добавленной стоимостью.
Почему же мы так боялись сложностей с урегулированием экономических законодательств, кредитно-денежной политики? Мне иногда говорили — ты спекулируешь на местном русскоязычном населении. Но о нем действительно в те годы забыли.
В середине 1993 года, когда мы вводили российский рубль, B.C. Черномырдин поехал в Ташкент к Каримову и взял меня с собой. Мы тогда убеждали лидера Узбекистана в том, что ему не нужно вводить свою валюту, что выгоднее использовать общую денежную единицу. Кстати, это одна из немногих республик, делавших прямой вклад в золотовалютные запасы Советского Союза. При добыче урана Узбекистан ежегодно добывал дополнительно 40 тонн золота и передавал его в общую копилку, и вот в 1991 году золото впервые в Москву не было поставлено.
У меня был тогда разговор с Каримовым: «Если вы меня заставите ввести национальную валюту (а она уже была напечатана), то я ее введу, но это будет в каком-то смысле сигналом для русскоязычного населения — пора уходить».
После ввода новых рублей к нам приехал мой узбекский коллега Файзулла Мулладжанов. Было решено, что часть объема российского госкредита на 1993 год, предоставляемого в соответствии с межправительственным соглашением, подписанным в Москве 21 мая 1993 года, — 50 млрд рублей — будет предоставлена Узбекистану в виде наличных российских рублей в купюрах 1993 года. Но это был единственный случай поддержки соседей. За него Федоров требовал меня наказать. Хотя межправительственное соглашение было подписано с российской стороны самим Борисом Федоровым[16].
7 августа в Москве встретились президенты России, Казахстана и Узбекистана, пытавшиеся ускорить процесс формирования «восточного» крыла Экономического союза. Было принято совместное решение о необходимости создания коллективной денежной системы, основанной на использовании российского рубля.
Мы не сидели сложа руки. В сентябре я подписал приказ об образовании при ЦБ рабочей комиссии, которая занялась объединением денежных систем России, Белоруссии, Казахстана, Узбекистана, Таджикистана и Армении. Комиссия согласовывала действующие на территории всех этих государств банковские и законодательные акты, изучала консолидированные балансы объединяющихся банковских систем. Специально созданную для этого комиссию с участием руководителей практически всех департаментов ЦБ возглавили зампреды А.В. Войлуков и В.И. Соловов.
Уже через месяц в присутствии Виктора Степановича Черномырдина был подписан протокол «заседания двусторонней российско-казахстанской комиссии по обеспечению практических мер по выполнению межправительственного Соглашения об объединении денежных систем». Мы решили, что принципиальные расхождения между основами кредитно-денежного регулирования в России и Казахстане отсутствуют, комиссия сделала вывод, что препятствия для принятия решения об объединении денежных систем отсутствуют. Казахский парламент тут же ратифицировал это двустороннее Соглашение.
Однако уже 3 ноября после встречи премьер-министров России и Казахстана было официально объявлено, что никакого быстрого объединения денежных систем двух республик не предполагается и Казахстан будет вводить свою национальную валюту. Российскому Минфину удалось доказать преждевременность рублевого союза. Как оказалось, Н. Назарбаев к тому моменту свой тенге уже фактически ввел.
Я после этого сообщения дал пресс-конференцию и заявил, что с точки зрения специалиста считаю, что со своей собственной валютой России легче будет проводить реформы. Но как гражданин считаю все происходящее с рублем — близорукой политикой, потерей завоеванного.
Сразу за Казахстаном свою денежную единицу ввел Узбекистан. В «рублевой зоне нового типа» остался один лишь Таджикистан.
В апреле 1994 года мы с премьер-министрами России и Белоруссии — B.C. Черномырдиным и В.Ф. Кебичем — подписали договор об объединении денежных систем двух стран. Договорились, что отныне кредитно-денежная политика на российско-белорусском финансовом пространстве будет определяться одним органом — Центральным банком России. Объединение должно было пройти в два этапа: с 1 мая 1994 года снимались таможенные пошлины в торговле, отменялась плата за транзит российских грузов на территории Белоруссии, Россия начинала бесплатно арендовать белорусские объекты стратегических вооруженных сил, затем должен был начаться обмен белорусских дензнаков, «зайчиков», на рубли по курсу 1:1.
Председатель Национального банка Белоруссии С.А. Богданкевич договор не подписал — у него было много к нему претензий. Я тоже указывал на то, что пока Белоруссия не имеет правовой базы, адекватной объединенной денежной системе, необходимо, чтобы в белорусской конституции Национальный банк не фигурировал как самостоятельное юридическое лицо. Белоруссия должна была внести соответствующие изменения в конституцию республики. Сделать это можно было только через референдум.
3 июля в Минске был подписан протокол к договору об объединении денежных систем России и Белоруссии, в нем говорилось, что порядок эмиссии Центральным банком РФ на территории Белоруссии через Национальный банк РБ будет определен до конца июля и в эти же сроки будет разработан порядок обмена «зайчиков» на российские рубли. Заместитель госсекретаря Белоруссии по делам СНГ Геннадий Козлов заявил: «В августе мы уже будем жить с российскими рублями».
Но на выборах в Белоруссии, как известно, победил Лукашенко…
…Больно тема какая-то склизкая, ох, не марксистская, брат, не марксистская.
После назначения главой правительства B.C. Черномырдина наши отношения с исполнительной властью стали меняться. Весной 1993-го Центральный банк и Минфин даже подписали соглашение о совместном проведении антиинфляционной политики.
Однако недолго длился медовый месяц…
В начале весны ко мне приехал первый замминистра финансов Андрей Вавилов и попросил выделить денег для расчетов с МВД. На счетах Минфина средств в то время не было. Я объяснил ему, что это не проблема, но требуется письмо от министра с просьбой выделить энную сумму на покрытие внутриквартального разрыва. Тем более просили они немного — несколько миллионов рублей. С Вавиловым мы договорились, что он в тот же день к трем часам придет с письмом и получит деньги на свой (Минфина) счет.
Я сделал соответствующее поручение и с чувством исполненного долга (или еще в таких случаях говорят, «с чистой совестью») пошел с приехавшим из Лондона председателем Моснарбанка Александром Семикозом на ланч. Мы выбрали симпатичный ресторан рядом с Московским художественным театром, тем более что до него было легко добраться пешком.
В связи с тем, что опаздывал, я взял машину. Подъезжаю к Камергерскому переулку, нарушая немного правила, въезжаю в пешеходную зону, и тут звонит первый заместитель председателя Совета министров В.Ф. Шумейко, интересуется, как насчет денег. Я объясняю, что все вопросы решены и я жду Вавилова с письмом. Этот ответ Владимира Филипповича удовлетворил. Я спускаюсь в ресторан (он находился в подвальном помещении и мобильный телефон там не брал), мы сделали заказ, выпили по рюмке, к нам подбегает директор заведения. Видно, что взволнован. Спрашивает: «Вы Геращенко?» Я отвечаю: «Да!» — «Вас Ельцин к телефону вызывает!» Нашли меня через водителя машины.
«Виктор Владимирович, — обращается ко мне президент, — тут такая проблема, очень деньги нужны!» Я опять начинаю объяснять, что вопрос решен, придет Вавилов с письмом, деньги получит, не беспокоитесь. «Ну хорошо!» — говорит Ельцин и на этом разговор заканчивается. Но не сама история!
Вечером я иду на коктейль, затем на ужин. Часов около двенадцати заждавшаяся дома жена меня спрашивает: «Вить, что случилось?»
Оказывается, вечером Борис Николаевич в Большом театре встречался с деятелями искусств, делился своими заботами о творческой интеллигенции, жаловался, что денег у государства нет, поэтому и не
