слуги? Раз ее это беспокоит, стало быть, для нее еще не все потеряно, есть еще последняя надежда. Она не погибла.
Но в этот день она чувствовала себя потерянной. Настолько потерянной, что оставила веселую домашнюю вечеринку в загородном доме Киммелей на день раньше положенного и вернулась домой на поезде. «Мне нехорошо, я больна», – сказала она Бену второй раз за восемь дней, однако он на этот раз отказался вернуться вместе с ней: провести выходные в Таксидо-парке, то есть в том месте, где бывают люди, подобные Уильяму Уитни или Хорасу Дювину с супругой, – нет, такую возможность Бен упустить не мог ни в коем случае, а уж тем более ради своей жены. Он, вероятно, бросил бы ее даже на смертном одре, лишь бы остаться в Таксидо-парке.
К тому же он был отнюдь не глуп, Сара не сомневалась, что он догадался: ее болезнь всего лишь предлог. На самом деле она не была больна, хотя действительно чувствовала себя плохо. Она была без сил. Она разваливалась на части. Она больше не могла притворяться.
По уснувшему дому прокатился звук, в котором она узнала стук захлопывающейся наружной двери. Сара твердо помнила, как сама заперла ее по возвращении домой. Должно быть, это Бен вернулся и открыл своим собственным ключом. Но зачем ему возвращаться так поздно?
Сара села на диване. Голова у нее гудела, она никак не могла решить, стоит ли пойти и встретить его. Какой в этом смысл? Он лишь заставит ее объяснять, почему она так странно себя ведет, почему заснула внизу, не раздеваясь. Ответов на все эти вопросы у нее не было. Лучше с ним не встречаться.
Но вот до нее донесся негромкий женский смех, потом в холле послышалась тяжелая мужская поступь. Сара встала, хотя ноги плохо ее слушались. Шаги приближались. А вот и частые женские шажки на высоких каблуках вслед за ними. Дверь в гостиную не была заперта; она открылась, и на пороге возникли две темные тени. Сара застыла на месте, словно оледенела. Тем временем пара вдверях слилась в единый и неразличимый черный силуэт. В ночной тишине шуршание одежды, трущейся об одежду, показалось ей очень громким и каким-то непристойным. Она прижала обе руки ко рту, когда узнала грудной, урчащий женский голос. Не в силах произнести ни слова, она наклонилась к столику и зажгла стоявшую на нем электрическую лампу.
Наташа завизжала. Но это была лишь половина кошмара, потому что Сара увидела, что пришедший с ней мужчина – не Бен. Это был незнакомец с черными волосами и белым лицом. Рот у него открылся от неожиданности. Они оба были в вечерних туалетах, причем Наташа вырядилась в темно-синий шелковый плащ Сары, который она надевала в оперу, и в ее новое, совсем недавно сшитое муаровое платье малинового цвета, уже расстегнутое на груди.
Целых полминуты никто не отваживался заговорить. Наконец черноволосый мужчина откашлялся и предпринял довольно-таки трогательную при сложившихся обстоятельствах попытку очаровать Сару своей улыбкой.
– Madame, je suis navre, desole! [27] Мне ужасно неловко. Наверное, мне следует уйти, qui? [28]
– Да.
Наташа рывком схватила его за руку; на секунду Саре показалось, что она попытается его удержать. Но он отпрянул, и она отпустила его руку. Мужчина отвесил насмешливый поклон, ухитрившись с величайшей ловкостью адресовать его обеим женщинам одновременно, пробормотал нечто неразборчивое, но многозначительное, обращаясь к Наташе, и выскользнул из гостиной. Минуту спустя они услышали, как открылась и вновь закрылась входная дверь.
Еще одна минута прошла в молчании. Догадавшись, наконец, что Наташа не собирается давать объяснения, Сара беспомощно всплеснула руками.
– Где ты была?
– В опере, разве не ясно?
Она небрежно бросила плащ Сары на спинку кресла и принялась нарочито неторопливыми движениями заново застегивать платье на груди.
– Ты обещала остаться с Майклом, пока нас с Беном не будет дома на выходные.
Наташа пожала плечами.
– Шейла за ним присматривала.
– Не в этом дело. Ты мне солгала. И ты привела мужчину в этот дом.
– Ну и что? Что тут такого?
Сара пристально смотрела на нее, но не видела ни тени раскаяния или хотя бы смущения в вызывающе дерзком взгляде Таши. Она тяжело перевела дух, чувствуя глубокую усталость. «Отчасти это моя вина, – подумала Сара. – Плата за то, что я слишком долго откладывала неизбежное объяснение, потому что оно было неприятным. Теперь оно стало невыносимым».
– Мне очень жаль, – тихо сказала Сара, стараясь, насколько возможно, удержаться от озлобленности, – но тебе пора подыскать себе другое жилище.
Наташа повернулась к ней с легкой улыбочкой на сочных карминовых губах.
– Ну нет, я так не думаю.
– Боюсь, что тебе придется это сделать. Твое присутствие в этом доме больше невозможно. Ты должна найти себе работу…
– Работу? – Наташа презрительно рассмеялась. – Я не собираюсь работать.
– Нет? Как же ты собираешься себя содержать?
– Я собираюсь остаться здесь.
– Ты слышала хоть слово из того, что я сказала? Ты больше не можешь оставаться здесь. Однажды я уже предложила тебе помощь в поисках работы; я вновь готова тебе помочь, если хочешь. Я дам тебе денег на первое время, пока ты не встанешь на ноги. Но ты должна оставить этот дом. Я сожалею, но это единственный выход, Таша. И даже лучший для тебя.
– Даже для меня? – злобно взвизгнула Наташа, оскалив зубы и подходя ближе – так близко, что на Сару пахнуло запахом ее собственных дорогих духов. – Значит, ты хочешь вышвырнуть меня отсюда для моего же блага? Как это мило! Пожалуйста, объясни мне, Сара, как это послужит моему благу?
Сара посмотрела ей прямо в глаза.
– Так будет честнее.
У Наташи вырвалось грубое слово на языке, которого Сара не понимала, но о смысле догадаться было нетрудно.
– Я сожалею, – сухо повторила она. – Я хочу, чтобы ты покинула этот дом завтра же.
С этими словами Сара двинулась мимо нее к дверям, но Наташа схватила ее за плечо и с силой развернула лицом к себе.
– Ты меня выгоняешь из-за Луи?
– Луи?
Наташа ткнула оттопыренным большим пальцем в дверь у себя за спиной.
– Ах Луи… Да, отчасти из-за этого. Ты не имела права приводить его сюда…
– Двуличная тварь!
Сара оцепенела.
– Не вижу смысла продолжать этот…
– Шлюха! Да кто ты такая, чтоб меня осуждать? Сама крутишь шашни на глазах у мужа да еще приводишь любовника прямо в дом! Ну что, Сара, язык проглотила? Что ты на это скажешь?
Ей нечего было на это сказать; Сара была так потрясена, что вообще лишилась дара речи. Надо было все отрицать, но эта возможность ускользнула от нее безвозвратно, пока она, побледнев как смерть, пыталась набрать воздуха в легкие.
– Прочь с дороги, – проговорила она наконец она онемевшими губами. – Тебе больше нет места в этом доме. Я хочу, чтобы утром тебя здесь не было.
Наташа ударила ее. Удар открытой ладонью пришелся в плечо. Сара вскрикнула от удивления и гнева, но Наташа лишь подошла еще ближе, пока их лица не оказались на расстоянии двух дюймов.
– О нет, я не уйду. Попробуй только меня тронуть, и я все расскажу твоему мужу про тебя и мистера Макуэйда.
– Рассказывать нечего! – запоздало спохватилась Сара.
