Корсак уселся на деревянную лавку, с трудом втиснув свой объемистый живот в узкое пространство. Впрочем, при всей свой грузности он все равно выглядел стройнее, чем в августе, когда они вместе расследовали серию убийств. Глядя на него сейчас, Риццоли не могла не вспоминать то лето. Жужжание мух в зарослях деревьев; кошмарные находки в лесу. Она до сих пор вспоминала тот месяц, когда двое убийц объединились, чтобы воплотить в жизнь свои жуткие фантазии. Корсак был одним из немногих, кто знал, как это дело коснулось лично ее. Они вместе сражались с монстрами и выжили, и теперь между ними существовала незримая связь.
И все-таки было в Корсаке что-то такое, что ее отталкивало.
Риццоли смотрела, как он пьет эль, как фыркает, сдувая пену. Ее опять поразило его сходство с обезьяной. Тяжелые брови, толстый нос, жесткая черная растительность на руках. И ходил он как-то по- обезьяньи: ссутулившись, покачивая толстыми руками — вылитый примат. Она знала, что в семье у него полный разлад и что после выхода на пенсию он остался один. Глядя на него сейчас, Джейн испытывала чувство вины, ведь он оставил несколько сообщений на ее автоответчике, приглашал пообедать, а она, вечно занятая, не удосужилась перезвонить.
Подошла официантка и спросила, узнав Риццоли:
— Вам как обычно, «Сэм Адамс», детектив?
Риццоли посмотрела на стакан Корсака. Потом перешла взгляд на его залитую пивом рубашку.
— О нет, — ответила она. — Просто колу.
— Вы готовы сделать заказ?
Риццоли открыла меню. К пиву ее желудок сегодня не был готов, а вот голод она испытывала зверский.
— Я съем салат шеф-повара, только соуса побольше, рыбу и чипсы. И на гарнир — жареный лук кольцами. Вы не могли бы принести все сразу? Да, и еще: можно двойную порцию масла для рогаликов?
Корсак расхохотался.
— Не лопни, Риццоли.
— Я очень голодна.
— Знаешь, что делает с артериями вся эта жареная дребедень?
— Знаю. Значит, тебе не достанутся мои луковые кольца.
Официантка взглянула на Корсака.
— А что для вас, сэр?
— Отварной лосось без масла. И салат с французским соусом.
Когда официантка ушла, Риццоли скептически посмотрела на Корсака.
— С каких это пор ты начал есть отварную рыбу? — спросила она.
— С тех пор, как большой дядя — тот, что наверху, — сделал мне такое внушение.
— Ты действительно так питаешься? Это не показуха?
— Уже сбросил десять фунтов. И это при том, что я бросил курить, так что, знаешь, это реальная потеря веса. А не просто за счет воды. — Он откинулся на спинку скамьи, весьма довольный собой. — Я теперь даже занимаюсь на беговой дорожке.
— Шутишь.
— Записался в клуб здоровья. Тренирую сердечную мышцу. Ну, все время измеряю пульс, как положено по программе. Чувствую себя лет на десять моложе.
И выглядишь лет на десять моложе — возможно, он набивался на такой комплимент с ее стороны, но она этого не сказала, потому что это было неправдой.
— Десять фунтов. Повезло, — сказала она.
— Мне бы только удержаться в этом весе.
— Ну, а что же ты тогда пиво пьешь?
— Алкоголь — это нормально, ты что, не слышала? Последнее слово в науке, печатали в журнале по медицине. Бокал красного вина полезен для сердца. — Он кивнул на колу, которую официантка поставила перед Риццоли. — Что это ты перешла на колу? Помнится, ты всегда пила «Адамс».
Она пожала плечами.
— Сегодня не хочется.
— Здоровье в порядке?
«Нет, не в порядке. Я залетела и теперь даже пива не могу выпить, чтобы не блевануть».
— Работы много. — Вот и все, что она сказала.
— Да, я слышал. Что там с монашками?
— Пока еще не знаем.
— Я слышал, одна из них родила.
— Где ты слышал?
— Сама знаешь. Болтают вокруг.
— Что еще ты слышал?
— Что вы вытащили младенца из пруда.
Да, утечка информации неизбежна. Полицейские обменивались друг с другом новостями. Разговаривали со своими женами. Она подумала обо всех, кто был в тот день на пруду: водолазах, санитарах морга, экспертах-криминалистах. Кто-то не удержался и сболтнул, и вот даже отставной полицейский из Ньютона в курсе дела. Она с ужасом ожидала, что же напишут утренние газеты. Убийство и без того было интригующим для публики, а теперь к нему примешивался и запретный секс, так что сюжет был достоин первых полос и теленовостей.
Официантка принесла еду. Заказ Риццоли занял почти весь стол, будто его накрыли для семейного торжества. Дорвавшись до еды, она так набросилась на горячий картофель-фри, что обожгла рот, и ей пришлось срочно запивать холодной колой.
Корсак, хотя и осуждал жареную пищу, печально посматривал на кольца лука. Потом он перевел взгляд на свою отварную рыбу, вздохнул и взялся за вилку.
— Хочешь колечек? — предложила она.
— Нет, спасибо. Говорю же, я как будто заново родился. Этот инфаркт, наверное, был лучшим событием в моей жизни.
— Ты серьезно?
— Да. Я худею. Бросил курить. Знаешь, я думаю, чем черт не шутит — может, и лысина исчезнет? — Он наклонил голову так, чтобы она могла увидеть его голую маковку.
«Если его голова и изменилась, то скорее внутренне, а не внешне», — подумала Риццоли.
— Да, я стал другим, — подытожил он.
Корсак замолчал и сосредоточился на лососе, который, казалось, с трудом лез ему в горло. Риццоли из жалости подтолкнула к нему тарелку с луковыми кольцами.
Он поднял голову, но посмотрел не на еду, а на нее.
— У меня и дома перемены.
Ей вдруг стало неуютно. Судя по его тону и взгляду, он собирался изливать ей душу. Джейн совершенно не хотелось вдаваться в подробности чужой семейной жизни, но она видела, что ему нужно выговориться.
— Что дома? — спросила она, уже догадываясь, что сейчас услышит.
— Мы с Дианой… ну, ты знаешь, что у нас было. Ты же видела ее.
Риццоли впервые увидела Диану в больнице, когда Корсак проходил реабилитацию после инфаркта. При первой встрече она обратила внимание на замедленную речь Дианы и ее стеклянные глаза. Женщина была ходячей аптечкой — напичканная валиумом, кодеином и всем, что ей удавалось выпросить у врачей. Это была давняя проблема, как говорил Корсак, но все равно оставался при жене, поскольку считал, что только так должен поступать мужчина.
— Как Диана? — спросила она.
— Все так же. Все с той же дурью.
— Ты сказал, у вас что-то изменилось.
— Да, так и есть. Я ушел от нее.
