Другие гвардейцы открыли огонь, а Ньерца потащил нас с профессором прочь от демонов, прочь от этой затянувшейся дымом комнаты. Мне показалось, что я услышал, как Зубач кричит нам вслед:
– Мелис-с-с-са-а-а!
Потом мы бежали вдоль по коридору. Бросив взгляд назад, я увидел одного из солдат – того, сухопарого, почти лишенного подбородка; его рот кривился, как у маленького мальчика, пытающегося не заплакать, ему отчаянно хотелось побежать вслед за нами, но целая жизнь героических фантазий удерживала его, заставляя нерешительно колебаться в этом грязном тумане, клубами выплывавшем из комнаты в коридор. Наконец он ринулся в комнату и немедленно был убит. Спустя какую-то долю секунды почти вся кровь, что была в его теле, словно выплеснутая из ведра из-за кулис, окатила стену коридора напротив двери. Я слышал его последний крик: он звал маму, хотя это слово и не прозвучало; это было эхо миллионов и миллионов криков боли, длившейся на протяжении тысячелетий. И я ощутил себя взрослым, который видит маленького ребенка, захваченного разгорающимся в комнате пожаром; и взрослый, не будучи безрассуден, выбирает между собой и ребенком и бежит к выходу, зная, что ребенку суждено погибнуть.
Вскоре все гвардейцы были уже мертвы, поскольку Затишье пришло к концу. Потом Зубач со Шлангом перешли в аудиторию и успели перебить добрую треть участников конференции, прежде чем остальным удалось убежать туда, где те не могли их достать – на настоящий момент.
Мы находились в конференц-зале в подвальном этаже здания. Демоны могли материализоваться и здесь, однако почему-то не материализовались. Здесь было устроено нечто вроде кафетерия – на большом военном складном столе были разложены закуски, – но никто из нас не мог есть, только профессор выпил немного вина.
Ньерца что-то утомленно толковал про какие-то принципы и закономерности – выясненные к настоящему моменту закономерности географического распределения мест, в которых появились демоны.
– Это совершенно не случайно, о нет, совершенно не случайно! Места их появления были приурочены к территориям определенных городов, расходясь от них в стороны подобно трещинам, расползающимся от ударного кратера на Луне – они образуют цепочки, которые исходят из определенного Центра… вы можете припомнить промышленные аварии, случившиеся за последний год?
Ньерца с Пейменцем сидели рядом с запертой на засов дверью этого унылого бетонного помещения – холодного, с серыми стенами, с пересекающимися под потолком трубами, – точнее, Ньерца стоял, опершись на стену, поскольку большинство стульев было для него слишком мало, а Пейменц сидел, скрестив ноги, на пластмассовом стуле, совершенно закрыв его своим грузным туловищем, так что он казался парящим в воздухе; в одной руке у него был графин, в другой – пластиковый стаканчик, и он пил и разговаривал, нервически дергая коленом. В свете флюоресцентных ламп его лицо было болезненно-бледным. На страже у двери стоял коренастый чернокожий полицейский; он с завистью поглядывал на стоявшие на столе винные бутылки, пожевывая губу. Ньерца закурил овальную сигарету. Полицейский собрался было сказать что-то на этот счет, но затем я увидел, как он пожал плечами. Демоны громили город – а он будет разоряться из-за курения в неположенном месте?
Мы с Мелиссой тоже сидели на пластмассовых стульях. Я обнимал ее одной рукой; она сидела, прижавшись ко мне. Это была скорее потребность во взаимном утешении, нежели что-либо интимное.
Мне хотелось кое-что сказать ей.
«Если конец действительно близок, мы должны быть где-нибудь далеко отсюда – заниматься любовью, и наслаждаться друг другом, и, может быть, благодарить Господа за все то хорошее, что мы видели в своей жизни. Испытывая благодарность друг к другу и радуясь тому, насколько хороши эти наши последние мгновения вместе…»
Но я знал, что скорее всего не скажу этого. А если и скажу, то это не пойдет мне на пользу.
Внезапно она вмешалась в разговор, и Ньерца с Пейменцем удивленно поглядели на нее.
– Эти стихи, которые он читал…
– Да-да, ты не знаешь, кто их написал? Это могло бы дать нам какой-то ключ, – отозвался Пейменц.
– Знаю. Вообще-то это слова песни. Ее написала я. – Ты!
– Да. Это песня, которую я написала два года назад, когда играла с этой фолк-группой, с «Потерянными». – Она пристально разглядывала свои руки, лежавшие на коленях. – Я написала ее, находясь в депрессии; я была почти такой же ненормальной, как Айра. Демон просто посмотрел на меня и начал ее декламировать – песню, которую я написала… написала, думая о том, как умерла мама, и о том, что смерть не заботится о том, чтобы прийти… Ну, в уместное время, что она просто пришла и забрала мою маму, и я… – Она покачала головой, глядя прямо перед собой, и повторила: – Эта тварь прочла мою песню!
5
Они принесли из кафетерия в подвал два складных столика, составили их вместе и расстелили склеенные скотчем распечатки на пластиковой поверхности.
– Прошу извинить эту поспешную презентацию, – произнес Ньерца, разглаживая распечатки огромными ладонями. Мы сгрудились вокруг столиков – профессор, Мелисса, Ньерца и я.
Я заметил, что Ньерца часто посматривает на Мелиссу. Внезапно он начал проявлять к ней большой интерес. Она стояла рядом с ним, казалось, притянутая какой-то силой. Она подняла к нему голову; ее ноздри трепетали; ее губы были полураскрыты; она придвинулась на полдюйма ближе к нему.
Ну конечно. Куда уж мне тягаться с огромным черным интеллектуалом-воротилой из Центральной Африки!
На распечатках, скрепленных вместе клейкой лентой, чтобы совместить изображения, была карта Соединенных Штатов. Семь городов были подписаны черными буквами: Нью-Йорк; Портленд; Орегон; Сан- Франциско; Чикаго; Майами; Детройт. Каждый город окружали концентрические светло-красные круги, словно он был эпицентром некоей распространяющейся кольцевыми волнами силы: каждый город был центром мишени. Круги перекрывали друг друга. Карту испещряли цепочки желтых точек, тянущиеся от каждого из городов почти по прямой – совсем как линии разломов, распространяющиеся от центра лунного метеоритного кратера. Метеорит врезается в Луну, образуется кратер, и от кратера во все стороны расходятся линии разломов. Но действительные Центры мишеней находились немного в стороне отточек, обозначавших города.
– Желтые точки, – сказал Пейменц.
– Да, – подтвердил Ньерца. – Демоны. Это места, где они появились. У нас здесь есть… – Он вытащил из портфеля еще одну длинную распечатку, напоминавшую отпечатанную на лазерном принтере ленту, и развернул ее поверх карты. – Сан-Франциско. Как вы видите, эпицентр точек приходится вот сюда – на промышленный район к юго-востоку от города, с той стороны бухты.
– Там, где была авария! – выпалил я. – Геркулес!
– Именно. Небольшой городок под названием Геркулес, несколько лет назад чуть не стертый с лица земли при промышленной аварии. Нечто очень похожее, насколько я понимаю, случилось в прошлом столетии в Бхопале. Возможно, там погиб кто-нибудь из ваших друзей или родственников?
– Никого. Но у меня есть друзья, чьи родственники погибли там. – Я подумал о Джерри Ингрэме, чей брат погиб при аварии в Геркулесе. Я помню, как Джерри говорил об этом: «Его прихлопнуло, как какую- нибудь букашку пестицидом… Вся его семья была уничтожена, как букашки, и жена, и ребенок… Как букашки…» Он был одним из моих очень немногих настоящих друзей, Джерри. Он был писателем. После случившегося он начал употреблять наркотики – я слышал, что сейчас он где-то в Лос-Анджелесе. Если его еще не убили демоны – его собственные или наши.
– А знаете, – произнес я, глядя на распечатки, – это очень похоже на один мой рисунок. Я никому его не показывал, кроме Мелиссы. Я тогда взял карту Геркулеса… и окружающей территории… и…
Мелисса раскрыла рот.
– Боже мой, ну конечно, так и есть! Как странно – это настолько… это действительно похоже на тот рисунок…
– Кажется, он есть у меня в моем наладоннике… его можно будет подключить к вашему принтеру… – Я осекся, внезапно почувствовав себя глупо. – Не знаю, насколько это существенно…
