– Голодранец! Мне стыдно, что я вообще связалась с тобой. Знаешь… я себя ненавижу больше, чем тебя, потому что ты показал мне, сколь низко я пала. Всю свою жизнь я буду каяться – как грешник в веригах. Ты был ниспослан мне в наказание. Я совершила ужасный грех, согрешила с таким ничтожеством, как ты, и настолько унижена, что даже не могу исповедаться священнику.
Взор ему словно застил туман; он едва различал ее силуэт.
– Мое первое впечатление о тебе было правильным. Ты пуста, тщеславна и самонадеянна, типичная представительница буржуазии. Статья в журнале еще слишком безобидна – ты представляешь собой худший вид капиталиста, потому что лицемерно пытаешься успокоить свою совесть пустяками вроде церковного хора, чтений раз в неделю так называемой «литературы» перед горсткой сонных, обожающих свою Софи бюргерш, веришь, что ты – сама леди Щедрость, в то время как ни черта не делаешь, чтобы люди на твоем руднике не теряли жизнь и здоровье. А ты могла бы это пресечь, если бы попыталась, если бы для тебя важна была забота о людях, а не желание быть первой красоткой этой захудалой, провинциальной, безмозглой деревушки, которой ты так чертовски гордишься…
Она ударила его по лицу. Коннор отшатнулся, потому что удар пришелся по не зажившей еще ране, нанесенной ее дядей. Он не предполагал, что она может побелеть еще больше, но это было именно так.
– Убирайся, – прошептала Софи, отступая, потрясенная своим поступком.
Коннор не в силах был дольше оставаться в ее доме, не в силах говорить с нею, хотя знал, что больше они не встретятся. Слишком больно было смотреть на ее лицо. Он толкнул дверь и вышел.
13
Несчастный случай на руднике вернул Софи к жизни, или к видимости ее. Потом она задавалась вопросом, как долго оставалась дома, не появляясь на руднике под тем предлогом, что вновь повредила ногу, и никого не принимала? Слишком апатичная, она была не в состоянии одеться и привести себя в порядок, не выходила даже в сад, поскольку там ей становилось невыносимо от воспоминаний. Но Муни Донну едва не снесло голову взрывом. Хотя он оправился и обрушившаяся в результате взрыва порода больше никого не задела, происшествие показало Софи, что ее уединение не может длиться вечно.
К тому же потрясение, которое поначалу убило в ней все чувства, стало понемногу проходить. С каждым днем ей все труднее становилось не думать о том, что, возможно, она ошибалась относительно себя и на деле не такая замечательная, какой себя считала. Чтобы окончательно не увидеть в себе чудовища, она с радостью прекратила затворничество и вернулась на «Калиновый».
Но к прежнему не было возврата. Когда однажды несчастье принесло ей горе, рудник помог пережить трагедию. На сей раз было иначе. Прошло несколько дней, пока Софи поняла, почему этого не происходит, и открытие привело ее в еще большее отчаяние. С детских лет она глядела на «Калиновый» глазами отца, но теперь она видела его глазами Джека Пендарвиса.
Это все изменило. Она сопротивлялась, как мученик, подвергаемый пыткам, но не была слепа и не могла отрицать того, что видели ее глаза. Или того, что слышали ее уши: она спрашивала людей – не тех, кто работал в конторе, а самих шахтеров, – насколько тяжело им приходится, и, когда они отделывались бодрыми, уклончивыми фразами, не отставала от них, стараясь добиться правды, не удовлетворяясь вежливыми отговорками или неловкими оправданиями. Естественно, никто не хотел показаться жалобщиком; это она могла понять. Иногда, правда, у нее возникало малоприятное чувство, что некоторые шахтеры просто щадят ее и, как галантные кавалеры, не говорят правды, чтобы не огорчать ее. Все больше ее смущало, что она спускалась под землю один-единственный раз, и то как туристка.
Поэтому она решила повторить спуск. Дженкс, едва скрывая неодобрение, играл роль провожатого. Они спустились на двадцатый уровень, Дженкс провел ее по двум галереям и приготовился было подниматься наверх. Когда она объяснила, что хочет спуститься ниже, до шестидесятого уровня, и все увидеть своими глазами, он не сдержался.
– Вы вся перепачкаетесь, – запротестовал он, поднимая свечу повыше и показывая на ее одежду. В ответ она язвительно сообщила, что прекрасно знает, как грязно на рудниках, и что сегодня утром забыла надеть бальное платье. – Вы устанете, – попробовал Дженкс другой довод, – вам не хватит воздуха, чтобы подняться обратно наверх. Чтобы все посмотреть, понадобится несколько часов – и зачем вам это, в конце концов, нужно? – Его отношение к ее затее разозлило Софи не потому, что было проявлением дерзости с его стороны, а потому, что она сама еще недавно думала почти точно так же, как он. Теперь, поняв это, она поразилась тогдашнему своему равнодушию и высокомерию. Поэтому Софи сдержанно, но твердо произнесла:
– Я бы хотела спуститься ниже, мистер Дженкс.
И дородный горный мастер фыркнул, пожал плечами и полез по очередной лестнице вниз.
Увиденное не было, конечно, откровением. Она представляла, каково в самом низу. Но одно дело смотреть на карту рудных жил или схему подземных галерей, слушать рассказы шахтера о том, как он неделю копает глинистый сланец, чтобы добраться до медной руды, и совсем другое – самой всеми пятью чувствами ощутить темное, сырое, задымленное, грохочущее взрывами нутро рудника. В этом смысле увиденное явилось для нее откровением, и у нее было более чем достаточно времени поразмыслить над этим, пока она, превозмогая усталость, карабкалась по отвесным, скользким от грязи, опасным лестницам, отдыхая на каждой площадке, а Дженкс, на почтительном расстоянии в десять ступенек от нее, глядел в стену, отворачивая багровое лицо, на котором было написано: «Я же предупреждал, нечего было вам делать внизу».
Спустя два бесконечных дня и три бессонные ночи Софи приняла решение. Дженкс прочитал о нем в меморандуме, который она вручила ему, Эндрюсону и Дикону Пинни.
Среди прочего в меморандуме говорилось, что управление рудника (в лице Софи) намерено привлечь средства, используемые при финансировании разведочных работ, для устройства подъемников, которые заменят наиболее длинные лестницы, и для установки новой вентиляционной системы на самых глубоких уровнях. С ноября по март каждый желающий может в обеденное время получать на поверхности горячий суп по цене три пенни за порцию. Для тех, кто работает наверху, будет устроено зимнее обогреваемое помещение, а душевая будет расширена и переоборудована. Кроме того, она санкционирует создание комитета из шести человек (из которых трое простые шахтеры), призванного изучить условия труда и оценить степень безопасности на руднике, включая возможность несчастных случаев, и в трехнедельный срок подготовить доклад с рекомендациями по улучшению положения на руднике.
Новость распространилась по деревне с быстротой молнии Утренняя смена еще не успела закончиться, как Софи увидела в пыльное окно кабинета дядю Юстаса, въехавшего на рудничный двор на своей крупной гнедой кобыле. Софи было совершенно ясно, что он не одобрит перемен, которые она собиралась произвести на руднике, но не предполагала, насколько яростным будет его неприятие.
– Ты лишилась рассудка, – объявил он не терпящим возражения тоном, расхаживая, как тигр, по ее кабинету, настолько возбужденный, что даже забыл снять цилиндр. – Если собираешься прогореть, то лучшего способа ускорить этот процесс нельзя и придумать. Капитал нельзя использовать таким образом – он должен первым делом быть вновь вложен в производство, по крайней мере, пока ты не будешь крепко стоять на ногах. Никогда не думал, что придется говорить тебе такие прописные истины. «Калиновый»…
– Вам не нужно ничего мне говорить…
– «Калиновый» всего два года как стал приносить доход. Еще всякое может случиться. Если завтра жилы, которые ты разрабатываешь, иссякнут, где ты возьмешь деньги для разведочных работ? Какой будет толк от твоих подъемников, если они станут опускать людей в пустые забои? То, как поставлено дело у тебя сейчас, отвечает требованиям закона, и никто в мире не может заставить тебя начать работы по улучшению условий труда.
Она от греха подальше осталась сидеть за своим рабочим столом и отвечала со всем спокойствием, на какое была способна:
– Простите, но я не согласна с вами. Я считаю, что сейчас самое время для усовершенствований, пока цены на медь и добыча руды стабильны. Если в дальнейшем добыча начнет падать, по крайней мере, фундамент производства – его безопасность и сносные условия работы, не будут вызывать беспокойства, и я смогу сконцентрировать усилия целиком на разведке новых рудных жил.
– Ты хотя бы представляешь, во сколько обойдется новое оборудование?
– Думаю, это будет недешево.