принесли дров, и перед хозяйским домом вскоре запылали два костра. Со стены в сенях сняли веревку для дров, лохматую, с прилипшими ошметками коры, и ею связали хозяина усадьбы. Женщины причитали и плакали, уверенные, что для Совьего Перевала уже настала Гибель Богов. Связанного Кетиля посадили между двух горящих костров. Он сидел опустив голову и не шевелясь, хотя жар с двух сторон окатывал его плечи.
– Подвиньте поближе, – распорядился Гутхорм ярл, понаблюдав за ним. – Он еще не понял.
Хирдманы принялись палками сдвигать пламя. Кетиль сидел красный, как шиповник, пот катился по его лицу, а плечи невольно дергались от подступающего жара, но на лице застыло то же озлобленно-замкнутое выражение.
– Что это ты затеял, Гутхорм Длинный? – раздался вдруг где-то рядом изумленный женский голос.
Гутхорм и его люди обернулись. И непочтительное обращение, и уверенный голос позвучали здесь так неуместно, что каждый усомнился, не ослышался ли он.
Перед раскрытыми воротами, освещенная пламенем обоих костров, стояла высокая молодая женщина. Густые темные волосы покрывалом окутывали ее тонкую фигуру и спускались ниже колен. На ней была косматая накидка из волчьего меха, а в руке она держала кривую палку с облезлой и висящей лохматыми прядками корой. Отсветы костра играли в больших глазах, темных, как подземелья Нифльхейма*.
– Ты кто такая? – изумленный Гутхорм шагнул вперед.
– Это ты кто такой? – с презрением и гневом ответила женщина. – Я – Хёрдис Колдунья, меня здесь все знают. Я – хозяйка Медного Леса. А ты кто такой, Гутхорм Длинный, зовущий себя ярлом? У нас тут ярлов нет. Я давно за тобой слежу. Никакого терпения не хватит смотреть на твои бесчинства! По какому праву ты ползаешь по моей земле и еще болтаешь что-то о дани? Медный Лес никому не обязан никакой данью, тебе это твердят на каждой усадьбе, а ты все еще не понял! Но это уже свыше всякого терпения!
Взмахом палки женщина указала на Кетиля, сидящего меж двух костров и вжимающего голову в плечи. И пламя мигом опало, оба костра засветились холодным голубоватым светом, будто сотни болотных огоньков собрались в одно место. Двор сразу сделался странным, непривычным, голубоватый свет пугал, так что хирдманы отпрянули от костров и даже Гутхорм ярл попятился.
– Кто дал тебе право чего-то требовать с моих людей да еще и наказывать их? – возмущенно продолжала женщина. – Никто не давал! Это мое право, и я не уступлю его никому! Только я могу собирать здесь дань, когда она нужна мне, только я могу наказывать жителей Медного Леса! С тех пор как я убила Стюрмира, в Медном Лесу один конунг – это я! И я не поручала тебе собирать дань за меня!
– Ты убила Стюрмира конунга? – потрясенный всем происходящим Гутхорм нелепо трогал руками собственное лицо, будто хотел проснуться, и из всей этой грозной и немыслимой речи ухватил только то, что было ему ближе всего. – Его убил великан… лавина…
– А лавину на него обрушил великан, а сделал это он по моему приказу! Стюрмир посмел убить моего отца, Фрейвида Огниво, и напрасно он думал, что за Фрейвида некому отомстить! Моя месть нашла его, когда он и думать о ней забыл! И так будет со всяким, кто встанет у меня на пути! Передай твоему Гримкелю, который зовет себя конунгом, что тинг Медного Леса отверг его! Ему никогда не собирать дани с моих людей!
– Я слышал, что ты – противница фьяллей! – Гутхорм наконец хоть что-то сообразил и понял, с кем имеет дело. – Разве нет?
– Да! – Хёрдис дочь Фрейвида высокомерно кивнула. – У меня с ними свои счеты.
– Так почему же ты не хочешь помочь нам против них? Ведь я собираю железо, которое пойдет на мечи наших воинов!
– У меня с фьяллями свои счеты! – надменно повторила Хёрдис. – И вам нет до них дела, я никому не позволю вмешиваться в мои дела! Мне мечи не нужны. А если кому-то нужно железо, то он должен попросить его у меня!
– Попросить? Конунг – попросить? – В голове Гутхорма не укладывалось подобное.
– Да! – Хёрдис повелительно взмахнула своей кривой палкой, и Гутхорм вздрогнул: такой нечеловеческой жестокой силой веяло от ее облика. Она была не выше него, но казалась огромной, как гора. – Конунг будет меня просить, а не распоряжаться здесь, как в собственной усадьбе. Убирайся отсюда, Гутхорм ярл!
– Я не уйду, пока не получу нужного мне! – Гутхорм понемногу пришел в себя и не мог позволить, чтобы им распоряжалась ведьма. – Мне нужно железо для мечей!
– Ты получишь мечи! – Хёрдис вдруг прищурила глаза, правая половина ее рта дернулась вверх, обозначая усмешку. – Ты получишь отличные фьялльские мечи, числом не меньше сотни. Среди них, кстати, имеется прекрасная вещь – меч самого Стюрмира. Только я не знаю, где он у тебя будет – на поясе или в животе. Это уж как выйдет. Тебе недолго ждать. Еще денек-другой ты покружишь между гор, отыскивая выход на побережье, а потом придут фьялльские мечи и укажут тебе дорогу. А пока прощай, Гутхорм Длинный, да береги железо, которое собрал, – недолго тебе еще им любоваться.
Женщина повернулась и как бы сразу исчезла: ее темная одежда и темные волосы слились с ночным мраком. Вдруг опять появилось светлое пятно лица: она обернулась.
– Да не вздумай обижать моих людей, – предостерегла она. – Каждый удар ты нанесешь мне, а я умею мстить.
Светлое пятно исчезло. Голубоватый свет костров стал медленно гаснуть, и двор усадьбы погрузился в полную тьму.
На шестой день путешествия по Медному Лесу фьялли наконец нашли следы настоящего противника. На влажной гальке возле ручья остались отпечатки лошадиных копыт. Отряд из четырех десятков всадников и с десятком волокуш позади подъехал к переправе с другой стороны, но направлялся туда же – на северо-запад.
– Давно, дня два, не меньше, – говорили хирдманы, осматривая следы. – Четыре десятка и волокуши – это он, Гутхорм Длинный. Везет нашу добычу!
– Должно быть, теперь уже скоро будет этот Совий перевал!
– Тут, говорили, должны быть две горы и внизу усадьба с белой оградой.
– А в усадьбу пойдем?
– Посмотрите-ка! – Гельд Подкидыш, забравшийся на самый высокий скальный уступ над потоком, прищурился и показал куда-то вдаль. – Я вижу две горы с перевалом между ними. Усадьбы, правда, нет, но если она с той стороны… Видно, скоро будем на месте.
– Темнеет, похоже, – заметил Рэв.
– Еще как похоже! – Гельд спрыгнул с валуна и подошел к Асвальду. – Что скажешь, ярл? Пойдем пугать местных бондов прямо сейчас или отложим до утра?
– А что если Гутхорм ночует в этой усадьбе? – спросил Эймод сын Ульва.
– Мы не успеем дойти туда до темноты, – решил Асвальд, окинув взглядом небо и вершины гор. – Пройдем еще немного, найдем место посуше и будем ночевать.
Для ночлега выбрали широкую каменистую площадку, скалами закрытую и от ветра, и от чужих глаз. Когда все устроились и только дозорные прохаживались возле костров, Гельд решил ненадолго углубиться в ближний лесок – бывает, что возникает надобность. В ельнике было темно, как в мешке, знаменитая квиттингская луна в этот вечер опозорилась и лишь бледно посвечивала где-то среди облаков. Гельд уже шел обратно, на ощупь обходя еловые стволы и выставив вперед руку, чтобы не хлестнуло колючей лапой по лицу, как вдруг рядом раздался шорох. Гельд мгновенно прижался спиной к стволу, в руке его оказался длинный нож. И лишь потом возникла мысль, что это может быть кто-то из своих.
– Ш-ш-ш! – зашипел голос в трех шагах от него, и теперь Гельд твердо знал, что свои тут ни при чем. От ощущения чего-то чужого и даже чуждого у него поджались уши. – Не шуми. Не бойся.
Гельд молчал: было не время уверять в своей несокрушимой храбрости. Клинок его ножа вдруг сам собой начал светиться, изливая голубоватое призрачное сияние, вроде тех огоньков, что пляшут в полночь над курганами, где зарыты сокровища. И в этом свете Гельд увидел поблизости невысокую человеческую фигуру. Обеими руками разведя в стороны тяжелые еловые лапы, на него настырно смотрела девчонка лет пятнадцати, и это лицо, серое в призрачном свете клинка, неожиданно напомнило Гельду лицо Борглинды: такое же округлое, с немного вздернутым носом и черными бровями, с большими глазами… Нет, глаза казались еще больше и горели совершенно немыслимым светом, а над ресницами густела тьма, как
