увидишь, я в долгу не останусь.
Чжу Чжэнь мигом сообразил: «Приданое за ней я уже взял… К тому же такой ладной жены ни за какие деньги не сыщешь. Я спас девчонку, с какой же стати отдавать ее другому?»
– Обожди, сперва пойдем ко мне, успеешь еще наглядеться на своего Фаня, – проговорил он.
– Если ты обещаешь, что я его увижу, – пойдем. Чжу Чжэнь отдал ей платье, и девица оделась.
Остальную одежду и украшения Чжу Чжэнь связал в узел, лампу загасил, слил в бутыль масло и собрал свою снасть. Потом он подсадил девицу, помог ей вылезти наружу и завалил яму каменной плитой. Чтобы скрыть следы преступления, он насыпал сверху снега. Грабитель взял девицу на плечи и прикрыл ее накидкой. В одной руке он нес мешок, в другой – узел с украшениями. Добравшись до дому, он трижды постучал в дверь. Дверь тут же распахнулась – мать ждала сына.
– Сынок, да ты что, покойницу принес? – закричала мать.
– Тихо, тс-с! – прошипел Чжу Чжэнь, сложил вещи у порога и понес девицу к себе в комнату.
– Ну, вот что, давай потолкуем, – сказал он Шэн-сянь и вытащил блестящий нож. – Сделаешь, как я скажу, – встретишься с Фанем. Не сделаешь – рассеку тебя пополам. Видишь нож?
– Все сделаю! Только скажи, что.
– Первое – молчи. Второе – ни на шаг из дома. Исполнишь, что я сказал, дня через три, а не то и через два увидишь своего Фаня. Не исполнишь – конец тебе придет, убью.
– Исполню, исполню!
Чжу Чжэнь вышел перемолвиться словечком с матерью. Не будем подробно рассказывать о том, что было дальше, скажем только, что в эту ночь Шэн-сянь спала с Чжу Чжэнем.
Прошел день, потом еще день, а Шэн-сянь по-прежнему безвыходно сидела в доме. Наконец она набралась духу и спросила Чжу Чжэня:
– Видел ты Младшего Фаня?
– Видел. Он захворал от огорчения. Дай срок: поправится – придет за тобой.
Миновала одиннадцатая и двенадцатая луна, наступил пятнадцатый день нового года [3]. Когда стемнело, Чжу Чжэнь говорит матери!
– Сколько раз слыхал я про фонарную гору [4],а видеть так ни разу и не видел. Схожу погляжу. Вернусь так примерно к пятой страже.
И Чжу Чжэнь отправился в город полюбоваться горою из фонарей.
А тем временем, как вы думаете, что произошло? Вот слушайте. Около конца пятой стражи раздались крики: «Пожар! Пожар!» Мать Чжу Чжэня отворила дверь и выглянула: харчевня через четыре или пять домов от них была уже вся в огне. Старуха перепугалась насмерть и кинулась назад собирать пожитки. Шэн-сянь тоже услыхала крики и тут же сказала себе: «Если не сейчас, может, мне и вовсе отсюда не вырваться».
– Торопись, матушка, время не ждет! – сказала она ни о чем не подозревавшей старухе и, воспользовавшись всеобщею сумятицей, никем не примеченная, выскользнула за ворота. Дороги она не знала. Пришлось спрашивать встречных.
– Далеко до Цаомыньли?
– Иди все прямо – дойдешь, – ответили ей.
– Где лавка «Радости и процветания»? – снова спросила она у кого-то.
– Да вот, рядом.
Шэн-сянь остановилась в смущении. Если идти дальше, как бы не повстречаться с Чжу Чжэнем: тогда ей несдобровать. Наконец она решилась и пошла к лавке Фаней. У дверей лавки стоял зазывала. Шэн-сянь низко поклонилась. Зазывала ответил на поклон и спросил:
– Вам что?
– Это лавка Фаней?
– Да.
– Дозвольте осведомиться, Младший Фань сейчас в лавке?
«Вот так тихоня наш молодой хозяин, прямо в дом заманил красотку», – подумал приказчик, а вслух ответил:
– Да, в лавке.
Девушка направилась к стойке.
– Здравствуй, молодой господин!
Услышав приветствие, Фань поспешно вышел из-за стойки, но, едва увидел гостью, в ужасе отпрянул и зашептал:
– Сгинь! Сгинь!
– Я не привидение, я живая, – проговорила Шэн-сянь.
– Сгинь! Сгинь! – все шептал Фань, не веря своим глазам. Не помня себя от страха, он нашарил рукой скамейку, на которой стояли кувшины с кипятком, схватил один кувшин и бросил в Шэн-сянь. И надо же такому случиться, чтобы кувшин угодил ей прямо в висок! Шэн-сянь вскрикнула и упала. На крик прибежал кто-то из приказчиков и видит: лежит на полу девушка – неизвестно, жива или мертва. И ничего тут не скажешь, кроме одного:
Шэн-сянь уже скончалась, а Фань все шептал да шептал: «Сгинь! Сгинь!» Услышал шум и старший брат.
– Как это вышло? – вскричал он, а опомнившись от испуга, набросился на брата: – За что ты ее?
– Злой дух, злой дух – пробормотал Младший Фань. – Это дочка купца Чжоу из Цаомыньли!
– Какой там еще дух! Вон сколько крови – не видишь, что ли? Как же нам теперь быть?!
У дверей лавки собралась целая толпа, человек около тридцати. Потом вошли стражники и схватили Младшего Фаня.
– Брат говорит, что это, дескать, не человек, а злой дух, потому он так с нею и расправился, – попытался объяснить Старший Фань. – Он говорит, что это, дескать, дочь купца Чжоу из Цаомыньли, а она умерла еще в одиннадцатую луну. А сам я, хоть убей, не понимаю, кого он прикончил. Так повремените немного, дозвольте мне сбегать за купцом – пусть взглянет на тело.
– Ну, ладно, беги скорее, – согласились стражники. Старший Фань стремглав бросился в Цаомыньли.
У ворот дома Чжоу он увидел мамку Шэн-сянь.
– Что тебе? – спросила она.
– Я Старший Фань… из винной лавки… неотложное дело… надо переговорить с хозяином.
Мамка исчезла, и немного спустя вышел купец Чжоу. Фань рассказал, что случилось в его лавке.
– Осмелюсь просить вас, взгляните на убитую, век не забуду вашей милости, – закончил он.
Рассказу Фаня купец не поверил, но сам рассказчик внушал ему доверие, и он согласился пойти следом за ним. Увидев тело дочери, Чжоу онемел от неожиданности.
– Вот тебе и раз! Ведь моя дочь давно умерла, не могла же она воскреснуть! – выговорил он наконец.
Но стражники ничего не желали слушать. Они заковали убийцу в кандалы, а на другое утро доставили его в уголовный приказ города Кайфына.
Познакомившись с делом, судья Бао [5] был не на шутку озадачен. Фаня он отправил в тюрьму и отдал распоряжение освидетельствовать тело и начать строгое расследование. Немедленно послали людей на кладбище, и, когда разрыли могилу, оказалось, что гроб пуст. Следователи принялись допрашивать кладбищенских смотрителей.
– В одиннадцатую луну валил сильный снег. Ночью мы слыхали, как лаяла собака. Наутро выходим из сторожки, видим, собака околела и валяется на снегу. Что тогда произошло, мы так по сю пору и не знаем, – объяснили сторожа.
Следователи доложили обо всем судье, тот обеспокоился еще пуще и дал три дня сроку, чтобы изловить преступника. Но пришлось дать сыщикам еще три дня, и еще три – преступник точно в воду канул. И ничего тут не скажешь, кроме одного:
