Среди задержанных перебежчиков и нарушителей госграницы также выявлено значительное количество лиц, которые являются участниками к-р шпионских и повстанческих организаций.
В лагерях для военнопленных содержится всего (не считая солдат и унтер-офицерского состава) — 14.736 бывших офицеров, осадников и разведчиков — по национальности свыше 97 проц. поляки.
Из них:
Генералов, полковников и подполковников — 295
Майоров и капитанов — 2.080
Поручиков, подпоручиков и хорунжих — 6.049
Офицеров и младших командиров полиции, пограничной охраны и жандармерии — 1.030
Рядовых полицейских, жандармов, тюремщиков и разведчиков — 5.138
Чиновников, помещиков, ксендзов и осадников — 144
В тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии всего содержится 18.632 арестованных (из них 10.685 поляки), в том числе:
Бывших полицейских разведчиков и жандармов — 5.141
Бывших офицеров — 1.207
Шпионов и диверсантов — 347
Бывших помещиков, фабрикантов и чиновников — 465
Членов различных к-р и повстанческих организаций и разного к-р элемента — 5.345
Перебежчиков — 6.127
Исходя из того, что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти, НКВД СССР считает необходимым:
I. Предложить НКВД СССР:
1) Дела о находящихся в лагерях для военнопленных 14.700 человек бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, жандармов, осадников и тюремщиков,
2) а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11.000 человек членов различных к-р шпионских и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников и перебежчиков — рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела.
II. Рассмотрение дел провести без вызова арестованных и без предъявления обвинения, постановления об окончании следствия и обвинительного заключения — в следующем порядке:
а) на лиц, находящихся в лагерях военнопленных — по справкам, представляемым Управлением по делам военнопленных НКВД СССР,
б) на лиц, арестованных — по справкам из дел, представляемым НКВД УССР и НКВД БССР.
III. Рассмотрение дел и вынесение решения возложить на тройку т.т. МЕРКУЛОВА, КОБУЛОВА, БАШТАКОВА (начальник 1-го спецотдела НКВД СССР).
Народный Комиссар Внутренних Дел Союза ССР
Составители сборника привели факсимильное изображение подписи Берии под письмом и от себя сделали примечание о том, что ещё они видели (или им об этом рассказали) на этом письме.
«На первой странице документа подписи И. В. Сталина, К. Е. Ворошилова, В. М. Молотова, А. И. Микояна. М. И. Калинин и Л. Н. Каганович на заседании отсутствовали, но высказались «за».
В пункте III фамилия Берии вычеркнута, вписана чернилами фамилия Кобулова».
Никаких других надписей составители сборника не обнаружили, в связи с этим к ним естественный вопрос — как они узнали, что Калинин и Каганович не присутствовали, но высказались «за»? Как они увидели это из данного текста или кто им об этом сказал?
Второе. Подпись ставят под собственным изделием — письмом, приказом, резолюцией. На чужом документе — это роспись. Ни о каких резолюциях Сталина, Ворошилова и других не упоминается, следовательно, на этом документе подпись Берии и роспись членов Политбюро. Это тонкость, но сейчас она становится очень важной.
Дело в том, что подчинённый (в данном случае — Берия) обращается к начальнику (Политбюро) за помощью, либо за согласованием своих действий. Есть и другие случаи, но нас сейчас интересуют только эти два, так как простая роспись или подпись под резолюцией на этих двух видах обращений имеют прямо противоположное значение. Получив от подчинённого документ, начальник не имеет права на нём не расписаться, так как будет неясно, видел ли он его вообще, и важна не его роспись сама по себе, а случай, по которому он её ставит.
Первый случай. Подчинённый имеет полное право делать то, что он думает, но его действие может задеть всю систему управления, в которой он всего лишь часть, и он не отвечает за возможные последствия для всей организации. Он просит начальника согласовать своё действие. В этом случае самому начальнику делать ничего не нужно, распоряжений не требуется, ему нужно только согласиться. И тогда на просьбе подчинённого согласовать его действие он ставит просто роспись и она означает его согласие. Если же он не согласен, то будет и резолюция — «запрещаю», «отложить» и т.д. И адресуются эти росписи и резолюции тому, кто обратился за согласованием.
Но если подчинённый просит самого начальника произвести действие — дать приказ, распоряжение, обратиться в вышестоящий орган, то тогда надписи на письме подчинённого адресуются не ему, а своему аппарату для подготовки решения. При согласии будет резолюция или команда — «согласен», «подготовить письмо», «в приказ» и т.д. По этим резолюциям можно понять, что начальник полностью согласен. Если он вызывает кого-то из аппарата, например — «т. Меркулову. Переговорите со мной» или «Зайдите», то, значит, он ещё сомневается. Но если он просто расписывается, то он «против» — это заменяет резолюцию: «Просьбу подчинённого оставить без последствий, ничего не делать». Аппаратный работник, получив бумагу без резолюции, с одной росписью, видит, что начальник бумагу видел, но никаких распоряжений не дал, а значит бумагу можно отправлять в архив, содержащиеся в ней предложения не устраивают начальника.
Я понимаю, что эти тонкости непонятны и, может быть, неинтересны подавляющему числу читателей, но разобрать их надо, так как их не понимал и тот, кто подделывал письма.
Нам нужно из «письма Берии» уяснить — просил ли он Сталина поработать или согласовать его собственное действие. Вы уже видели — максимум, что разрешалось НКВД, да и то под контролем Генерального прокурора, — это сослать человека сроком до 5 лет или посадить в тюрьму до 8 лет. А Берия «просит» права расстрела, да ещё и огромного числа людей. Чтобы предоставить это право, Политбюро обязано было обратиться в Верховный Совет за соответствующим Указом, разработать положение об этой «тройке». Чтобы аппарат Политбюро мог это сделать, члены Политбюро обязаны были на «письме Берии» оставить резолюции, свои команды аппарату.
Ещё пример, чтобы было понятно, о чём речь. Вот 6 мая 1927 года нарком по военным и морским делам и председатель РВС Ворошилов просит Политбюро выделить валюту для отправки в Чехословакию, в Карлсбад, жены героя первой мировой войны генерала Брусилова и её сестры. (Брусилов умер в 1926 году). Пустячная просьба, но она на бланке наркома, имеет дату и № 010375. И Сталин не просто расписывается, на письме стоит пометка: «Сталин — за». По этой резолюции аппарат включает вопрос тридцатым пунктом в повестку дня заседания № 101 от 9 мая, а 12 мая рассылает выписки из этого протокола, в которых указывается решение — женщинам разрешить выезд на курорт и обеспечить их валютой.
А на «письме Берии» стоят простые росписи, там нет резолюций «за», «согласен» и т.д. И эти простые росписи означают, что Политбюро Берии в его просьбе отказало.
94. Но это недосмотр, непонимание дела фальсификатором. На самом деле и Берия был не тот человек, чтобы нарываться на отказ Политбюро, да и какой-нибудь член Политбюро не удержался бы и что-нибудь написал, типа «нет» или «пошёл ты…».
Эти росписи действительно означали согласие, но вот на каком письме? Нет сомнений, что Берия мог не согласовать свои действия с Политбюро в случае с пленными. Он обязательно их согласовал.
