варяг сидят на бревне в сторонке и мирно беседуют.
– Почему ты не пошла к Асмунду? – спрашивал Снэульв, взяв Загляду за руку. По лицу его было видно, что он очень рад этому обстоятельству.
– А ты почему?
– Он прогнал меня со двора, чтобы я больше ни с кем не подрался.
– А тебя можно усмирить только так?
– Выходит, что так! – отвечал Снэульв, смеясь вместе с ней. – Асмунд стал меня держать за какого-то берсерка. Клянусь пасынком Тора! Я никогда в жизни не кусал свой щит!
– А кто такой пасынок Тора?
– Это Улль – один из светлых асов[136]. Он сын Сив[137] и пасынок Тора. На лыжах и в стрельбе из лука никому не под силу с ним состязаться, даже другим асам. Он помогает в единоборстве. Что еще тебе рассказать?
– А что хочешь, – ответила Загляда, чувствуя, как он крепче сжимает ее руку в своей руке, и ей хотелось вечно сидеть с ним рядом на этом бревне, прикасаясь плечом к его теплому сильному плечу и слушая его голос. И ей было все равно, о чем беседовать, – каждое его слово казалось ей важным и значительным. Сам воздух рядом с ним делался свежее и живительнее, все чувства обострялись, поток жизни лился быстрее и полнее. Рядом со Снэульвом Загляда ощущала в себе жизнь так ярко, как никогда и ни с кем; эти новые чувства и пугали ее, и радовали, и хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
– Тормод говорит, что отец хочет взять тебя в лес, – вместо рассказов сам спросил Снэульв. – К тому недожаренному петуху, что разбил голову коряге. Это правда?
– Да он не решил еще. Одну меня здесь оставлять боится. Раньше ведь матушка моя была… – Загляда запнулась, коснувшись едва затянувшейся раны, но посмотрела на Снэульва и сдержалась, постаралась не показать своего горя. Снэульв тоже сирота – а ведь не плачет.
– А ты? – спросила она. – Твой Асмунд ведь тоже собирается уезжать?
– Асмунд собирается, – невозмутимо подтвердил Снэульв и тут же весело добавил, не дав Загляде огорчиться. – А я, как видно, остаюсь здесь. Наши с ним дороги разошлись. Вчера я был у Оддлейва ярла. Я просился в его дружину. Он велел прийти за ответом сегодня или завтра. Ты хочешь, чтобы я остался здесь?
– Хочу! – только и ответила Загляда, а в душе ее сияющим вихрем закружились целые толпы неясных сладостных образов. Если он останется здесь, то они и дальше будут видеться; если он будет служить варяжскому воеводе, то сможет в скором времени к ней посвататься…
Догада увлеченно рассматривала строящийся корабль, а Горюшко, оставшись без присмотра, забрался на шнеку к Спеху. Пытаясь расслышать, о чем говорят на берегу, Спех поднял мальчонку и посадил его на борт. Перебравшись на нос ладьи. Горюшко сел верхом на штевень и кричал что-то оттуда. Догада с берега громко звала братца слезать.
Тормод тем временем сторговал у проплывавшего рыбака несколько рыбин, разжег костер и подвесил над огнем черный закопченный котелок. Загляда поглядела, как он чистит рыбу, и пошла помогать. Старый корабельщик с охотой уступил это женское дело женщине. Снэульв тоже подошел и присел поблизости, не сводя глаз с Загляды. Греясь на солнышке, Тормод беседовал с Середой, поглядывал на девушку, хлопочущую возле котелка, и приговаривал, обращаясь к Снэульву:
– Умные люди давно говорят: женщины славян есть добрые жены. Если бы я не был старый и толстый, я бы сам к ней посватался!
Снэульв покусывал соломинку, не отвечая, но Тормод по лицу его видел – восхваляя свою Бьерк- Силвер, в Снэульве сыне Эйольва, он встретит полное понимание.
– Кетиль! – воскликнул вдруг Тормод.
– Что? – Загляда поспешно взглянула на котелок над огнем, но с ним все было в порядке.
Снэульв рассмеялся. Загляда недоуменно посмотрела на него.
– Да не этот! – Снэульв махнул рукой вдоль по берегу. – Вон идет Кетиль!
– Ко мне идут еще гости! Какой добрый день сегодня! – ликовал Тормод.
Отдыхавшие от работы корабельщики-словене посмеивались, жевали припасы, принесенные из дому детьми, ждали уху.
Со стороны города к ним приближались двое: Кетиль и Ило. Еще издалека норвежец начал говорить какое-то длинное приветствие, обращаясь к Тормоду.
– Только у Белого Медведя запахнет едой, как гости сбегаются со всех сторон! – ответил ему Тормод.
– Сегодня ветрено – запах твоей похлебки долетел, говорят, даже до Гестевельта[138], – ответил Кетиль и вдруг увидел Загляду. – О! Красна дева! – сказала он по-словенски. – Привет и тебе!
– А это Кетиль, – сказал тем временем девушке Тормод. – Твой отец его знает.
– Кетиль? – переспросила Загляда и посмотрела на железный котел, висящий над огнем. – Я уже знаю один.
– Да – это есть одно, – ответил ей сам Кетиль. – Можно класть еда!
Вслед за этими словами он широко раскрыл рот, и все на берегу засмеялись. Даже Спех на своей шнеке вытянул шею, стараясь понять причину всеобщего веселья.
– Каким колдовством ты приманиваешь к себе эту Лебяжьебелую, Белый Медведь? – спросил Кетиль и уселся на бревно рядом с Тормодом. Ило пристроился рядом с ним, как цыпленок возле наседки.
– Не колдовством —пусть дикие финны себе колдуют! – а искусством мудрой беседы, – важно ответил
