позор, за гибель отца, за рабскую участь матери. Лишенный всех отцовских владений, он теперь правил морями, рыскал в поисках добычи и наводил ужас на торговые корабли и прибрежные усадьбы всех племен. Уже не один конунг или знатный ярл давал обет найти и истребить его, но никому еще не удалось это сделать: если противник превосходил его по силе, Бергвид просто исчезал вместе со своими людьми, таял, как дым. Все знали, что ему помогает колдовство, и мрачный оттенок чар делал его славу еще более внушительной и грозной. Куда бы он ни направлялся, всегда для него дул попутный ветер, что говорило об особой благосклонности к нему Ньёрда. Бергвид считался проклятием Морского Пути, и никто не брался предсказать, кто и когда избавит от него семь морей.
– Он был у нас недавно, – продолжала кюна Ульврун и пояснила в ответ на изумленные возгласы мужчин: – Ну, не прямо в усадьбе, конечно, до такой бедности я еще не дожила! Хоть я и не мужчина, однако сумею постоять за свой дом! Но его корабли видели в трех переходах отсюда. К югу, Даг хёвдинг, так что по пути домой тебя еще могут ждать малоприятные новости. А ко мне сюда пешком пришел неполный десяток человек с торгового корабля. Да, Ингрот? – Она вопросительно глянула в сторону управителя, сидевшего на дальнем конце скамьи. – Человек восемь или девять. Все, кто остался. Они рассказали, что встретили Бергвида на трех огромных кораблях. Часть людей успела прыгнуть в море и спастись на берегу, а остальных он перебил. Они до ночи выжидали случая уйти и видели, как горел их корабль. А я велела готовиться своей округе: у Бергвида хватит наглости заявиться и сюда. У меня дозоры день и ночь ездили по берегу до самой границы!
– Да уж, из этого Бергвида вырос отчаянный парень! – Торвард ярл невесело усмехнулся. – Достойный противник для нас с тобой, Хельги ярл! Можно сказать, тоже локоть от нашего холста!
Кюна Ульврун сурово посмотрела на него, потом кивнула:
– Да, в чем-то ты и прав! Он ведь из вашего поколения, хотя и постарше вас обоих. Он родился за год до того, как началась Квиттингская война, значит, сейчас ему уже двадцать восемь лет.
Хельги и Торвард понимающе посмотрели друг на друга. Оба они так или иначе были обязаны своим существованием этой же самой Квиттингской войне.
– Потом, через год, когда Торбранд конунг дошел до Квиттингского Востока, а слэтты не пустили его дальше, Хеймир конунг взял в жены Хельгу дочь Хельги, – продолжала кюна Ульврун. – Тогда родился ты, Хельги ярл. А еще через год Торбранд конунг раздобыл в Медном лесу свой Дракон Битвы и в придачу жену Хёрдис Колдунью.
Даг хёвдинг подавил вздох: речь шла о его родине и последней попытке квиттов собраться и дать отпор врагам. Благодаря родству с конунгом слэттов Даг имел возможность поддерживать порядок в своей четверти страны, но положение остальных трех четвертей было плачевным. Население оттуда разбежалось, поля зарастали кустарником. Единая некогда держава распалась на семь областей, каждой из которых самовластно управлял свой вождь-хёвдинг.
– И ваши отцы двадцать пять лет назад были бы весьма удивлены, если бы увидели, как вы оба сидите у меня здесь как лучшие друзья! – Кюна Ульврун соединила беглым взглядом Хельги и Торварда. – И я хотела бы, чтобы это было надолго! От этой войны всем одни беды! И нам тоже, и многим другим!
– Выходит, мы с тобой, Хельги ярл, живые саги о Квиттингской войне, – Торвард снова усмехнулся, но как-то невесело и задумчиво.
– Хотелось бы знать, сагами чего будут в свое время наши дети, – заметил Хельги.
– Это уж от вас зависит, – ответила ему кюна Ульврун. – Но я молю богов об одном: чтобы у Бергвида Черной Шкуры вовсе не было детей!
– Между прочим, родственница, мы с Хельги ярлом как раз задумались о продолжении своих славных родов! – Торварду надоело говорить о грустном, и он подмигнул тетке кюне.
– Вот как! – Кюна Ульврун оживилась, как оживляется всякая женщина при упоминании этого предмета. – Уж не пытались ли вы отбить невесту у Альмара Тростинки? Напрасно – она, я думаю, так горда и привередлива, что он с этой красоткой еще наплачется! Или ты нацелился… – Она бросила взгляд на Хельгу, сидевшую с шитьем в дальней стороне гридницы.
– Нет! – Торвард засмеялся и затряс головой. – Прекрасная Хельга дочь Дага не для меня! Я уж сколько дней лезу вон из кожи, чтобы ей понравиться, а она все еще смотрит на меня, как на морского великана!
Хельги слегка улыбнулся: Торвард несколько преувеличил свои старания. Он был не только любвеобилен, но и разборчив: он хорошо знал, чего хочет, и никогда не гонялся за победами ради самих побед, а также отлично понимал, какая женщина какого обращения заслуживает. Он охотно разговаривал с Хельгой, шутил, совершенно невинно забавлял ее разными баснями о своих и чужих приключениях, однажды на стоянке принес ей из леса живого зайчонка, но даже взять за руку никогда не пытался, словно она и ему приходилась сестрой, – короче, обращался с ней скорее как с маленькой девочкой, чем как со взрослой девушкой. Этому способствовали ее малый рост, хрупкость, ее робость, из-за которой мало кто вспоминал, что ей уже двадцать лет. Для более близкого знакомства Торвард ярл предпочитал ее молодых служанок: Хельги не раз замечал его болтающим то с одной, то с другой, то с двумя сразу, а не далее как на последней стоянке перед Островным проливом видел, как доблестный Торвард ярл возвращается из ближайшей рощи в обществе одной из этих девушек. Свой плащ он нес свернутым на плече, но все равно на толстой коричневой ткани виднелись следы тесного соприкосновения с непросохшей весенней землей.
– Ты знаешь, что где-то в Медном лесу спит прекрасная валькирия? – ответил он тетке кюне, недоумевавшей, кого же он выбрал.
– Уж не об Альвкаре ли вы вспомнили? – Кюна Ульврун усмехнулась с шутливым беспокойством. – Я-то уж подумала, что ты в самом деле… Альвкара! Надеюсь, что она оставила смертных в покое!
– А разве ты знаешь о ней что-нибудь нехорошее?
– А разве она мне сделала что-то хорошее? Я видела ее однажды, как раз двадцать семь лет назад. В тот год, когда к нам приехал Эрнольв Одноглазый и передал приглашение Торбранда конунга идти с ними на Квиттинг. Мой отец, умный был человек, не хотел соглашаться. А брат, Ульвхедин ярл, непременно хотел идти в поход. Даже задумал жертвоприношение, чтобы боги указали, идти раудам в поход или не идти. Вот тогда и появилась Альвкара. Она указала нам на юг – и мы пошли в поход. – В голосе кюны Ульврун проявлялось все больше досады, и она совсем позабыла, что в те давние дни не меньше своего воинственного брата желала этого похода, обещавшего раудам огромные выгоды. – И теперь мой брат Ульвхедин, говорят, бегает по Медному лесу в виде оленя с золотыми рогами, если его еще не подстрелили и не съели, а я одна управляюсь тут со всем племенем и едва могу отбиться от кваргов, от этого проклятого Фримода ярла, чтоб ему провалиться! Был бы у меня в роду хоть один настоящий мужчина, он бы… Довольно об этом! – Кюна сама себя прервала. – Если вы верите, что вам с ней больше повезет, – это ваше право.
– Нам бы узнать о ней хоть что-нибудь! – попросил Торвард ярл. – Нет ли у тебя, родственница, какого- нибудь мудрого человека, который нам о ней расскажет получше?
Чтобы сделать приятное гостям, кюна Ульврун послала за сказителем, знавшим древнюю «Песнь об Альвкаре», и на другой день он приехал. Послушать его нашлось много охотников: на скамьях и на полу, у стен и в углах, даже в дверях теснились домочадцы и гости, проезжие торговцы, которых всегда хватало на берегах Островного пролива. И все это множество народу хранило молчание, чтобы не мешать певцу – толстоватому, ничем не примечательному человеку средних лет, усаженному к очагу на особую маленькую скамеечку. На коленях он держал арфу. Когда возня и борьба за места утихла, почетный гость начал рассказывать:
–
Дальше он ударил по струнам арфы и запел, не слишком звучным голосом, но зато торжественно, умело выделяя слова:
