сами одеваться, мыться, причесываться и предоставляли гувернанткам готовить за них уроки.
Уборка комнат и поддержание чистоты превратились для Гульельмо в сплошное мученье. Стоило ему ступить на ковер, как тут же подбегал Пылевак с пылесосом и полотером, и Гульельмо в панике выбегал из комнаты. А что случалось в те дни, когда Гульельмо ронял пепел на пол, вообще не поддается описанию! Пылевак набрасывался на горстку пепла, словно голодающий на долгожданную еду, и добрый час в комнате не смолкал адский шум и грохот отодвигаемой мебели. Гульельмо, и до того не жаловавший роботов, теперь, доведенный до отчаяния, стал награждать их пинками и нередко прятался от них в шкафу или в кладовке,
В один прекрасный день он вышел из себя и ударил Минивака табуреткой, а на Пылевака опрокинул ведро с мусором. У роботов лопнули сразу несколько клапанов, и пришлось уплатить за ремонт изрядную сумму. Очевидно, Минивака отремонтировали недобросовестно, потому что уже на следующий день маленький робот взобрался на подоконник и измазал ваксой стекла, а потом разукрасил и ковры. Сплендиваку и Пылеваку пришлось немало потрудиться, в итоге от перенапряжения у них лопнули предохранители и вышли из строя термостаты.
— Если бы вы купили электронный мозг, ничего подобного бы не случилось, — сказал инженер из ремонтного бюро.
— Только электронного мозга мне недоставало! — воскликнул Гульельмо. — Хватит с меня этих кровопийц!
— Но электронный мозг мог бы руководить роботами и предостерег бы их от ошибок, — объяснил инженер. — К тому же он мог бы служить вашим личным оракулом.
— Личным оракулом? — в изумлении переспросил Гульельмо.
— Совершенно верно. Электронный мозг в состоянии с одинаковым успехом управлять институтом, заводом или машиной. Так неужели он не справится с небольшим домом?! Он будет давать вам разумные советы, и все уладится наилучшим образом.
— Пожалуй, вы правы, — задумчиво сказал Гульельмо.
— Мне бы он тоже был как нельзя кстати, — вмешалась в разговор его жена. — Он научил бы меня правильно обращаться с электроприборами. А то я до сих пор с ними не справляюсь.
Не прошло и двух дней, как от полученных миллионов почти ничего не осталось — они были потрачены на покупку «Домашнего электронного мозга»,
Первый совет Оракул дал жене Гульельмо: он порекомендовал ей купить Плюривак — робота, умеющего обращаться с любыми электроприборами. На него ушли последние два миллиона.
Гульельмо же, который в отчаяньи спросил у него, как быть: на свое весьма скромное жалование он не в состоянии содержать всех этих чертовых роботов, Оракул ответил:
— Продать их ты не сумеешь, подержанные вещи давным-давно никто не покупает. Но не вздумай уничтожать роботов, не то Общество защиты механических людей упечет тебя в тюрьму. Придется тебе содержать их и впредь. А для этого надо зарабатывать больше.
— Но кто мне повысит заработную плату? — возразил Гульельмо.
— А ты поработай на заводе лишний часок-другой.
Пришлось Гульельмо последовать совету Оракула, другого выхода у него не было.
Он стал работать десять часов в сутки, но денег по-прежнему не хватало. Тогда он увеличил свой рабочий день до двенадцати, затем — до четырнадцати часов. Это позволило ему покрыть почти все домашние расходы.
На его несчастье гигантский телевизор и Радиаратор вышли из моды. Под нажимом назойливой рекламы он решил их продать и купить новые. Но за проданные вещи ему дали сущие гроши. Тогда он перешел на шестнадцатичасовой рабочий день.
— Браво, Гульельмо, мы очень довольны тобой! — сказал ему директор завода, возбужденно поблескивая объективами. — Еще семь с половиной часов, и ты сравняешься со своими коллегами- роботами.
Только тут Гульельмо осознал, что с ним приключилось. Он истратил все деньги, «подаренные» дирекцией, на то, чтобы стать рабом машин и роботов, скоро он и сам превратится в робота.
Электронный мозг заманил его в ловушку, ин вернул свои деньги и впридачу заполучил его самого, да, СЕ Альфа-395, начальник отдела заработной платы, не совершил никакой ошибки. Ошибку совершил он, Гульельмо, и притом роковую.
ПРИМО ЛЕВИ
Надпись на лбу
Когда в девять утра Энрико вошел в приемную, там уже находилось семь человек. Он выбрал из груды журналов на столике один, менее растрепанный. Увы, и этот журнал ничем не отличался от тех пустых и скучных изданий, которые неизвестно почему неизменно попадают в приемные и залы ожиданий. Ни один. здравомыслящий человек не в состоянии читать их больше двух минут. В журнале, который перелистывал Энрико, чуть ли не на каждой странице мелькала фотография заместителя министра, разрезающего ленту на очередной выставке. Энрико положил журнал на столик и огляделся.
Неподалеку от двух посетителей, судя по виду пенсионеров, сидела скромно одетая женщина лет пятидесяти. Остальные скорее всего были студенты.
После пятнадцатиминутного ожидания дверь в приемную открылась и на пороге появилась спортивного вида девица в желтом передничке.
— Чья очередь? — спросила она.
Не прошло и четырех минут, как в кабинет был приглашен следующий посетитель. Энрико повернулся к своему соседу-студенту и сказал:
— Похоже, нас здесь не задержат.
Тот с умным видом бросил:
— Как знать.
До чего же доходит человек в своем тщеславии! Даже в обыкновенной приемной многие любят изображать из себя мудрецов. Но студент-всезнайка оказался прав. Перед тем как в кабинет пригласили третьего посетителя, прошло добрых полчаса. Тем временем в приемную явились еще двое. И тут уже Энрико почувствовал себя всезнающим и мудрым — скорее всего потому, что вошедшие, как и он сам какой-то час назад, растерянно оглядывались вокруг.
Бремя тянулось томительно медленно. Энрико почувствовал, что пульс у него участился, а руки почему-то вспотели. Ему казалось, будто он ждет очереди к зубному врачу. Как неприятно ждать! Никогда не знаешь заранее, как себя вести и что говорить.
Энрико никак не удавалось определить, сколько в среднем длится прием каждого посетителя. Одного из пенсионеров, например, и двух минут не держали, а красивого белокурого юношу в очках не отпускали более четверти часа.
Было уже около одиннадцати, когда очередь дошла до Энрико. Девушка в передничке провела его в большой, претенциозно обставленный кабинет. На стенах висели картины абстракционистов и фотографии. Но Энрико не удалось их рассмотреть: чиновник, сидевший за большим столом, любезно предложил ему сесть поближе. Это был сравнительно молодой, высокий, атлетически сложенный мужчина. Над кармашком его пиджака красовалась планка с надписью «Карло Ровати», а на загорелом лбу под ежиком светлых волос голубыми буквами было выведено: «Отдыхайте в Савойе».
— Вы откликнулись на наше объявление в «Курьере», — чиновник доброжелательно взглянул на Энрико. — Вряд ли вы знаете, чем мы занимаемся, но уверен, что мы станем друзьями — независимо от того, придем к соглашению или нет. Мы люди агрессивные и сразу берем быка за рога. Вы, верно, помните, что в нашем объявлении говорилось о работе легкой и хорошо оплачиваемой. Могу только добавить, что речь идет о работе столь легкой, что ее и работой назвать нельзя. Пожалуй, это своеобразное художественное выступление. Что же до компенсации, то предоставляю вам судить самому.
Ровати окинул Энрико оценивающим взглядом.
