муки.
И ученица уходила сконфуженною.
— А ты, моя дорогая! — обращалась начальница к другой воспитаннице. — Что это у тебя брови точно щетина торчат? Надо их приглаживать как можно чаще и даже фиксатуарить!
И девица делала низкий реверанс и преклоняла свою голову в знак покорности.
— А с тобой, моя милая, я уж не знаю, что и делать, — обращалась начальница к девице, приехавшей из дома родителей. — Ну, посмотри, какой у тебя шевелюр. Он тебе совсем не идет. У тебя круглое лицо, и потому тебе надо убирать свою голову высокою прической, а ты — напротив — украшаешь ее круглой кренировкой. И выходит, что ты из своей головы делаешь какую-то тыкву.
«С приближением эпохи романтизма мода на здоровье кончается. Теперь кажется красивой и начинает нравиться бледность — знак глубины сердечных чувств» {18}. Дурным тоном считался загар. Первое, что сказала княгиня Ливен приехавшей в Россию в 1817 году принцессе Шарлотте, невесте великого князя Николая Павловича: «Вы очень загорели, я пришлю вам огуречной воды умыться вечером»{19}.
«Марья Степановна, впрочем, была очень недовольна наружностью дочери, называла ее 'дурняшкой' и приказывала всякое утро и всякий вечер мыться огуречною водой, в которую прибавляла какой-то порошок, чтоб прошел загар, как она называла ее смуглость»{20}.
Для умывания использовали также «перловую воду», сыворотку, миндальные отруби, которыми натирали шею и плечи. Княжна Мими в повести В. Ф. Одоевского «на ночь привязывала к багровым щекам своим — ужас! — сырые котлеты!».
«Молодая девица» должна была заботиться о белизне и «атласности» своих рук. Для этого кисти рук обкладывали свежей телятиной или опускали в огуречный рассол.
«Руки подвижные, изящные, в совершенстве — годами светской учебы — вымуштрованные: уж о такой даме никак не скажешь, что она «не знает, куда девать руки»! Напротив, руки ей служат к украшению и на пользу, как один из совершеннейших инструментов светского обхождения и очарования»{21}.
Красота жестов всегда отмечалась мужчинами. Рассказывая о знакомстве в Париже с известной писательницей баронессой де Сталь, С. Г. Волконский отмечает: «Редко сидящая, она эффектно обходила своих гостей, и свой звучный, преисполненный особого взгляда разговор всегда был сопровождаем эффектными жестами ее рук (
Изящество движений, прямая осанка являлись признаками хорошего воспитания. «Стой, сиди всегда прямо, ходи легко, умей прилично поклониться; весьма часто при входе молодой особы в комнату, по одному ее приветствию, судят уже присутствующие о ее воспитании…»{23}
«Она до глубокой старости была стройна и держалась прямо, — вспоминает свою мать Е. И. Раевская. — Сиживала она всегда на простом, жестком стуле, а мягкой мебели не терпела. В молодости ее мягкой мебели не было в употреблении. Она завела ее для нас, молодых, но часто нам выговаривала в этой дурной, по ее мнению, привычке. 'Портите вы себя этими мягкими креслами, — говорила она. — От этой мягкой мебели и завелось теперь страдание спинной кости. В мое время о нем и слуха не было'»{24}.
«С боязнью приближалась я к дверям гостиной. Тетушка Татьяна Петровна сидела на диване рядом с моею тетушкой и разговаривала с ней. Это была полная, с важною физиономией женщина. Дома, одна, она была всегда как при гостях разодета, надушена, немного чопорна, держалась всегда прямо, никогда не опиралась на подушку или на спинку кресел… Она жила в свете и была строга ко всякому нарушению этикета. Она всегда стыдила меня тем, что она, старуха, лучше меня держится», — говорит героиня романа Ю. Жадовской «В стороне от большого света»{25} .
С. Волконский, внук декабриста, передает рассказ своей бабушки, М. Н. Волконской: раз она в гостиной, сидя в кресле, откинула назад голову, ее отец сказал ей: «Мари, если ты устала, поднимись в свою комнату и ложись в постель».
Изящество движений, естественная непринужденность в общении вырабатывались в результате длительного обучения танцам.
«Вкус твой к ликам (ибо так на древнем нашем языке назывались танцы или пляска) меня совсем не удивляет; он совершенно в твоих летах… — писал М. Сперанский дочери. — Пляска есть первая черта к образованию обществ, и в настоящем их составе она не только умножает приятности беседы, но и необходима для здоровья»{26}.
«Милая Ольга, — пишет к дочери А. И. Герцен. — Благодарю тебя за твои строки — и очень рад, что ты отпразднуешь мой день рождения пением; но его следовало бы отпраздновать и танцуя. Я узнал, к несказанному своему удивлению, от Александра, что ты совсем не танцуешь. Это плохо. Цивилизованная жизнь не терпит этих эксцентричностей и безжалостно карает их, делая смешным. Танец же, как и праздник, как наряды, никогда не может занимать главенствующего места в жизни, но в молодости у них свое место — и своя поэзия»[57] {27}.
«Жеманство, выдержка в движениях — результат муштры танцмейстера; а он добивался условной грации не только в постановке ног и спины, но и в каждом движении головы, руки, каждого пальца, в том, как барышня должна встать, сесть, поклониться, положить в танце руку на плечо мужчине, откинуть голову, как управлять веером, и проч., и проч. И все это считалось прекрасным лишь в том случае, если следы танцевальной муштры были совершенно наглядны. Она уже нужна была не как средство для развития грации, а сама по себе»{28}.
«Надобно стараться нравиться» — это правило для девушки было самым главным. «Женщинам и мужчинам, старым и молодым, всем вообще старайся нравиться; употребляя все усилия твои к тому, чтобы каждый мог о тебе сказать: 'Как она любезна!'»{29}
«Будь уверена, любезная Лизанька, что я, с своей стороны, сделаю все, что могу, — говорит матушка дочери в рассказе П. А. Муханова «Сборы на бал», — но нельзя выйти замуж без собственных забот, без желания нравиться, без заманчивых достоинств… Лизанька! Если бы ты хотела, ты могла бы нравиться; ты бы давно вышла замуж..»{30}
«…Старайся понравиться, будь весела, любезна; во время прогулок не молчи, как давеча, не отнекивайся, а разговаривай, шути; быть судьбе и будет; девка ты в поре, засиживаться нечего; захочешь — понравишься», — наставляет дочь другая маменька{31} .
«Я удивляюсь, что никто за Вареньку не сватается, — выражает в письме беспокойство о сестре К. Н. Батюшков. — …Надобно ласкать людей, надобно со всеми жить в мире. //
Признак невоспитанности — показывать окружающим свое плохое настроение. О. И. Пыжова на всю жизнь запомнила совет, который дала ей Юлия Павловна Маковская, «тетя Юля», «женщина истинно светская»: «Однажды, после очередного дня, когда тетя Юля 'принимала', она пришла в мою комнату и сказала, что ей надо поговорить со мной серьезно. 'Позволь дать тебе один совет. Ты сегодня не в духе и, явившись к гостям, разрешила себе показывать присутствующим свое настроение. Вернее, не потрудилась его скрыть. Если у тебя дурное настроение и ты не можешь его побороть, мой совет — лучше вообще не выходить на люди. Во-первых, это тебе не идет, во-вторых, умение добиться ощущения, что ты в хорошей
