рта были опущены, под глазами залегли глубокие круга. При мысли о том, какие мучения должен был терпеть этот человек, у Шестэна сжалось сердце. Две души сосуществовали в теле короля Харонии. Одна была целиком во власти Желчи, другая оживала только под воздействием Черных Терний. Невозможно было представить, какую жестокую внутреннюю борьбу претерпевал этот человек всякий раз, когда снадобье прогоняло Желчь и позволяло ему вернуть свои воспоминания, вновь стать Грезелем-фениксийцем…
Ему, которого Волны создали на заре их самопожертвования, с тем чтобы в один прекрасный день он послужил делу своего собственного сына.
Глубокая тишина опустилась на монастырский сад. Священнослужители были неподвижны в своих сердоликовых креслах, и глаза их были закрыты. Позади них молодые монахи почтительно созерцали парящий силуэт Грезеля. Когда первый Каладр взял слово, скриптор даже не осознал, что его рука уже водит пером по пергаменту. У него не было ни секунды передышки, чтобы сосредоточиться на своей работе или хотя бы убедиться в том, что буквы написаны разборчиво. Необходимо было все внимание направить на Каладров, на каждое слово, слетавшее с их длинного перламутрового клюва. Все говорили одновременно, и именно он, скриптор обители, должен был понять и записать с наибольшей точностью, какая только возможна, этот кажущийся хаотическим концерт.
– Грезель боится.
– Вы чувствуете его страх?
– Я его чувствую.
– Да, это страх.
– И усталость тоже.
– Одиночество в особенности.
– Одиночество питает его страх.
Фениксиец пока не был в состоянии передать сообщение.
Путешествие до монастыря притупило его рассудок, и отцы настоятели пользовались этой скрытой возможностью поставить точный диагноз его психического состояния. Шестэн был смущен этим строгим обследованием, но знал, насколько оно важно. Тончайшая нить, соединявшая Грезеля с монастырем, могла быть использована Харонией, чтобы получить доступ в Каладрию. Ри каждом контакте необходимо было убедиться, что кто еще не обнаружил фениксийца и что в тайнике его сознания не прячется Темная Тропа.
– Тоска.
– Я ее тоже вижу. Она его душит.
– Это, возможно, король?
Шестэна на миг охватило сомнение. Теоретически ему следовало дождаться ответа, прежде чем решить, что слово «король» означает черную душу Грезеля. Уступив своей интуиции, он так и записал.
– Да. Король нашел превосходный способ добраться до Янузля.
– Можем ли мы узнать об этом больше?
– Слишком глубоко упрятано.
– Но тоска очевидна, и она опасна.
– Грезель боится короля. Страх, что он уже не сможет его опередить.
– Надо будет успокоить и ободрить его.
– Это настоятельная необходимость.
– Вы видите мэтра Сокола?
– Уточните, я ничего не вижу.
– Этот человек занимает его мысли.
– Опасен?
– Нет, он видит в нем надежду.
– В таком случае он сам расскажет нам о нем. Отложите эту мысль.
На короткое время установилась тишина, пока отцы, подгоняемые временем, перекапывали глубины сознания Грезеля. Надо было успеть, пока он не проснется. Как только он овладеет своими мыслями, это обследование может его ранить.
– Меланхолия?
– Да, и я ее вижу.
– Смутная, но вполне реальная. Очень опасна.
– Уточните.
– Она толкает его к забвению.
– Забвению?
Шестэн заметил, что некоторые из отцов настоятелей зашевелились в своих креслах. Было очевидно, что обнаруженное чувство очень обеспокоило их.
– Желчь насторожилась. Желчь задается вопросом о его исчезновениях.
– И внушает ему меланхолию.
