аккуратно расчесанные на прямой пробор, были столь щедро смазаны бриолином, что составляли одно целое с головой.
— Думаете, я один снимаю сливки? Ха! Да у Уайли повсюду полно фальшивых счетов. И вообще, я брал только у него, — добавил Черни, поправляя манжеты с видом оскорбленного достоинства, — а он обкрадывал всех.
Стало быть, опять Уайли. Так-так-так.
— О Господи, неужели вы застрелите меня прямо здесь? — вскричал Черни.
Джесс рассеянным жестом положил руку на один из «кольтов» и даже сам этого не заметил. Зато теперь он многозначительно побарабанил пальцами по рукоятке.
— Заманчивая мысль. Ее стоит обдумать.
— Я же не стану с вами стреляться! — еле выговорил Черни сведенными судорогой губами и вновь замахал руками в воздухе. — Я банкир, а не налетчик! Если вы в меня выстрелите, это будет убийством!
Джесс ухмыльнулся.
— Я вам заплачу. Сколько Уайли вам платит, чтобы меня убрать? Я дам вдвое больше. О, черт, втрое! Прошу вас… Вам-то какая разница? Я открою счет на ваше имя и переведу на него деньги. Все, что хотите.
— И что потом?
— Потом? Потом я уеду.
— Гм…
Джесс расправил усы и прищурил глаз, всячески преувеличивая свою озабоченность. Продержав Черни в неизвестности еще минуты две, он наконец проворчал:
— О каких деньгах мы говорим?
Черни едва не свалился со стола от облегчения. Он как будто лишился костей.
— Все, что хотите, — выдохнул он, еле ворочая языком. — Двадцать, двадцать пять тысяч. Только назовите сумму.
— Все это Уайли украл у банка?
Несчастный кивнул.
— И куда ты их спрятал?
— На разных счетах, под разными именами. Они все еще здесь. Никто их не хватился.
— Мне понадобится список этих имен.
Банкир опять покорно кивнул.
— Ладно.
— А сколько ты сам спер у Уайли?
—Что?
— У него лично, а не у банка?
Черни начал ыло отрицать, но быстро сдался.
— Немного. Четыре или пять.
— Четыре или пять тысяч долларов?
— Да.
Вот это куш!
— Ладно, вот на чем мы остановимся. У тебя есть семья, Линдон?
— Прошу прощения?
Джессу не хотелось выживать из города человека, обремененного семьей.
— Жена? Дети? — пояснил он.
— Нет. Я в разводе.
Ну конечно. Чего же еще ждать от такого, как Черни?
— Вот и хорошо. Как только я отсюда выйду, ты откроешь счет на мое имя и положишь на него пять тысяч. Понял?
— Да, да, — с готовностью закивал банкир. — Это займет не больше десяти минут.
— Отлично. Времени в обрез. У тебя остается примерно девять часов до темноты, чтобы вернуться домой и собрать свои пожитки. И чтоб к десяти вечера духу твоего здесь не было.
— Меня здесь не будет. Вы не пожалеете о своем решении, мистер…
— Много вещей не бери, потому что ты уйдешь на своих двоих.
— Я… как? — Последняя часть сделки: твоя лошадь остается здесь. Я освобождаю ее от твоего присутствия.
— Моя лошадь?
— Мне понадобится купчая на нее и родословная. Запечатай все в конверт и оставь у бармена в «Приюте бродяги», когда будешь уходить из города. Ты никогда больше не сядешь на лошадь.
Банкир начал заикаться.
— Н-но я… В-вы же не можете…
— Отныне и вовек, Линдон, ты будешь путешествовать только в карете или пешком… Если до меня дойдут слухи, что ты оседлал четвероногого, я тебя из-под земли достану. Понятно? И никаких сделок, я тебя просто убью. Ну как, дошло до тебя?
— До-до-дошло.
— Прекрасно. А теперь пошли открывать счет.
В следующий раз Джесс разозлился и чертыхнулся, обжегшись едкой черной жидкостью, подаваемой в закусочной Свенсона под видом кофе. Он решил, что отныне будет более внимательно прислушиваться к кулинарным советам Кэйди Макгилл. Между глотками огненной жидкости его непрерывно мучила отрыжка, и он всерьез стал спрашивать себя, стошнит ли его от «пастушьего пирога», или эта гадость останется в желудке и отравит его постепенно.
— Тьфу, — повторил он, закатывая глаза и давая понять Хэму, своему новому лучшему другу и напарнику, что сейчас умрет.
Хэм тоже закатил глаза и засмеялся.
— Ну, мистер Голт, ну пожалуйста; покажите их мне!
— Нет.
— Пожа-а-алуйста!
— Нет.
— Только один! Ну, пожалуйста, только один! — канючил Хэм. — Я его даже не трону, я только посмотрю, хорошо? Ну только один разочек!
Джесс тихонько ругнулся (впрочем, довольно мягко, с учетом аудитории), а Хэм восторженно улыбнулся в ответ. Никакого страха перед Голтом у него не осталось: теперь ему нравилось поддразнивать его, подшучивать над ним, расставлять ему по-детски бесхитростные словесные ловушки, а Джесс делал вид, что попадается в них, как деревенский простачок, и это неизменно вызывало у мальчика взрывы хохота.
— Вот пристал, как клещ! Ладно, только отвяжись.
— Ура!
— Если ты хоть словом обмолвишься…
— Никому не скажу!
Хэм придвинулся ближе, они сидели на скамье, как заговорщики, скрытые от посторонних глаз в дальней кабинке закусочной Свенсона «Вкусная жратва и выпивка». Вдруг прелестное и озорное детское личико озабоченно нахмурилось.
— А почему?
— Что «почему»?
— Почему я не могу никому сказать?
— Потому что это секрет.
Такой ответ привел Хэма в восторг. Пока Джесс доставал один из своих «кольтов», мальчик ерзал от нетерпения.
— Это «миротворец», — объяснил Джесс, положив револьвер рукоятью вперед на подставленные детские ладошки. — Рукоятка из слоновой кости. Настоящий бивень, можешь не сомневаться. Сделано на
