С волчонком ей стало веселее – было с кем возиться. Звереныш пил молоко, ел размоченный хлеб, даже кашу, и Дивине казалось, что за несколько дней он немного подрос. Волчонок оказался веселым, игривым и понятливым, не кусался, а лишь слегка сжимал ее руку крошечными зубками, и его диковинные голубые глаза сияли, придавая всему облику зверька что-то сказочное. Иной раз ей казалось, что в полутьме от его шкурки исходит легкое золотистое сияние, но это, скорее всего, были отблески горящей лучины.
Дней через пять или шесть Дивина, возвращаясь от родничка, в замешательстве остановилась на опушке. Что-то было не так. Сам воздух на полянке изменился, ходил волнами, постепенно успокаиваясь, – как будто в стоячую воду бросили камень. И на снегу появились следы. Волчьи следы. Причем они появились после ухода Дивины, потому что перекрывали ее след, идущий от крыльца.
Волки? Откуда? Может, волчица пришла за детенышем? Дивина заторопилась, чувствуя, что ее поджидают новости.
Она только взялась за изогнутый березовый сучок, заменявший дверную ручку, как сразу поняла, что в избушке кто-то есть. Чужое присутствие ощущалось буквально кожей – Дивина слишком привыкла к своему нерушимому одиночеству, чтобы не почувствовать перемену. Изнури веяло теплом, и струя дыма выходила из-под приоткрытой заслонки на окошке – а ведь она никогда не оставляла огонь в печи без присмотра.
Перед горящей печкой сидел гость и держал на коленях ее волчонка. Дивина как вошла, так и остановилась на пороге, опустив ведро и не смея шагнуть дальше. Сердце бешено билось – как же она отвыкла от гостей!
И притом это был не человек.
Навстречу ей поднялся, улыбаясь, молодой мужчина – лет двадцати пяти на вид, высокий, не слишком широкий в плечах, но сильный, с длинными руками и ногами. Лицо у него было продолговатое, с глубоко посаженными узкими глазами и небольшой бородкой, полуседой, несмотря на молодость. В полутьме избушки его глаза ярко вспыхнули зеленой искрой, а когда он улыбнулся, стали видны крупные волчьи клыки в ряду верхних зубов, таких красивых и блестящих, что ими можно было бы залюбоваться, если бы они не внушали ужаса. Гость вроде бы не занимал много места, но, казалось, заполнил собой всю избушку. От него веяло нечеловеческой силой, при взгляде на него душа словно проваливалась в черную пропасть подземелья и видела сразу множество вещей: черные подземные реки, неведомые мрачные поля, куда уходят умершие, безоглядные дремучие леса, от создания мира не видавшие людей, сон медведя в берлоге, игры волков на поляне, слышала далекий вой, песнь самого леса…
– Заходи, красавица, не бойся! – сказал гость.
Голос у него был низкий и звучный, теплый и совсем не угрожающий. На коленях он держал волчонка, и волчонок выглядел очень довольным. На плечах гостя была накидка из косматой волчьей шкуры, и Дивина сразу поняла, что между этими двоими есть какая-то тесная связь.
Она вошла, безотчетно распахнула полушубок и села.
– Не узнала меня? – Гость еще раз улыбнулся, снова блеснули его клыки, и Дивина отметила, что и впрямь когда-то где-то это видела. При всей его огромной силе гость не казался опасным, и она перевела дух. – А мы ведь встречались с тобой, сестра. В начале зимы ты меня пирогами угощала. Помнишь?
Пирогами? Так это…
– Ты… – едва выговорила изумленная Дивина.
– Я! – Он весело кивнул, и на миг ей померещилось, что вместо человека перед ней сидит громадный волк с черным и серебряным волосом.
– Князь Волков!
– Он самый!
– Но как же ты…
– Вот, за сынком пришел! – Он качнул на руках волчонка. – Спасибо тебе, сестра, что ты его подобрала, кормила, ухаживала. Далековато его забросило, я едва нашел. А теперь пора ему дальше идти.
– Как же ты сюда попал? – спросила Дивина, и тут же сама поняла, что для оборотня, живущего на грани миров и способного проходить за любую грань, этот мир так же доступен, как и тот, внешний. – Постой! – ахнула она. – Ты ведь можешь и на Эту, и на Ту Сторону проходить!
– Могу. Мне и проходить не надо – я сразу на двух сторонах и живу.
– Что там? Расскажи! – взмолилась Дивина. – Я ведь сама не знаю, давно ли тут сижу, может, думаю, на той стороне уже целый век прошел, все умерли, кого я знала, а я и не заметила!
– Там Новый год сегодня.
– Новый год?
– Ну да. Потому я и пришел за сыночком.
– Да уж я чую, кто-то пришел! – раздался от порога еще один голос, и оба собеседника разом обернулись. – Кто-то такой пришел, что его и не зовут, да и дверь перед ним не затворишь! Ну, здравствуй, Князь Волков!
В дверях стоял Лес Праведный – высокий старик, седой, как снег, с длинной белой бородой и ледяными серыми глазами. Лес Праведный всегда был такой же масти, как лес: весной – серо-бурый, голубоглазый, летом – зеленый, осенью – рыжий и желтый, а зимой – белый. Ледяной посох в его руках звонко постукивал по обледенелым ступенькам, с подола и рукавов белой шубы летели легкие снежинки.
– Здравствуй, дядя! – Князь Волков снова встал и поклонился, как младший старшему, но без робости, дружелюбно.
– Не соскучилась тут, внучка? – спросил Лес Праведный, опускаясь на лавку. По теплой избушке полетел свежий морозный дух. – Дай, думаю, проведаю. Ну что, тепло ли тебе?
Старик усмехнулся, и Дивина улыбнулась, потом вздохнула:
– Тепло, батюшка, только скучно. Так хочется на белый свет поглядеть! Даже не знаю, много ли времени прошло. Вот, за все время первый гость у меня.
– Да уж, этот гость одиноким девицам опасен! Недоглядел я! – Лес Праведный усмехнулся, потирая ус, а Князь Волков шутливо обиделся:
– Ну что ты, дядя! Зачем позоришь? Это не я, это братец мой, что огненным змеем летает![54]
– Знаю, знаю, за сыночком пришел. Ладно, не бойся его, внучка, он тебя не обидит. А на что тебе в белый свет? Ты здесь живешь, не старишься, красота твоя девичья не вянет. Хоть сто лет пройдет, а ты все та же будешь, как цветочек лазоревый.
– Я, может, и та же. А… другие?
– Какие – другие? – Лес Праведный наклонил голову и лукаво глянул на нее из-под белых косматых бровей. Эти брови почти занавешивали глаза, так что поймать его взгляд было нельзя, но это и к лучшему. – О ком тебе грустить?
Дивина опустила глаза. Ей хотелось сказать о Ледиче, но она не смела.
– Ты мой указ нарушила, обручилась, – продолжал старик. – Молчи, я знаю почему. Раз слово дала, нарушать его нельзя. Но раз уж ты жениха от смерти спасла, а он тебя не спас – пусть теперь сам сюда за тобой приходит. Тогда, может, и отпущу.
– Но как же он придет за мной, если не знает, где я? Даже если искать будет – только и узнает, что пропала в лесу.
– Вот пусть в лесу и ищет. Вот весна придет…
– А она еще не пришла – весна? – Дивина оглянулась в сторону окошка. Заслонка была отодвинута совсем чуть-чуть, да и снаружи уже почти стемнело, но все же в щель было видно немножко синего зимнего воздуха. – Я все думаю: может, это у меня здесь все тот же день, а у них там уже сто лет прошло…
– Этого не бойся. Пусть у тебя здесь хоть сто лет пойдет, а как захочешь туда вернуться, вернешься в любой день. Захочешь – в тот, из какого ушла…
– Нет, в этот не хочу! – Дивина вспомнила и содрогнулась.
– Ну, в другой можно. Там уже Новый год. Везде угощение нам готово, вот, пойду собирать! – Лес Праведный усмехнулся и взял из сеней огромный, во всю спину, плетеный короб.
– Ты туда пойдешь! – Дивина вскочила и всплеснула руками. – Дедушка, миленький, отец мой родной, возьми и меня! Хоть ненадолго возьми, хоть на один вечерочек!
– Ну, хочешь, возьму! – Лес Праведный рассмеялся, лукаво поглядывая на нее и показывая, что видит
