– Значит, мстить будет сам конунг?
Гельд наконец посмотрел на Эренгерду. Поразившая ее жестокость уже сошла с его лица, теперь оно было сосредоточенным. Он хорошо понимал, что все это взаправду. И именно эта сосредоточенность, даже больше, чем его слова, довела до ее сознание все значение случившегося.
– Нет! – почти с мольбой воскликнула она. – Ведь ты… Он же сам…
– Ты скажешь ему об этом? – Гельд жестко глянул ей в глаза, подразумевая единственный возможный ответ.
Эренгерда поняла и закрыла лицо руками, а уже потом потрясла головой.
– Нет! – снова выдохнула она, как от боли. Она не сможет рассказать конунгу, как все было. – Нет!
– Конечно нет! – Гельд изо всех сил старался смягчить свой голос, чтобы успокоить ее, но не получалось. – Если бы не ты…
Он имел в виду, что не пошел бы на убийство, если бы Орм не грозил рассказать об их свидании. Но Эренгерда поняла его слова как обвинение. Ее ужас перед случившимся был так велик, что все ее существо отчаянно пыталось оттолкнуться от него как можно дальше.
– Нет, если бы не ты! – отчаянно вскрикнула она, опуская руки. – Это ты во всем виноват! Я только ради тебя пришла сюда! Если бы ты оставил меня в покое, ничего бы не было! Ведь я просила тебя!
– Успокойся! – Гельд шагнул к ней, но она отшатнулась.
Вспомнив, что все еще держит в руке окровавленный нож, Гельд нагнулся и стал неловко вытирать его о хвою и остатки увядших папоротников. Тело Орма лежало в трех шагах, похожее на камень и более мертвое, чем сам Поминальный Дракон.
– Глупая! – в досаде бросил Гельд, не глядя на Эренгерду. – Это же ради тебя! Чтобы он не пошел болтать по всему фьорду, что ты сошлась с бродягой… Тьфу! Так он хоть будет молчать! Хотя я предпочел бы, чтобы он молчал живым, а не мертвым. Что я должен сделать?
Эренгерда молчала и старалась сдержать рыдания. Она погибла, погибла! Зачем она его слушала, зачем решилась на это безрассудное свидание! Зачем не послушалась тех предчувствий, которые томили ее всю ночь! Тяжелые сны стали явью, вина обрушилась на ее голову, позор неминуем! Глупая! Зачем, зачем! Так хотелось, чтобы все это растаяло, как ночной кошмар, чтобы все стало как прежде, чтобы она знать не знала никакого Гельда!
– Что я должен сделать? – повторил Гельд, разогнувшись и убирая нож в ножны. – Какие у вас обычаи на этот счет? Завалить его камнями?
– Не нужно. – Эренгерда наконец сообразила, о чем он говорит. – Тут не пустые места, до ночи он так не долежит… Нужно скорее объявить об убийстве. Пока не увидел кто-то другой.
Понемногу Эренгерда взяла себя в руки. Теперь до нее дошло и то, что о ее участии в этом деле никто не узнает: Орм умер, а Гельд стал убийцей именно затем, чтобы ее не ославили. Она же ни в чем не виновата! Не было ничего такого, в чем она должна себя винить! И не родится у нее внук рабыни! Никогда!
Во тьме появился просвет, и Эренгерда дрожащими пальцами принялась утирать слезы. Ничего не будет, никто не узнает… Только бы никто не узнал!
– Где? – спросил Гельд. – Где объявить? У конунга?
– Нет. На ближайшей усадьбе.
– У вас?
– Нет. Тут ближе двор Аринкара Вязальщика. Там. – Эренгерда слабо махнула рукой в сторону моря.
– Может, лучше у вас? Тоже близко, и я… я ваш гость.
– Нет, нет, у Аринкара! – Эренгерда заторопилась с чувством, что от этого зависит и ее собственное спасение. – Не волнуйся. Лучше все сделать по обычаю, по закону, тогда нас… тебя ни в чем не смогут упрекнуть. У Орма нет в Аскефьорде родни и побратимов, никто не будет тебе мстить, пока конунг не разберет дело. А ему ты скажешь, что Орм первый тебя оскорбил. Ведь он назвал тебя сыном рабыни, да? Это все поймут. Не волнуйся, у нас его не слишком любили. Кто он такой? Не лучше тебя, только что хирдман конунга…
– Да уж! – Гельд криво усмехнулся. – Еще хорошо, что он. Мог бы попасться Кари ярл – это было бы хуже.
– Гораздо лучше! Кари ярл согласился бы молчать. И клятв не понадобилось бы, и этого… – Эренгерда глянула в сторону тела и вновь содрогнулась. – А Орм слишком незначительный человек – он пошел бы болтать по фьорду, лишь бы придать себе веса. Он ухватился бы за любой способ прославиться.
– И это ему удалось. – Гельд тоже оглянулся на темнеющее тело. – Только слава вышла немножко посмертная…
– Иди! – Эренгерда взмахом руки указала на невидимое за ельником море. – Иди скорее! Я… Ах, я ничего не могу сделать!
Она опять прижала ладони к лицу и горестно потрясла головой. Она могла бы послать Кольбейновых людей охранять гостя, могла бы стать свидетелем, что Гельд был оскорблен первым… если бы могла сознаться в своем присутствии здесь. А это никак не возможно! Ей не подобало здесь находиться, и надо забыть, что она здесь была!
На миг ей стало стыдно: Гельд ради ее чести подвергся смертельной опасности, а она не может помочь ему! Но тут же стыд сменился отчаянным страхом: сейчас он уйдет, и она больше никогда не увидит его. Хотелось подбежать и обнять его, но она не смела: за эти же стремления она уже наказана этим ужасом! На одежде и руках Гельда не виднелось ни единого пятна крови, но Эренгерде казалось, что одно прикосновение к нему так запачкает ее, что она больше не сможет показаться людям на глаза. Ее тянуло к Гельду и отталкивало от него; внутри что-то сжималось, так что дышать было трудно.
– Не бойся, – тихо сказал Гельд. Он понимал, что с ней творится. – Никто не узнает, что ты сюда приходила. Это я во всем виноват. Это я зазвал тебя сюда, это из-за меня ты могла быть опозорена. Никто ничего не узнает. Для тебя все будет как раньше. Как ты сама хочешь. Не бойся.
Говоря все это, он ощущал пустоту и усталость. Гельд не боялся за свою участь. Напуганный вид Эренгерды вдруг убедил: она совсем его не любит. Ни капли. Она боялась не за него, а лишь за свою честь. И это было хуже любого наказания, хуже смерти, потому что вся дальнейшая жизнь показалась бессмысленной. Скажи ему сейчас сама норна, что конунг немедленно присудит его к смерти, он пошел бы на смерть с тем же горьким безразличием.
Он смотрел на Эренгерду с чувством, что навек с ней прощается. Она не для него, дочь Ярла. Она красива, как белая звезда на темно-синем зимнем небе, и даже сейчас ее красота сладко и мучительно язвила, напоминала о пропавших надеждах. Ну, хватит!
Не решаясь попрощаться, Гельд сделал легкий знак рукой, повернулся и пошел прочь с поляны в сторону моря, где мельком по пути сюда видел две-три крыши какого-то жилья.
Эренгерда вначале стояла, глядя ему вслед, а потом вдруг осознала, что осталась на поляне наедине с мертвецом. Ее пронзил такой ужас, будто Орм уже оживает, чтобы переломать ей кости. Слегка ахнув, она повернулась и со всех ног бросилась бежать. Скользя на гнилых листьях и протянутыми руками отклоняя еловые лапы, она неслась сама не зная куда. Она боялась пустого леса и боялась показаться с таким лицом дома; но нестерпимее всего было стоять на месте, и она летела через лес, точно могла убежать от ужаса.
После того как Асвальд сын Кольбейна так своеобразно посватался к ней, Борглинда жила среди сплошных противоречий. Внешне ее положение заметно улучшилось: через два объявленных сговора она стала невестой Асвальда ярла и почти родственницей Торбранда конунга. Теперь женщины сами искали случая ей услужить, а мужчины, если она показывалась в гриднице, держались уважительнее прежнего. Теперь уж никто даже спьяну не лез к ней со своим кубком и не приглашал к себе на колени. Даже дома, на Остром мысу, она никогда не видела такого почета.
Но Борглинде было не до радости. В душе она жестоко бранила себя за трусость. Она струсила тогда на пиру, когда согласилась выйти за Асвальда. И выговоренная отсрочка не многого стоит. Следовало отказаться, отказаться решительно и еще сказать что-нибудь уничижительное: дескать, дочь Лейрингов никогда не будет женой врага своего племени… Но она не посмела, побоялась! Что толку теперь, в уголке девичьей, произносить про себя пламенные речи? Даже смешно! Вспоминая те мгновения, Борглинда
