неожиданно закричал мужчина, который стоял от меня метрах в двадцати. Странный и непонятный крик. Вероятно, он больной или что-то типа, подумал я. Его быстро подхватили под руки и куда-то увели.
Примерно в это же время я почувствовал, что стало трудно дышать, но тогда не обратил на это серьезного внимания. Только удивился: что бы это могло быть? Затем недалеко от меня одна женщина села на корточки. Я опять подумал: либо она больная, либо ей стало дурно. Через некоторое время раздалось объявление по станционному радио: просим всех срочно покинуть станцию. По-моему, они должны были сказать хотя бы причину, но ограничились требованием покинуть станцию.
На станции Кодэмматё выход расположен посередине платформы, и коль скоро я ехал в переднем вагоне, то пошел назад. Я хорошо не помню, как все было, но, кажется, из-за того, что на платформе скопилось много пассажиров, я пошел через поезд, из вагона в вагон. Но в этом я полностью не уверен, Помню, по пути я видел упавшего человека. Это я точно помню. Смутно припоминаю, что в тени колонны была какая-то лужа. И еще запах — раствора, который бывает на стройках или в новом доме. Чем бы оно ни было, я стал задыхаться. У меня с детства хроническая астма, и я подумал, что это, наверное, из-за нее. Во всяком случае, все пассажиры — хотя особенно и не спеша — шли к выходу.
Выйдя на улицу и оглядевшись, я увидел лежащего на земле человека, у которого изо рта шла пена. Другой человек, который, видимо, сопровождал его, пытался ему помочь. Многие вокруг сидели на корточках, у некоторых текло из носа, у некоторых слезились глаза. Чрезвычайно странная картина. Никак не мог понять, что же здесь, в конце концов, происходит. Даже предположить не мог. Но хотя и не понимал, все больше чувствовал опасность. Подумал, что сейчас не время идти на фирму. Это опасно. Лучше какое- то время, не двигаясь, побыть здесь.
Так что я тоже остался там. Сначала стоял, но вскоре сел. Поле зрения у меня вдруг сузилось, и вокруг стало темно. К тому же сознание стало нечетким. Все это очень необычно, вновь подумал я. Но как ни странно, отдельные события — сообщение о взрыве, пронзительный крик человека, упавшие люди — в моей голове не связались в единое целое, и я не осознал, что они имеют отношение и ко мне тоже. Только глядя на окружающее, я инстинктивно подумал, что лучше никуда не идти и спокойно оставаться здесь.
Это действительно так. Несмотря на плохое самочувствие, многие как-то пытались добраться до работы. Некоторым было все равно куда, лишь бы идти. Со стороны выглядело довольно комично. Среди них были и такие, которые уже совершенно не могли идти, но все же двигались чуть ли не ползком. Я примирился с тем, что не пойду на фирму, поскольку чувствовал, что речь идет о самой жизни.
Вокруг многие сидели на корточках. Нет, я особенно с ними не разговаривал. Одной только девушке, которая не сдавалась и продолжала стоять, сказал: если плохо себя чувствуете — лучше сесть.
Я не разговаривал — самое большее иногда подавал голос. Однако о чем говорили другие, что они делали, я не знаю.
Конечно, я задавал себе вопросы: что же это такое? — и тому подобное. Все, кто там были, чувствовали себя странно и не разговаривали с окружающими. Только сидели и ничего не делали. Что касается меня, мне не было уж слишком тяжело, и чувствовал я себя не так уж плохо.
Прошло довольно много времени, прежде чем появилась всего одна машина «скорой помощи», поэтому люди стали ловить такси. Сажали в первую очередь женщин и тяжелобольных и отправляли в больницу, при этом все помогали друг другу. И вот тогда я глубоко осознал, что в подобных чрезвычайных ситуациях ни правительственные, ни общественные организации не могут принести особой пользы.
Мое состояние было сравнительно легким, поэтому я сел в такси позже всех и поехал в больницу. Нас село в машину четверо, состояние остальных троих тоже не было тяжелым, поэтому гнетущей атмосферы в машине не было. О чем-то говорили, но о чем — совершенно не помню. Почему — не знаю, но не помню.
Прибыли мы в «Мицуи Кинэн», что в районе Акихабара. Почему в эту больницу — совершенно не помню. Наверное, кто-то из пассажиров назвал ее. Было уже что-то около 10 часов. Позвонил из больницы на фирму. Там уже знали об инциденте, в который попали еще двое наших сотрудников. Но они, так же как и я, были не в особо тяжелом положении.
В больнице провел две ночи. Принимал лекарство для расширения зрачков, из-за чего они слишком расширились, и все вокруг стало светло. Как побочное явление возникла старческая дальнозоркость, которая не исчезала около недели. Помимо этого в больнице никаких физических неприятностей я не переживал. Однако, вероятно из-за всего, что произошло, ко мне вернулась астма, потому я и провел в больнице два дня. Конечно, чувствовал себя плохо, но я уже к этому привык, поэтому ничего страшного тут нет.
Усталость… Конечно, я ее чувствую, но в зарине причина этого или нет, я не знаю. Возможно, возрастной упадок сил… В последнее время усилилась забывчивость, но опять — точной причины этого я не знаю. Сильнее стали неметь плечи. Это бывало и раньше, но сейчас онемение захватывает большие участки. Наверное, все это связано с возрастом.
А больше всего я боюсь средств массовой информации, особенно телевидения. Они изображают события в довольно ограниченном диапазоне, и так искажается правда. В результате часть какого-то события воспринимается как целое. Я думаю, это очень опасно.
Действительно, на участке перед станцией Кодэмматё возникла чрезвычайная ситуация. Однако окружающий мир продолжал жить прежней жизнью. По дорогам, как обычно, проносились машины, и контраст был просто поразительный. Однако на экранах телевизоров показывали только сцены, где происходило нечто экстраординарное, отличающееся от реальности. Поэтому мне вновь и вновь приходит в голову мысль, что телевидение — штука опасная.
Если ездишь на поезде каждый день,
помнишь постоянные запахи.
