выделить относительно широкое буржуазное меньшинство, которое в идеологической форме; проделало подготовительный период буржуазной революции и теперь по-своему, на языке поэзии и философии, должно было отозваться на завершение предреволюцнонной эпохи и утверждение буржуазного строя во Франции. Экономическая и политическая отсталостью немецких государств определила общий характер этой реакции, а тем самым — своеобразие творческих проблем и решений их у Гете и Шиллера. Особенностью всех немецких откликов на французскую революцию является их отвлеченно- идеологический характер. Переход от теории к практике остается редким исключением (таким исключением явился, например, немецкий якобинец Георг Форстер).
Классовые противоречия были развиты в Германии гораздо слабее, чем во Франции, где острота борьбы наростала по мере развития революционных событий. Эта меньшая степень обострения общественных конфликтов создавала для немецких мыслителей возможность осмыслить происходящие перемены в таких идеологических формах, которые сами по себе были бы возможны и уместны лишь в предшествующую эпоху'. Отсюда, например, большая, чем в других странах, склонность ставить разрешать все конкретные социальные проблемы под углом зрения 'общечеловеческих' задач. Это, разумеется, не исключает того, что даже в этой чрезмерно отвлеченной и преувеличенно синтетической форме отражались противоречия различных направлений внутри буржуазных классов. Но эти противоречия развивались в недрах еще не созревшей для революционного действия среды. Они выступали главным образом в чисто идеологической форме и порождали различные философские утопии. Влияние общего положения немецкой буржуазии, столь слабой в экономическом и политическом отношении и, вместе с тем, уже как бы созревшей для преобладающей роли в идеологической жизни общества, породило то направление буржуазных идеологов, наиболее выдающимися представителями которого стали Гете и Шиллер.
Это направление стремилось к слиянию культурной верхушки буржуазии и дворянства на основе постепенной демократизации социально-политической жизни Германии. В известном смысле можно сказать что оно стремилось к социальным результатам 1789 года, но без революции. Это направление немецких идеологов отклоняет революционный метод, особенно же мобилизацию пролетарских и полупролетарских общественных слоев, для осуществления целей буржуазной революции. Однако одновременно оно стремится утвердить экономическое и политическое содержание принципов 1789 года, оно проповедует постепенное устранение феодализма в Германии под общим руководством наиболее развитой в культурном отношении части буржуазии и перешедшей на позиции буржуазного строя, добровольно отказывающейся от феодальных привилегий части дворянства.
Это отношение к французской революции, то есть отклонение peволюционных методов борьбы при одновременном принятии ее социального содержания, представляет собой программу совместной деятельности Гете и Шиллера в Веймаре и Иене. Такова общественная основа немецкого 'классицизма', первой ступени развития европейской литературы между 1789 и 1848 годами. Эта общность социально- политических воззрении и целей дает нам ключ к пониманию дружбы Гете и Шиллера. Парадоксально выражаясь, можно было бы сказать, что это была политическая дружба, образование политического блока в области культуры. Подобный характер совместной деятельности Гете и Шиллера объясняет нам глубину и интимность их сотрудничества, но также и границы их дружбы, которая сама по себе вовсе не была идеальной (вопреки попыткам буржуазных историков литературы затушевать этот факт или запутать его глубокомысленными психологическими гипотезами). Общая социальная тенденция деятельности Гете и Шиллера сказывалась уже за много лет до возникновения их дружбы, но в немецкой интеллигенции того времени должны были совершиться определенные внутренние размежевания, вызванные французской революцией, чтобы эта общая тенденция могла восторжествовать над личными расхождениями Гете и Шиллера.
В своих воспоминаниях 'Компания во Франции', Гете дает наглядную картину этих расхождений. Он описывает свое посещение в Майнце Земмеринга, Губера и Форстера и рассказывает, что участники этого свидания боязливо старались не проронить ни одного слова о политических явлениях времени. 'О политических вещах не было речи; чувствовалось, что нужно было щадить друг друга, ибо если они не очень-то скрывали свои республиканские настроения, то я спешил присоединиться к армии, которая должна была решительно покончить именно с, этими настроениями', Но, само собой разумеется, самая любезная дипломатия в личных отношениях не могла преодолеть или даже на время ослабить объективно имеющиеся противоречия. Известно, что именно в это время рушилась старая дружба, связывавшая Гете с Виландом и Гердером; события в Майнце привели к резкому разрыву между Шиллером и другом его юности Губером. Однако разрыв личных связей сказывается не только в отпадении части бывших попутчиков, отошедших теперь влево под влиянием французской; революции. Происходит и размежевание справа. Укажем здесь на конфликт между Гете и графом Штольбергом, Шлоссером и другими. Сам Гете выразил свою позицию в одном письме к своему другу Мейеру очень ясно. В этом письме написанном двумя годами позже начала дружбы с Шиллером, речь шла о принятии Августа Вильгельма Шлегеля в круг сотрудников Гете и Шиллера. И Гете писал о нем: 'К сожалению, нельзя не заметить, что у него имеются известные демократические тенденции, благодаря чему многие взгляды становятся столь же извращенными, а воззрения на некоторые вещи столь же дурными, как и прирожденная аристократическая манера мыслить'. И в полном согласии с высказанным здесь взглядом он восхваляет в одном письме к Фрицу фон-Штейну (сыну Шарлотты фон-Штейн) начинающуюся дружбу с Шиллером как совместную работу 'в эпоху, когда жалкая политика и злосчастный, бесплодный партийный дух грозят уничтожить все дружеские отношения и разрушить все научные связи'.
Само собою разумеется, что эта общность социально-политической тенденции отнюдь не устраняла глубоких различий между Гете и Шиллером, различий, которые с caмогo начала поставили этой дружбе определенные границы. Гете неизменно стоит на позиции просветительных идеалов в широком смысле слова и, в основном, настроен в духе эволюции и постепенного прогресса. Его реализм помогает ему сохранить это общее воззрение в течение всего периода французской революции и применить его к новым общественным отношениям. Шиллер был носителем идеалистической гражданственности в духе Руссо, мелкобуржуазным революционером. Eго восстание против дворянско-чиновничьей Германии претерпело крушение еще, перед французской революцией. Из этого крушения своих юношеских идеалов Шиллер сделал вывод, который очень напоминал отношение к революции Гете. Однако при этом взгляды Шиллера навсегда сохранили некий мелкобуржуазный оттенок, который сказывался у него во всем, от чисто эстетических проблем до самых реальных вопросов жизненной практики. Быть может, Меринг не далек от истины, усматривая первый толчок к возрастающей холодности между Гете и Шиллером в мещанском морализирующем отношении последнего к подруге Гете — Христиане Вульпиус.
Но это было скорее определенным симптомом противоположности двух великих характеров немецкой литературы, чем действительным основанием их расхождения. Ряд высказываний Гете и Шиллера (см у Гете — в разговорах с Эккерманом, У Шиллера- в письмах к Кернеру и Гумбольдту) показывает, что расхождения во всех областях существовали между ними постоянно и с течением времени все более углублялись. Противоположность двух точек зрения сказывается уже в том решающем разговоре, с которого начинается их дружба, в разговоре о 'Метаморфозе растений' Гете. Шиллер принимает гетевский 'прафеномен' не как предмет опыта, но как частую идею, и, таким образом, стихийно диалектическую интуицию Гете, приближающую его в некоторых отношениях к материализму, истолковывает в духе философии Kaнтa. С обеих сторон нужна была большая степень дипломатии для того, чтобы избегнуть разрыва.
Та же самая противоположность проходит через всю их творческую работу. Характеристика своих творческих принципов, которую дает Гете позднее, почти всегда, часто бессознательно, направлена против Шиллера. Это полемическое острие нередко обнаруживается м с полной ясностью, как, например, когда Гете в 'Эпохе форсированных талантов' объединяет Шиллера и романтиков. Приведем лишь одно чрезвычайно показательное высказывание Гете, относящееся к более поздней эпохе: 'Большая разница, ищет ли поэт во всеобщем особенное, или в особенном усматривает всеобщее. Из первого рода возникает аллегория, в которой особенное имеет значение лишь как пример, как образец всеобщего; другой род — это сама природа поэзии; она высказывает нечто особенное, не думая о всеобщем и не указывая на него. Тот, кто живо воспринимает это особенное, усваивает вместе с тем и всеобщее, сам того не зная или сознавая это лишь впоследствии' ('Изречения в прозе').
