Вот, должно быть, на что похожа последняя стадия замерзания. Просто сдаешься… перестаешь бороться, покорно движешься навстречу долгому теплому сну. Это так легко, намного легче, чем продолжать изнурительное сопротивление…
Что-то мелькнуло в пересеченном доской окне – бледный овал лица, прильнувшего к стеклу. Сидни оцепенела, различив светлые глаза под темными бровями, шрам на щеке, открытый от изумления рот. На одну бесконечную секунду ее взгляд скрестился со взглядом человека в окне. «Потерянный человек»… Несмотря на расстояние, она точно угадала тот момент, когда человек за стеклом опустил свои серебристые глаза и посмотрел на ее грудь. И на руки Чарльза, обхватившие ее по-хозяйски.
Заглушив испуганный крик, Сидни шарахнулась в сторону и повернулась в кольце рук Чарльза к нему лицом.
– Он нас видел! О, боже мой, Чарльз, он на нас смотрит!
– Кто? – в ужасе отпрянул Чарльз.
– Человек с Онтарио! Он следит за нами из окна! Испуганное выражение на лице Чарльза сменилось раздражением, а потом снисходительной усмешкой.
– Сидни, ради всего святого, успокойся! Что тебе за дело до него? Думаешь, он понимает, что мы делаем? Ну ты же… ты бы не постеснялась переодеться на глазах у своей собаки? – Чарльз добродушно рассмеялся. – Возможно, ему любопытно на нас взглянуть, но он понятия не имеет – почему.
Его слова показались Сидни настолько ошибочными и несправедливыми, что она открыла рот, да так и не нашла что сказать. Чтобы не спорить понапрасну, она схватила Чарльза за руку и потянула обратно к дому.
– Идем, нас ждут к обеду. Нам надо спешить, мы…
– Сидни, погоди.
Чарльз заставил ее остановиться. Она заметила, что он с трудом сдерживает досаду, стараясь придать лицу дружелюбное выражение.
– Я сделал тебе предложение, а ты так и не ответила. Надеюсь, ты не забыла?
На сей раз его улыбка показалась ей откровенно фальшивой: на самом деле он был страшно зол. Но все изменилось. Сидни едва хватило терпения ему ответить.
– Разве я могла забыть? – рассеянно сказала она, бросая взгляд через его плечо на бунгало.
В окне было темно, но от этого ощущение, что за ними следят, только усилилось. Чарльз опять попытался заговорить.
– Мы не можем обсуждать это сейчас, – оборвала его Сидни с такой резкостью, что у него глаза округлились от изумления. – Извини, но… просто сейчас не время. Позже, хорошо? Мы поговорим об этом позже.
– Сидни…
– Прошу тебя, Чарльз, давай вернемся в дом. Он решил не настаивать. Сидни попыталась взять его за руку, но вместо этого он сам подхватил ее под локоть: при любых обстоятельствах Чарльз предпочитал брать руководство на себя. Ей было все равно, лишь бы поскорее уйти. Но даже в спешке Сидни не удержалась от искушения еще раз оглянуться на домик, пока он не скрылся за поворотом. Вот… неужели что-то белое снова мелькнуло в окне? Нет, скорее всего это просто игра ее воображения.
Ладно, игра или не игра – это не имеет значения. Главное, она не сомневалась в том, что видела раньше. Мгновенный обмен взглядами между ней и неизвестным, безымянным человеком в окне заставил ее проснуться. В голове у нее прояснилось, туман в мыслях рассеялся, словно его сдуло свежим ветром. Бедный Чарльз! Как ему объяснить, что его предложение, казавшееся таким соблазнительным всего минуту назад, теперь стало совершенно неприемлемым?
ГЛАВА ВТОРАЯ
«18 мая 1893 года. Наблюдения и заметки. Человек с Онтарио. Белый мужчина. Возраст – между 22 и 28 годами (умственное развитие не поддается определению). Рост – 187 см, вес в наст. вр. – 77,3 кг (вес сразу после поимки – 72 кг).
Особые приметы: сломанная кость большого пальца на левой ноге, неправильно сросшаяся, но не вызывающая хромоты или видимых неудобств при ходьбе. Следы заживших переломов ребер, левая ключица ditto1. Ладони и ступни покрыты ороговевшими мозолями. Многочисленные шрамы, в том числе один на лице, два на горле, пять на левой руке, три на груди и животе, один на пояснице, один на левой ягодице, четыре на правой ноге, три на левой. Итого – двадцать; свидетельство длительной и полной заброшенности.
Общее состояние здоровья в настоящий момент – отличное. Все пять чувств развиты необычайно остро, особенно обоняние и слух. Физические рефлексы – от нормальных до сверхъестественно быстрых.
Выполняет простейшие команды: «Встань», «Иди сюда» и т.д. Несмотря на сохранность и отсутствие повреждений голосовых связок и органов речи, словесных ответов на вопросы не дает.
В настоящее время может употреблять в пищу маленькие кусочки вареного мяса, в то время как в университетской лаборатории ел только сырое мясо и рыбу, ягоды, каштаны и желуди (скорлупу желудей разбивал босой ногой), а также насекомых.
Собрать объективные данные об уровне интеллекта пока не представляется возможным; результаты тестов сомнительны. Объект пребывает в депрессии, заставить его идти на контакт можно, лишь применяя тактику «кнута и пряникам. Апатия несколько уменьшилась после переезда из лаборатории, но вскоре вернулась. Ч. О. стоит у окна в своей комнате и часами смотрит наружу – угрюмый и подавленный. Перестал срывать с себя одежду, но носки и башмаки надевает по-прежнему только по принуждению. Оживлен во время прогулок на свежем воздухе, но его нельзя оставлять без присмотра: ранее несколько раз предпринимал попытку побега, здесь имела место лишь одна попыткам.
То же самое (лат.).
«22 мая 1893 года.
Личные заметки (Сидни, N.B.!) [3].
В своих «Системах природы» [4] Линней определяет Homoferus [5] как особый подвид человеческой особи, указывая на существование десяти подобных существ: восьми девочек и двух мальчиков. В более поздней литературе имеется также упоминание о мальчике, найденном в Литве в медвежьей берлоге во время охоты на медведей. Все попытки вернуть этих детей в лоно цивилизации закончились неудачей.
Примечателен также случай, описанный в 1801 году французским исследователем Итаром. «Дикий мальчик из Авейрона». Жан-Жак Руссо также воспевал «благородного дикаря, свободно кочующего по диким лесам». В реальной действительности «Дикий мальчик» оказался грязным, напуганным, бессловесным существом четырнадцати лет с умственным развитием шестилетнего. Итар, считавший окружающую среду решающим фактором воздействия на индивида, приписал его ненормальность отсутствию общения с другими людьми. Увы, после двух лет непрерывного интенсивного обучения при самом гуманном отношении и в доброжелательном окружении «Дикий мальчик» так и не научился разговаривать, не приобрел человеческих привычек и мог считаться человеком лишь в формальном смысле.
Слокум предупреждает меня, что нам повезет не больше с нашим Человеком с Онтарио, но я так не думаю. Мальчик, найденный Итаром в 1799 году, страдал слабоумием и эпилептическими припадками; он корчился в конвульсиях, бесконечно раскачивался взад-вперед, как животное в зоопарке, хрюкал и блеял, чесался, пожирал отбросы, закатывал безумные истерики и пускал в ход зубы против каждого, кто шел наперекор его инфантильным желаниям. Наш подопечный, напротив, никогда не проявлял откровенной враждебности по отношению к другим людям (за исключением О 'Фэллона). Правда, он пока не разговаривает, но, судя по его манере держаться, мог бы заговорить, если бы захотел.
И как отнестись к утверждениям группы орнитологов из Одюбоновского общества, уверяющих в один голос, что он разговаривал в бреду, беспрерывно повторяя, что он «потерялся» ? Глаза у него ясные, взгляд осмысленный и цепкий: когда мне удается привлечь его внимание, он ничего не упускает. Мою речь понимает отлично, но тщательно это скрывает.
Почему он не желает разговаривать? Чего боится? Никто не причинил ему вреда. Нам с Вестом приходится изобретать различные уловки, чтобы застигнуть его врасплох, заставить выдать себя. Если он симулирует, это весьма неразумно с его стороны. Слокум требует результатов к концу лета (под результатами подразумевается научная публикация). Но нам не с чего начать: история болезни отсутствует.
