— Очень совестно обращаться к вам с этим, но у меня нет выхода. Мне позарез нужны, понимаете, позарез, пять тысяч франков.
— Вам? Вы это серьезно?
— Да, мне, вернее, моему мужу. Он поручил мне достать их.
От удивления я даже стал заикаться. И спрашивал себя: не сговорилась ли она с доктором Параном подшутить надо мной, не комедия ли это, заранее обдуманная и хорошо разыгранная?
Но, пристально вглядевшись в лицо кузины, я понял, что никакой игры тут нет. Она вся дрожала от волнения, так тяжко дался ей этот визит ко мне, и я видел, что она вот-вот разрыдается.
Зная, что г-жа Сабле женщина очень богатая, я продолжал:
— Как же так? У вашего мужа нет под рукой пяти тысяч франков? Подумайте хорошенько. Вы уверены, что он поручил вам занять их у меня?
Она помолчала, словно усиленно рылась в памяти, потом сказала:
— Да… да… уверена…
— Он написал вам об этом?
Она опять помолчала, пытаясь вспомнить. Я чувствовал, какого мучительного напряжения ей это стоит. Она не помнила. Знала только, что должна взять у меня взаймы пять тысяч франков для мужа. И решилась солгать.
— Да… написал.
— Но когда? Вчера вы мне ни словом об этом не обмолвились.
— Письмо пришло сегодня утром.
— Нельзя ли его прочесть?
— Нет… нет… это невозможно… оно предназначено только мне… касается вещей слишком личных… Я… я сожгла его.
— Так что ж, ваш муж залез в долги?
И опять она ответила не сразу.
— Не знаю, — еле слышно сказала она.
— Я не располагаю сейчас пятью тысячами франков, дорогая кузина, — резко сказал я.
Она даже застонала.
— Прошу вас, прошу, достаньте их для меня!..
Госпожа Сабле была в неописуемом смятении. Голос у нее изменился, она молитвенно сложила руки, плакала, всхлипывала, не смея ослушаться жестокого и непререкаемого приказа.
— Умоляю вас!.. Знали бы вы, как мне тяжело!.. Я сегодня же должна достать деньги!
Я сжалился над ней.
— Скоро вы их получите, обещаю.
— Благодарю вас! Благодарю! Вы очень добры! — вскричала она.
— Вы хорошо помните вчерашний вечер? — спросил я ее напоследок.
— Да.
— Помните, что доктор Паран вас усыпил?
— Да.
— Ну так вот, это он внушил вам, что вы должны сегодня утром прийти ко мне и попросить пять тысяч франков. Сейчас вы просто повинуетесь его внушению.
— Но ведь деньги нужны моему мужу, — немного подумав, возразила она.
Битый час я пытался разубедить ее, но так и не мог.
Не успела она выйти от меня, как я помчался к доктору. Он уже собирался уходить и с улыбкой выслушал мой рассказ. Потом спросил:
— Ну как, теперь вы уверовали?
— Пришлось уверовать.
— Пойдемте к вашей родственнице.
Она уже дремала, сидя в шезлонге, вид у нее был бесконечно утомленный. Пристально глядя на нее, врач одной рукой сжал ей кисть, другую поднес к ее глазам, пока она не закрыла их, не в силах противиться его магнетическому взгляду.
— Вашему мужу больше не нужны пять тысяч франков, — сказал доктор Паран, как только она уснула. — И вы забудете, что просили их у вашего кузена, а если он напомнит вам, не поймете, о чем речь.
Потом он ее разбудил. Я вытащил из кармана бумажник.
— Я принес, дорогая моя, деньги, которые вы просили сегодня утром.
Она пришла в такое недоумение, что я не решился настаивать. Тем не менее я сделал попытку напомнить ей утренний разговор, но она категорически все отрицала, сочла, что я ее дурачу, и под конец чуть было не обиделась.
Только что вернулся в гостиницу. Не стал завтракать, так вывел меня из равновесия этот случай.
В два часа дня, когда вовсю светило солнце, я гулял по розарию, по дорожке, обсаженной осенними розами, которые уже начинают зацветать.
На розовом кусте сорта «воин-исполин» распустились три великолепных розы, я остановился, чтобы полюбоваться ими, и с полной отчетливостью увидел, как совсем близко от меня стебель одной из этих роз вдруг склонился, словно его пригнула незримая рука, а затем сломался, словно та же рука сорвала цветок! Потом роза описала кривую — казалось, кто-то поднес ее к лицу понюхать — и застыла в прозрачном воздухе: жуткое алое пятно, неподвижно висящее в пустоте в трех шагах от меня.
Я потерял голову и, рванувшись к цветку, попытался его схватить! Напрасный труд: роза исчезла. Моя злость на себя не поддается описанию, потому что разумный, здравомыслящий человек просто не имеет права на такие галлюцинации.
И все-таки галлюцинация ли это? Я взглянул на розовый куст, и мне тут же бросился в глаза сломанный стебель меж двух нетронутых роз!
И тогда я побрел домой, потрясенный до самых основ: как у меня нет сомнений, что на смену дня придет ночь, так нет сомнений и в том, что рядом со мной существует некто невидимый, что он пьет воду и молоко, дотрагивается до вещей, поднимает их, переставляет с места на место, то есть вполне материален, хотя и неуловим для наших органов чувств, и живет этот некто в моем доме, под одной крышей со
