва боится действовать самостоятельно, потому что, во-первых, утрачивает чувство уверенности в себе и, во-вторых, подчинена и порабощена страхом перед лидером или другими членами группировки. — Понт немного помолчал. — Надеюсь, вам не показалось, что я узурпирую какую-то функцию полиции, когда пытаюсь помочь молодым людям, попавшим под такое влияние?
— Ни в коем случае. Все, что можете сделать вы или кто-то другой, чтобы разрушить влияние этих группировок, мы только приветствуем.
— Поймите меня правильно. Влияние группы или банды на сексуальную жизнь незначительно. Оно сильнее проявляется в других отношениях. У некоторых народов — у немцев, например, при Гитлере, у русских при Сталине, у египтян при Насере — это случаи политического господства и подчинения. Но психологическое подавление одного человека другим — родителем, другом, любовником, начальником — также причина многих социальных проблем, а следовательно, и ваших, криминальных, мистер Уэст. Поскольку угнетаемый человек, стараясь сбросить оковы, нередко восстает против общества и совершает преступление. Как видите, наша деятельность — и моя, и ваша — во многом совпадают.
— Да, — согласился Роджер, весело улыбаясь, потому что все это ему очень понравилось. — Знакомы ли вам эти люди, мистер Понт?
Мориарти протянул фотографии жертв последней ночи, развернув их веером, словно карты. Понт рассмотрел их одну за другой, качая время от времени головой, пока не дошел до последней — Энтони Уайнрайта. Он изменился в лице, губы плотно сжались, выражая крайнюю степень неприязни.
— Уайнрайт, — сказал он. — Он что, тоже причастен к этим малоприятным событиям последней ночи?
— Да.
