на мой взгляд, абсолютно верное объяснение тому, почему литературные сказки остаются популярны по сей день, несмотря на расцвет в ХIХ веке критического реализма, создавшего признанные шедевры, начиная от 'Войны и мира' и кончая 'Дэвидом Копперфилдом', несмотря на все взлеты литературы нашего столетия ('Архипелаг ГУЛАГ', 'Мастер и Маргарита', 'Авессалом, авессалом!', 'По ком звонит колокол' и т. д. Список можно дополнять беспредельно). При этом под литературной сказкой, или, выражаясь 'по-импортному', 'fantasy' я называю строго определенный сорт произведений. Это средневековый мир, в ходу мечи и прочее холодное оружие, вовсю колдуют маги, а где-то на горизонте смутно вырисовываются фигуры всесильных (или не очень) властительных богов.
Штампы этого жанра весьма остроумно и совершенно справедливо высмеял в своем 'Малом типовом наборе' А.Свиридов, не дав, правда, объяснения, почему же при столь высокой 'заорганизованности' литература этого сорта уже десятки лет продолжает находить своего читателя — в основном пока на Западе, но постепенно завоевывая место под солнцем и у нас. Святослав Логинов в телефонном разговоре с автором этих строк предположил, что все дело — в эффекте узнавания, плюс желание слегка пощекотать себе нервы, прекрасно зная, что в конце концов все окончится хорошо. При этом С.Логинов сослался на феномен 'женских романов', в которых зачастую варьируется 'лишь цвет волос героини'.
Таким образом, обсуждению подлежит именно эта, 'классическая' fantasy, но никак не бесчисленные ее производные. По моему мнению, существует устойчивый, с достаточно строгими канонами жанр. Все же прочее — 'на стыке', 'на грани' и т. д. — от лукавого. В западной литературе существует четкое разделение fiction/fantasy; первое — это, так сказать, 'твердая' SF (космос, будущее, альтернативная история и т. п.), второе же — в громадном большинстве и есть та самая 'твердая' fantasy, о которой шла речь выше. А еще у них есть и horror, и thriller — все со своими четкими жанровыми границами. У нас же в большую корзину с надписью 'фантази' (а то и еще как-нибудь извратятся. Мне как-то даже 'фентезья' попалась…) валят все, где нет звездолетов. Хотя произведения, построенные на вторжении в нашу повседневную, реальную жизнь чего-то потустороннего, сверхъестественного скорее нужно отнести либо к жанру 'mystery', либо — 'horror' (при этом в произведениях могут ставиться и решаться сколь угодно сложные философские проблемы).
Наш мир весь прошит железными нитями несвободы. Это касается всех без исключения государств — и Востока и Запада. Современная цивилизация, предоставляя всевозрастающий объем материальных благ, жестко ограничивает проявления личности. И речь идет не о вульгарной проблеме 'хлеба насущного'. Нет. 'В этом безумном мире белых людей человек не может ни странствовать, ни есть, ни пить, ни спать, если у него нет раскрашенных бумажек, которые называются 'день-ги'.
Но этого мало — ведь, в конце концов, товарно-денежные отношения возникли не сегодня и не вчера. Узкая специализация личности — вторая из причин несвободы. Помните, у Ефремова: 'Человек Эры Разобщенного Мира был довольно-таки разносторонней личностью. Мог своими руками построить дом или корабль, мог, если надо, с мечом в руках сражаться в рядах войска…' Мы стали специалистами. Которые, как известно, подобны флюсам.
Но мечта о мире личной свободы осталась. В 'идеальном' Средневековье, имевшем, разумеется, весьма мало общего с реальностью, человек мог свободно путешествовать из конца в конец ведомой Ойкумены; мог быть самим собой, не оглядываясь на Закон, который запрещает куда чаще, нежели разрешает. Сам, опираясь только на свои силы, человек мог достичь очень многого — например, сделаться королем…
Fantasy выросла именно отсюда. Из рыцарского романа, из героических песен-жест; она вобрала в себя громадный пласт европейской литературной традиции и именно своей традиционностью она и сильна сегодня. Сказания о Вторичных Мирах хороши сами по себе если написаны с любовью, фантазией и талантом. Что же касается поднимаемых в них проблем… Совершенно не обязательно они, эти проблемы, должны быть во всем идентичны морально-этическим проблемам наших дней, нашего времени. Есть 'вечные' темы и 'вечные' вопросы, на которые можно отвечать по-разному. Fantasy, с ее огромным арсеналом (чего только стоит проблема взаимоотношений Бог/Человек, по моему мнению, не решаемая адекватно в рамках реалистической литературы), предоставляет неограниченные возможности. Но! Она сохраняет свое очарование только в случае следования традиции. 'Осовременивание' ведет к выходу за пределы жанра. Мы получаем либо мистику, либо ужасы, либо т. н. 'science fantasy' но никак не то, что изначально, в начале статьи, я лично для себя именую этим словом.
Fantasy хороша сама по себе. Смысл ее — творение Вторичных Миров. Но, зачастую, она используется как литературный прием — для разработки проблем нашего мира. Примеры: С.Логинов 'Мед жизни', А.Столяров 'Альбом идиота'. Вещи весьма сильные. Правда, к fantasy никакого отношения не имеют. Использован только антураж. До слез обидно — хорошие писатели создают мощные и богатые миры, а потом, спохватившись, что получается 'малохудожественно', железными скобами нравоучений начинают прибивать эти миры к нашей реальности. Возьмем 'Мед жизни'. Какие персонажи! Какая команда идет освобождать священный напиток! Разнообразнейшие типажи и характеры. О каждом можно написать роман, чего стоит один лесной рыцарь! А потом… Скажу честно, никакой необходимости вбивать туда нашу реальность я не увидел. Так же, как и в 'Альбоме идиота'. Словно камень на шее, она, эта реальность, потащила прекрасные вещи на дно.
Так 'осовременивать' fantasy я считаю не совсем верным. Мир, по-моему мнению, должен быть един. Без всяких 'гостей' из нашего XX века. И задача писателя, на мой взгляд, не механически переносить в fantasy-йный мир проблемы нашей реальности, а решать специфические, оригинальные проблемы иной реальности, так, чтобы они заставляли задуматься о вещах более близких к нашей жизни.
Так что fantasy — это не заповедник. Трудно ждать прорыва от заведомо консервативного жанра. Однако, это 'консервативный', 'застойный' жанр живет уже целый век, любим миллионами читателей и дает начало новым жанрам — как, например, 'science fantasy'. Прорыв? Едва ли прорыв в сторону современности нужен традиционному по характеру жанру.
И напоследок. А не кажется ли уважаемым читателям, что одна из лучших вещей Стругацких 'Трудно быть богом' — это классическая fantasy? Полевой синтезатор 'Мидас' — вещь сугубо магическая. Даже в отдаленном будущем не отменить фундаментальных законов физики, запрещающих ту легкую трансформацию опилок в золото. И, главное, сделай Антона не землянином, а, скажем, перворожденным эльфом — как все изменится?
То есть, согласно моим представлениям, fantasy — это магистраль. Магистраль со своими законами и порядками. Она не претендует на всеохватность, на глобальный характер, но она, если можно так выразиться, 'тепла'. От нее исходит теплый свет далекой сказки.
Андрей Николаев
О фэнтези, писателях, читателях, королях и капусте…
Во все времена большинство людей ожидали от литературы Неведомого. Интересного — того, чего нет в окружающей повседневности. Затаив дыхание, слушали вечерами страшные рассказы о проделках Вельзевула и присных его, о колдунах и драконах, о всевозможной нечисти и восставших из могил мертвецах, в то время, как при свечах в замке господин наслаждался пением менестреля (или там барда, гусляра) в балладе которого повествовалось о рыцарях и красавицах, о благородных подвигах, о богах и о повелителях морей, лесов и ветров — и все о тех же колдунах и драконах…
Слушатели, а позднее читатели, хотели прежде всего утолить интерес к Неведомому (грубо говоря, поразвлечься) и не особо интересовались психологической достоверностью побудительных мотивов действий персонажей и философской (психологической, смысловой) глубиной повествования. Впрочем, если все это присутствовало в рассказе, то отнюдь не мешало слушателям, более того — усиливало (и многократно) впечатление. Но если эта глубина была самодовлеюща, а сюжетик не привлекал восторженного внимания слушателей, то и побить могли.
Это было давно, в Средневековье.