– Да что же я выбрать мог? – повторил Снэульв, но уже без прежней злобы, и наконец посмотрел ей в глаза. – Ингольв меня не спросил, идти ли ему на Альдейгью. Я же тебя искал, в первый же день искал. Дура ваша старая сказала, что ты в лесу. Куда же ты делась тогда? Думаешь, я дал бы моему дядьке тебе руки ломать? Да я и дядьку бы не пожалел…
Ахнув, Загляда обеими руками обхватила его за шею, словно тонула, прижалась к нему и уткнулась лицом ему в грудь. Сейчас она увидела и услышала того Снэульва, которого любила, потеряла, нашла и ни за что не хотела больше потерять. Снэульв обнял ее и торопливо ткнулся губами ей в висок. Едва он снова поверил, что она любит его, как все нелады между ними потеряли смысл.
На поляне перед воротами тына зазвучали чудские голоса. Вернулся Ило, а с ним шли две женщины и один мужчина. Женщины были одеты в чудское платье, их головные покрывала, синее у одной и серое у другой, были приколоты к волосам красивыми бронзовыми заколками. Мужчина был одет в полотняную рубаху, сшитую по чудскому образцу, но его лицо, обросшее густой русой бородой, позволяло сразу узнать в нем славянина.
– День вам добрый, люди, заходите к нам! – приветствовал он нежданных гостей, широким шагом направляясь к ним через поляну. – Слыхали мы, какая в Ладоге беда. Уж чем можем, тем поможем!
Женщины семенили за ним, с любопытством оглядывая Загляду и с некоторым опасением – Снэульва.
– Встречал я на реке пару лодочек, что из Ладоги ушли, – говорил хозяин. – Да они еще из Околоградья. И детинец, стало быть, недолго держался… Да, видно огневались Перун и Велес – свой город не поберегли… А отца твоего я знаю, – неожиданно добавил он. – Был у меня здесь Милута со товарищами, и поехали они дальше, в Тармову весь. Ночевали у меня, из товара кое-что оставили. И говорил он ведь, что дочь свою не повез с собою, а оставил, сбережения ради, в Ладоге. Вот тебе и сбережение! Ты как ни думай, а боги судьбу твою по-своему повернут!
Он провел гостей за ворота. Внутри огороженного тыном пространства они увидели три избы с завалинками, большой амбар, погреб, хлев, баньку. Когда гости вошли во двор, с крыльца им навстречу сошел еще один человек средних лет, со светлой бородой и серыми глазами.
– Хей! – воскликнул он, сразу найдя глазами среди гостей Снэульва. – Я вижу, ты и правда из свеев. Скажи мне несколько слов, я хочу услышать родную речь!
Снэульв подошел к нему, удивляясь, что встретил соплеменника в глуши чудских лесов, а Загляду женщины повели в другую избу. Ило уже сидел там на полу возле очага, а вокруг него устроилось пять- шесть ребятишек разного возраста с льняными и русыми головками. Мешая слова трех языков, они расспрашивали его о Ладоге и викингах.
Скоро Загляда уже знала, куда привели ее боги и Маленький Тролль. На лесном займище[191], которое в округе звали Медвежьим Двором, жили посредники в торговле между славянами и чудью. Чудины привозили сюда меха и шкуры, а в обмен получали, не утруждаясь дорогой в Ладогу, ножи, топоры, хорошие ткани, украшения и всякий другой товар, который привозили славянские торговые гости, забирая в обмен меха. Самих хозяев здесь было двое: один, Горуша, был родом из словенского племени, а второй был из свеев, сам бывший торговец, осевший в глубине чудского леса. Имя его было Торстейн, но чудины, не в силах это выговорить, называли его Туром. Жен оба взяли себе из чудинок, так что без особого труда могли сговориться с каждым из трех народов, которых боги свели на этой земле.
Наевшись из горшка ячменной каши, которой радушно угощала гостей жена Горуши, Хелми, Ило тут же принялся перематывать тесемки на ногах, готовясь идти дальше.
– Да погоди ж ты, леший! – говорил ему хозяин. – Успеется тебе!
– Нет, – коротко и упрямо ответил Ило. – Ждать нельзя.
– Ну хоть чуть посиди… – упавшим голосом пробормотала Загляда. Снэульв уйдет назад в Ладогу, Ило – в поселок Тармо, а она останется одна в лесу, у чужих людей.
– А пусть с тобой пока останется Фенрир! – Ило кивнул на Снэульва. – Я вернусь через пару дней. Авось за это время Ингольв без него не пропадет!
– Но он успеет заметить, что меня нет.
– Не волнуйся – он уже заметил, что нет ни тебя, ни Асгерд, дочери Тормода. Эйрик ярл неглуп и сразу поймет, что все это значит. Я бы на твоем месте подумал, прежде чем идти назад. И тем более не бросал бы ее одну. Такую красивую деву нельзя оставлять одну, разве ты не понял еще?
Снэульв ничего не ответил, но лицо его помрачнело.
– Оставайтесь у нас, а там видно будет! – уговаривал их Горуша. – Варяги сюда не дойдут, боги сберегут!
А Ило, не тратя больше времени на разговоры, собрался в путь. Вот про кого верна была поговорка: «Одеться – только подпоясаться». Затянув получше тесемки на ногах, Ило нырнул под ветви и мигом растворился в лесу – слился с ним, как настоящий лесной дух.
Загляда постояла в воротах, пытаясь расслышать его шаги и шум задевающих его веток, но напрасно. Вернувшись на двор, она села на крылечко, оглядела двор займища. Изба Горуши была покрыта соломой, а изба Торстейна – дерном. И впервые за последние дни Загляда наконец почувствовала себя в безопасности. И защитой ей была не эта изба с очагом посередине, и не бревенчатый тын с медвежьим черепом над воротами, а лес, живая дышащая стена, вставшая между нею и северными разбойниками. Лес кормит, согревает, укрывает – войдя в него и доверившись его благодетельной защите, Загляда наконец ощутила покой. Стараясь не думать о Тормоде и всех прочих, оставшихся в Ладоге, она заперла эти мысли подальше, стараясь слушать только спокойный шум леса и больше ничего. Душа ее была в изнеможении и требовала отдыха.
Из избы Торстейна вышел Снэульв. Подойдя, он сел рядом с Заглядой на ступеньку. Посмотрев ему в лицо, она почти испугалась – он был бледен, утомлен, под глазами лежали темные тени.
– Я останусь с тобой, пока не вернется Тролль, – сказал он. – А потом пойду назад в Альдейгью.
– Но там… – Загляда хотела ему сказать об опасности возвращения, но он перебил ее:
– Я сделал все, что должен был сделать для тебя. А потом мне нужно будет сделать все, что я должен сделать для моего вожака. Никто не скажет, что я верен женщине больше, чем ему.
