Демоны

южно-калифорнийский.

Он замотал головой, изображая человеческую страстную привязанность. Поскольку он проделывал это, свисая с потолка вниз головой, то был похож на охваченную спазматической судорогой летучую мышь.

– Ты вот г'ришь: «Эй, слышь, не лезь ко мне», а я в ответ: «Это ТЫ зря залезла сюда, девочка!»

– Прекрати меня дразнить, – приказала она. – Это не смущает меня. Теперь слушай: требуемый предмет вскоре будет на месте. Нам только сейчас удалось отыскать Ретривера.

– А теперь ТЫ слушай меня, ШКУРА, – рявкнул демон, передразнивая ее тон. – То, что ты считаешь расписанием внутри того, что ты называешь «течением времени» – хотя это лишь хореография вероятности, моя маленькая королева, – должно быть субъективно ускорено. Я достаточно двухмерно выражаюсь?

– Я трехмерное существо, – сказала она, пытаясь противостоять его запугиваниям.

– А вот здесь ты ошибаешься. Ты трехмерна только в самых тривиальных аспектах.

Демон что-то быстро проговорил – это была почти тарабарщина, на смеси тартарана и какого-то варианта древней латыни, которую она не смогла разобрать – и затем вновь перешел на английский.

– Так вот что я тебе скажу: Ретривер должен быть поставлен перед вашими земными делами; его руки должны стать грязны или мы не сможем направлять его. Он должен пройти по полям, ощутить запах смерти и не раскаяться.

– Это мы понимаем.

– Слушай меня, ваше хвалличество – о Королева Грязи и Скверных Запахов, – СЛУШАЙ! Это должно произойти, как вы это называете, «скоро»! Ваши враги тоже ищут Ретривера, слишком усердно, слишком! Слишком, слишком плотная эта плоть – вот только твоя плоть, моя дорогая, скорее похожа на пузырь, наполненный красной грязной жижицей, в котором есть лишь крохотная искорка жизни; а ведь это так просто – проткнуть пузырь!

Он снова побрел через потолок, спустился по стене, погрузился в пол – на этот раз повернувшись нужной стороной вверх – и направился к ней, уйдя в пол по пояс и макая руки в кафельную плитку, словно это было болото.

– О моя дорогая милочка, моя милая королевочка, королевка ты моя!

Он рывком вздернул руку, и его когтистая лапа, освободившись из пола, хлестнула в ее направлении.

Она не сдвинулась с места, напрягая свою магическую Волю, чтобы поддерживать целостность создаваемой кругом защитной оболочки, – и готовые рвать когти демона замерли на самой границе круга.

Демон захохотал; его хохот звучал как песня умалишенного.

А потом он потянулся сквозь то, что она считала своей несокрушимой защитной стеной, и его рука все вытягивалась, вытягивалась, как пластилиновая…

Рука пощекотала ее когтем под подбородком. Ущипнула за правый сосок.

Она едва осмеливалась дышать. Внезапно она поняла, что он мог прикоснуться к ней в любой момент, если бы захотел. «Он мог в любой момент убить меня/»

Челюсти демона раскрылись, словно расстегнулась застежка-молния, открывая его голову по кругу до самого затылка. Триста шестьдесят градусов челюстей; они должны бы были развалиться, нижняя челюсть отвалиться от верхней, голова от шеи. Но вместо этого круговая верхняя челюсть лишь задрожала, как дрожит монетка, крутящаяся на столе, за мгновение перед тем, как упасть на бок. А затем челюсти захлопнулись, и демон завопил:

– Хи-и-и!

И начали возникать другие головы – появляясь из потолка, из стены, из пола. Вот над поверхностью кафеля вынырнула голова, похожая на человеческую, но все черты ее лица были перемешаны и свободно передвигались по передней поверхности черепа: глаза ползли как слизни, губы тащились как гусеницы, нос описывал скользящие круги вокруг чего-то похожего на состоящую из плоти сигарету. Потом наконец они отыскали нужное направление и разбрелись по местам, и перед ней предстал Принц, которого люди называли Придурком.

– Будь моей, В-валентина! – произнес он. – У меня ко-е-щщ' ешть для тебя, ждешь, в дешяти футах под полом.

Молольщик, ревевший так, что тряслось все здание, выкарабкивался из стены. Потрепанные щупальца Тряпки покачивались и кивали с потолка. Крокодиан двигался к ней, рассекая пол, словно…

Словно крокодил.

И она начала пятиться к двери.

– Я поняла твои советы, о Принц, – проговорила она, сумев сделать так, чтобы голос не очень дрожал, но едва слыша сама себя за буханьем собственного пульса. – Я прослежу за тем, чтобы программа была ускорена. А теперь – я приказываю тебе… удалиться… прочь, в твое…

Крокодиан ринулся на нее с пола, словно касатка, выпрыгивающая из воды…

… и сцапал ее, как раз когда она повернулась бежать. Он сжал ее плечи сзади.

– Ты… ты должен отпустить меня… сейчас же…

Послышался механически-металлический смех, и она почувствовала, что ее выбрасывают в дверь, словно пьяницу из бара…

Она упала на тротуар лицом вперед, ободрав нос и ладони, услышав, как позади захлопнулась дверь.

Едва переводя дух от ужаса, с горящим лицом и ладонями, она поднялась на ноги и тут же едва не упала вновь, покачнувшись на ослабевших ногах. Люди в фургоне смотрели во все глаза, но ни один не вышел, чтобы помочь. Вероломные трусы.

Она заставила себя встать тверже и обернуться. Дверь туалета была закрыта – на висячий замок.

Она поспешила к фургону, залезла внутрь, выдохнула:

– Включите фильтр!

Зажужжал очиститель воздуха. Она, не двигаясь, сидела на своем сиденье, пока фургон торопливо сдавал назад, а затем несся по дороге. Другие поглядывали на нее, но предпочли не спрашивать, почему она была выкинута подобным образом. Боялись ее, должно быть, – или боялись услышать ответ.

Ее пальцы впились в колени; костяшки были белыми.

«Не может быть, – думала она. – Неужели мы никогда не имели над ними власти? Этого не может быть. Должно быть, я сделала что-то не так, может быть, какая-то ошибка в заклинаниях… Должно быть, моя Воля подвела меня. Не может быть, чтобы они все это время просто играли со мной!

Я – королева ведьм. Я богиня, Становящаяся. Я не чья-то игрушка!»

Лишь когда они выехали на шоссе, ведьма заговорила.

– У кого-нибудь есть что-нибудь выпить? – проскрежетала она. – Что-нибудь покрепче?

2

Портленд, Орегон

Тридцать три человека сидели кругом вдоль стен в просторной, захламленной, пахнущей плесенью старой комнате. Они сидели на стульях с прямыми спинками или, сами выпрямив спины, на подушках прямо на полу. Большой стол для конференций был вынесен из комнаты, чтобы освободить место для группы. Шторы были задернуты, а маленькая люстра под потолком притушена до яркости нескольких свечей.

В комнате было чересчур тепло, и Айра пожалел, что не снял свитер перед тем, как сесть. Сейчас он не хотел снимать его, чтобы не отвлекать остальных. Снаружи стоял промозглый ноябрьский вечер, и большинство из них были слишком тепло одеты. Айра сидел, покрывшись легким потом, направляя внимание на свой внутренний мир, к своим ощущениям, чувствам, к своему сердцу и к сердцу внутри своего сердца, к месту в самом центре своего существа. Он отстраненно наблюдал за свободным течением своих ассоциаций, бесконечно скользящих мимо. Многие из них, рассматриваемые со стороны, даже забавляли его.

И было что-то еще, что-то невыразимое… что-то, что выплывало из настоящего, из этого молчания, лежавшего внутри самого внутреннего круга его бдительной отстраненности.

Все до одного соблюдали полнейшее молчание; прошло уже некоторое время с тех пор, как Йанан, глава их медитации, что-то говорил. Айра мог чувствовать его, но не мог прочесть. Йанан был загадкой.