называемой 'либерально-реформистской' номенклатурой и ведомыми ею псевдодемократическими движениями тезиса об оккупации Прибалтики СССР в ходе обсуждения закрытых протоколов к пакту Молотова-Риббентропа.
При этом вряд ли целесообразно сегодня сводить весь многоуровневый процесс к 'зловещей фигуре серого кардинала перестройки А.Н.Яковлева', – поскольку Верховный Совет СССР, осудивший пакт Молотова-Риббентропа, не был 'детским садиком', находящимся под абсолютным контролем кремлевского 'воспитателя'. В этом высшем представительном органе страны 'демократы' не составляли большинства, а анализ его состава – исключает гипотезу о всеобъемлющей наивности, якобы внезапно поразившей высшую номенклатуру сверхдержавы. Добавим к этому и то, что представительная власть СССР была хорошо осведомлена о том, кто и почему напряженно ждет осуждения пакта Молотова-Риббентропа как сигнала к активным действиям.
Результатом обсуждения и осуждения пакта стало почти легальное создание и обучение литовских националистических боевых групп, откровенно нацеленных на террор в адрес институтов советской власти и русскоязычного населения. Этим была спровоцирована встречная активность местных коммунистов и русских, требовавших от Центра восстановления законности, и создана ситуация политико-идеологического противостояния, ставшая основанием для решения Москвы о введении чрезвычайного положения и взятии под контроль армии ключевых объектов Вильнюса, и в том числе телебашни.
В ходе силовой акции часть спецструктур СССР явно 'играла на две руки', обеспечивая провал данной акции передачей сведений об операции Ландсбергису и штабу 'Саюдиса'. С другой 'стороны' спецтеррористическую игру, и в том числе обучение террористов, изготовление бутылок с зажигательной смесью, подготовку пропагандистских выступлений СМИ и даже доставку на автобусах к месту событий молодежной 'массовки', – планировали и обеспечивали представители спецслужб США и ФРГ. В данном случае, руководствуясь официальной позицией администрации США и Европарламента о 'непризнании советской оккупации Прибалтики', некоторые из таких 'советников' и 'тренеров' не сочли нужным скрывать эти факты и позже с гордостью опубликовали описания своих 'подвигов' в западной и прибалтийской прессе.
Итогом указанной спецтеррористической акции и инсценировки 'кровавых событий', рассчитанным образом проиллюстрированных в прибалтийских, советских и мировых СМИ – стал горячо поддержанный 'мировым сообществом' выход республик Прибалтики из СССР.
Во всех регионах СНГ, от Киргизии до Молдавии и Прибалтики, спецтерроризм практически мгновенно интернационализовался и оседлал организованную преступность с ключевыми сферами криминального бизнеса. Так, по ряду сообщений, сегодняшние наркопотоки из Пакистана и Афганистана через Киргизию и Таджикистан обеспечивают и контролируют, совместно с полевыми командирами террористических групп и лидерами исламских сект, бывшие(???) офицеры ЦРУ и КГБ.
Данные из различных независимых источников указывают на включенность большинства отрядов непримиримой исламской оппозиции и определенной части правительственных войск Таджикистана в наркобизнес как в смысле контроля плантаций, так и в смысле транспорта наркотиков в Европу и Америку.
Западная пресса давно открыто пишет о том, что значительная часть боевых террористических отрядов типа 'Кайтселийт', созданных в Прибалтике под руководством и контролем спецслужб якобы для 'охраны края' и борьбы с 'советской угрозой', полностью переключилась на криминальную деятельность, главными сферами которой оказались наркотики, контрабанда нефтепродуктов и металлов из России, контроль банковских операций, рэкет и т.д.. В тех же сообщениях указывается, что эти отряды уже установили плотные 'деловые контакты' с криминальными группами в Польше, Финляндии, Чехии, Германии и Латинской Америке.
Специалисты по борьбе с наркотиками из Киргизии, Узбекистана, Казахстана утверждают, что их усилия по противодействию выращиванию и переработке мака и конопли нередко блокируются встречными, в том числе боевыми, акциями наркобанд, хорошо осведомленных о конкретных планах государственных 'антинаркотических' ведомств. То есть – блокируются наличием наркотеррористической агентуры в спецслужбах.
Часть 5.
Чеченский терроризм
Главным центром политического и криминального терроризма на территории России уже несколько лет является Чечня.
Как уже упоминалось, в силу исторической специфики региона горные районы Северного Кавказа много веков служили питательной средой своеобразного, освященного родовым обычным правом абречества. На эту традицию наложились и исторические войны середины нашего тысячелетия, и период экспансии России на Кавказ.
Помимо хорошо освещенной в прессе истории русско-чеченского противостояния в прошлом веке и последующих 'исторических обид' с высылкой чеченцев с Кавказа во время войны, очень существенным фактором становления современного чеченского терроризма оказался внутричеченский конфликт, связанный с борьбой за тейпово-клановое доминирование после возвращения в Чечню значительных масс депортированных.
В этом конфликте 'обиженные', преимущественно относящиеся к горной Чечне, кланы оказались не в состоянии произвести перераспределение сложившегося баланса власти и собственности в свою пользу своими силами и политическими методами, и 'обратились за помощью'. Такая помощь была незамедлительно предложена частью чеченской диаспоры, связанной с ближневосточным исламским терроризмом и со спецслужбами Турции, Иордании, Саудовской Аравии, Пакистана, а также яростными радетелями 'чеченской независимости' из Прибалтики, и в первую очередь Литвы и Эстонии, подключенными к спецслужбам США и Германии.
В предыдущих докладах мы уже обсуждали задачи, возложенные на чеченский процесс внешними спецтерминалами управления. Здесь лишь напомним главные из них:
– инициирование процессов развала СССР и России;
– дестабилизация и отрыв из сферы влияния России Кавказа и Закавказья;
– блокирование возможности проведения магистрального нефтепровода из каспийского региона через Северный Кавказ в Новороссийск.
Поскольку стратегические политические цели ряда внешних государственных субъектов (развал СССР и России) и долгосрочные экономические интересы крупных ТНК (контроль за транспортом и переработкой прикаспийской нефти) в данном случае совпадали с тактическими целями борьбы некоторых корпоративных групп за власть в Москве, упомянутая выше 'помощь' довольно долгое время поступала в Чечню почти беспрепятственно и сформировала крупнейшую интернациональную спецтерроросреду. Главным признаком, отличающим данное явление от всех аналогичных процессов, оказалась институциализация этой спецтерроросреды в формате квазигосударственности.
Не вдаваясь в обсуждение деталей и динамики процесса институциализации 'Республики Ичкерия', отметим лишь, что, во-первых, ее появление было бы невозможно вне упомянутой выше 'помощи' внешних субъектов и московских властных групп и что, во-вторых, само явление институциализации обязано своими корнями исходно недостаточно внятному, этнически небезусловному и политически размытому в процессе перестройки территориально-административному делению СССР и РСФСР.
Только благодаря указанным факторам режим Дудаева смог получить немалый объем политической легитимности и, по сути, превратить Чечню в своего рода 'пиратское королевство', в плацдарм терроро- политической и терроро-экономической экспансии не только на сопредельные северокавказские регионы, но и, скажем прямо, на всю Россию и, в перспективе, на весь мир.
Начиная с первых шагов становления, данный режим открыто предъявил терроризм как краеугольный камень квазигосударственной политики. Не будем напоминать такие хорошо известные факты, как старый захват Басаевым заложников в Минводах или 'самороспуск' Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР боевиками Дудаева путем выбрасывания депутатов за ноги из окон здания. Не будем напоминать обстоятельства окончательного утверждения власти Дудаева 5 июня 1993г., когда разгон самоизбравшимся президентом парламента, избиркома и конституционного суда завершился бойней на центральной площади
