Света вышла из кабинки. Она шла, как ходят близорукие люди, с которых насильно сняли очки, она ощупывала мир глазами, боясь натолкнуться на незнакомые предметы, её беззащитность и растерянность очень походили на женственность. Оскар хлопнул себя по лбу и постарался передразнить Светлану, он часами сидел перед зеркалом, пытаясь изучить жесты и повадки женщин, но всё равно продолжал чувствовать фальшь и подделку своего поведения. А тут за три минуты полное перевоплощение из субъекта среднего пола, похожего на мешок картошки, в трогательную девушку, одетую в элегантное платье, не хромающую, румяную. Оскар быстро расплатился и вывел ошарашенную Светлану на улицу.
— А теперь поедем и сделаем причёску и макияж. Тут неподалёку находится салон красоты, там директор моя двоюродная сестра.
— Зачем всё это?
— Красота спасёт мир. Если бы люди любили красоту… осторожней, машина, нас бы не обрызгивали грязью.
— Почему ты стал гомосексуалистом? — вдруг спросила Светлана.
— Я творческий человек, а у творческих людей с сексуальностью не всё слава богу.
В салоне Свету сначала постригли, потом исщипали брови пинцетом, сделали массаж лица и в довершение ко всему стали щекотать различными кисточками. Она чихала, чесалась от положенного крема и пыталась подвигать онемевшим лицом. Визажист бы крашеным блондином невысокого роста, говорил с французским акцентом и был абсолютно невосприимчив к мукам клиентов. Он прищуривал глаза, махал руками и то и дело вскрикивал подстреленной птицей, стремительно разукрашивая лица.
Под конец Жером совсем распоясался, он вытащил странный предмет и поднёс его к самым глазам девушки. Света, с ужасом скосившись на железяку, отчаянно рванулась, попытавшись сбежать, — не вышло, француз схватил её за ухо и вложил Светину голову обратно в ложбинку подголовника.
— Это для ресниц, — пояснил француз.
— Зачем?
— Они у тебя прямые и грустные, а будут загнутые и легкомысленные. Ничто так не красит женщину, как легкомыслие!
— А это навсегда?
— Нет, только до умывания.
— Будет больно?
— Сиди спокойно.
Света протестующе поёрзала, но француз, уцепившийся за её подбородок, даже и не думал выпускать жертву из своих крепких, холёных рук. Светлане ничего не осталось, как смириться и вдыхать аромат, исходивший от волосатой груди Жерома.
— Что это у вас?
— Где?
— На шее. Крест?
— Нет, талисман. Я его нашёл. Пожалуйста, не разговаривай, — сказал он, запахнув расхристанную рубашку.
Светлана почувствовала, как поднимается её веко.
— А из чего он сделан? — предприняла она отчаянную попытку отвлечь француза от своего века.
— Кто?
— Талисман.
— Из штук, которые вставляются в подковы лошади. Пожалуйста, не шевели лицом. Готово!
Жером откинулся назад и аж побагровел от удовольствия.
— Господи! И эта расфуфыренная дура — я?
— Не дура, а симпатичная, молодая женщина. Теперь ты можешь хоть принца датского соблазнять. Пожалуй, осталось только расправить плечи и натянуть паруса улыбки, чтобы в них забился ветер счастья! А ну-ка, сейчас же слушайся старого педераста! — шёпотом добавил Оскар и подпёр пальцами её щёки.
— Спасибо.
Света смущённо улыбнулась и с недоверием начала присматриваться к себе. За её спиной Жером уже впился в лицо другой клиентки и стал шлёпать по её бледным щекам, та охала и извивалась, скрещивая длинные, лишённые икр ноги.
Наконец Свете понравилось её отражение в зеркале, и она кинулась на шею Оскара.
— Хватит благодарить, а то ты мне хребет сломаешь, и помадой измазюкаешь. Давай лучше в кино сходим!
— Не могу, у меня свидание.
— Ну вот, опять целый вечер один.
— Пошли с нами.
— А можно?
— Думаю, что да.
— Нет, я лучше домой.
— Пойдём, мне с тобой легче, я очень волнуюсь.
Трое двигались вдоль Большой Дорогомиловской улицы. Они шли прямо и боялись свернуть, словно за поворотом прервётся их радость. К ним подошёл светофор и заморгал сразу тремя огнями. Света вскинулась на мужчин, расцеловала каждого и побежала, а за ней тянулся шлейфом проспект, по которому ползли уставшие троллейбусы. Двое мужчин смотрели вслед девушке, потом зашли в магазин, купили по эскимо и почувствовали себя детьми в зоопарке, которых оставила мама.
Было уже около одиннадцати часов вечера, в ателье всё ещё горел свет, сидящая на табурете Марина следила за движением рук племянницы, которые гнулись белыми лилиями и тянулись к своему женскому, плодородному счастью, когда в дверь позвонили. На пороге ателье появилась Светлана, от неё пахло хорошо проведённым вечером и армянским коньяком.
— Что вам надо? — не узнала её Наташа.
— Я пришла за юбкой.
— Мы давно закрыты, — вмешалась тётя.
— Вы Марина? — спросила Света, не смотря на женщину.
— Да.
— А я Света, дочь Бориса.
— Бориса, — отозвалась эхом женщина.
Повисла долгая пауза, Марина с Наташей разглядывали Светлану, та, чтобы не упасть, упёрлась взглядом в пол.
— Похожи. Зачем пожаловали?
— Вот. — И она бросила к ногам Марины полиэтиленовый пакет.
— Что это?
— Вы попали в аварию, я украла вашу сумку. И в налоговую полицию написала тоже я.
— А теперь зачем пришли?
— Вернуть деньги.
— И всё?
— Хочу на вас работать. Я отличный бухгалтер.
Марина внимательно посмотрела на неё и откусила маленький кусок мыла.
— Не хватает кальция, — сказала Светлана и уставилась на Марину.
— А стаж есть?
— Нет.
— Тогда почему вы думаете, что вы отличный бухгалтер?
— Потому, что знаю.
— Пьёте?
