раньше, приходится выбирать свободные дороги, в общем — учитывать за рулем все эти нюансы. В свободное время изучаю карту, запоминаю объезды. В пределах района Канто нахожу дорогу даже там, куда еду впервые.
Какие-нибудь происшествия возникают практически каждый день. Такого, чтобы за весь день ничего не произошло, просто не бывает. Балду попинать никто не даст
20 марта мы с оператором выехали из компании и направлялись на репортаж в фирму «Уэда Холлоу». Фирма эта расположена в финансовом квартале Кабуто и занимается коммерцией. Репортаж не носил срочного характера. Так, отснять для архива.
Мы собирались пересечь перекресток перед станцией Камиятё и выехать на проспект Сева, когда заметили в районе перекрестка панику. Интересно, что там произошло, что случилось? Мы сбросили скорость, чтобы посмотреть, в чем дело. Кажется, это из того разряда, куда нас направят в первую очередь, сказал оператор. В машине находились я, оператор Икэда и видеоинженер Маки. И мы ехали не торопясь.
Не успели нырнуть в тоннель перед Симбаси, как позвонили из офиса и направили нас к перекрестку перед станцией Касумигасэки. Маршрут изменился. Самое широкое место — угол министерств иностранных дел, финансов, внешней торговли и сельского хозяйства. Мы и подъехать не успели, видим: лежат на газоне четверо или пятеро служащих метро в зеленой форме. Двое-трое точно лежали, еще двое-трое сидели на корточках. Молодой служащий громко кричал: скорее вызовите неотложку.
Мы оказались первой машиной СМИ, прибывшей на место происшествия. Там уже стояла одна машина «скорой помощи», в которую переносили нескольких пострадавших. Стоявший рядом полицейский орал в рацию, требуя поскорее направить сюда еще машины «скорой помощи», но в то время на Цукидзи и в других местах уже царила паника, и неотложки все никак не приезжали. Для транспортировки пострадавших использовали даже полицейские машины. Люди ревут, и все это снимает Икэда. Тут кто-то из пострадавших нам говорит: если у вас есть время на съемки, отвезли бы на своей машине хоть кого-нибудь. «Скорые» не едут, вот они к нам и обратились. Мол, раз есть машина — везите.
Но машина полна всякой аппаратуры. Без нее — как без рук. Мы посовещались с Икэдой и видеоинженером. Что будем делать? Не везти нельзя. В конечном итоге я сказал, что поеду. И спросил кричавшего работника станции, куда ехать? Тот назвал больницу «Эйч» на Хибия. Я-то считал, что больница в районе Тораномон ближе. Думаю, странно. Но потом все выяснилось: оказывается, из метро положено везти в эту больницу.
Я сказал, что все понял, и поехал в больницу «Эйч».
Но как ехать быстро, если у нас нет красной мигалки? Тут молодой работник высунул из окна руку с красным платком и махал им, пока мы не доехали до больницы.
Ему этот платок дала молодая женщина, по виду — медсестра. Она же сказала, чтобы им размахивали, чтоб было видно — машина оказывает помощь. Мы разместили в машине ныне покойного Такахаси и еще одного человека, имени которого я не знаю. Он тоже станционный работник. На вид лет тридцати. Его состояние было получше, чем у Такахаси, и он мог передвигаться без посторонней помощи. Вот их двоих поместили назад. Перед этим разложили сиденье.
Молодой человек постоянно обращался к пожилому: господин Такахаси, с вами все в порядке? Так я понял, что его зовут Такахаси. Он был почти без сознания. На вопрос: «с вами все в порядке», лишь урчал что-то нечленораздельное. Говорить был не в состоянии. Я сгрузил всю аппаратуру — кто его знает, что может понадобиться.
Больница «Эйч» располагается рядом с гостиницей «Дайити» недалеко от станции Симбаси. Большое такое здание. Сколько мы ехали? Пожалуй, минуты три. Быстро. Все это время молодой работник размахивал платком. Как бы говоря: пропустите, мы торопимся. Ехали, не обращая внимания на красные сигналы светофоров. Пробирались по односторонним улицам против движения. Видя это, полицейские лишь говорили: можете ехать, езжайте поскорее. Я понимал, что тут вопрос жизни и смерти, и гнал, как мог.
Но в больнице нас приняли не сразу. Вышла медсестра, сказала, что, похоже, на станции Касумигасэки прошла газовая атака, но врачей сейчас нет и… принять нас она не может. Какое-то время пострадавшие оставались брошенными на тротуаре. Может, не совсем прилично говорить так о больнице, но они оказались брошенными. Как так можно — не знаю.
Молодой служащий умолял в регистратуре: они при смерти, сделайте что-нибудь. Я тоже пошел вместе с ним. В то время Такахаси еще был жив. Моргал. Он лежал на тротуаре после того, как его сняли с машины. Еще один сидел на корточках у обочины. Мы разозлились, кровь в голову ударила. Сколько прошло времени, точно не знаю. Кажется, достаточно долго… он был брошен на произвол судьбы.
Потом уже вышел врач, их двоих занесли в больницу на носилках.
Что же все-таки произошло, понять не могли: никакой информации о жертвах в больницу не поступало. И они ничего не знали. Вот и уклонялись. А времени уже половина десятого — то есть прошло больше часа после происшествия. Но в больнице так и не знали, что же произошло. Мы были первыми пострадавшими, кто обратился в эту больницу. Вот они ничего и не знали.
В конце концов, поехали бы в больницу Тораномон, глядишь, удалось бы спасти. Как вспомню, кошки на душе скребут. Больница Тораномон была совсем рядом, прямо-таки виднелась поблизости. Персонал больницы «Эйч» весь такой расслабленный. В том духе, мол, ну ладно, посмотрим, что там у вас. Мы изо всех сил, а они… Минут на тридцать раньше — глядишь, удалось бы спасти. Такая жалость.
Молодой служащий метро смотрел на все это, стоя рядом. На нем лица не было. Еще бы: старший товарищ у него на глазах балансирует на грани жизни и смерти. Он только кричал исступленно: осмотрите его скорее, посмотрите скорее. Я уже сам забеспокоился: что же это получается, мы ждем битый час. А от них — ни слуху, ни духу. Потом я вернулся на место происшествия. С тех пор ни разу не бывал в больнице «Эйч» и не виделся с тем молодым работником метро.
Только узнал, что той же ночью Такахаси умер. Жаль его. Умер человек, которого я вез…
Гнев к «Аум Синрикё»? Это даже не гнев. Чего смеяться. Они говорят, что действовали по указке Асахары. Но это их рук дело, поэтому пусть знают, что им могут присудить смертную казнь.
Я часто ездил по работе в деревню Камикуйсики. Из верующих, что там жили, словно вынули душу. На лицах нет выражения: не плачут, не смеются. Прямо как маски театра «Но». Это у них называется контроль над чувствами. А их руководство — совсем другое. У них есть и выражение, и мысли. Они плачут и смеются. И никакому контролю над чувствами не поддаются. Они дают указания. Сплотившись вокруг Асахары, хотят власть захватить в этом их государстве. Как бы они ни оправдывались, нет им оправдания. Будет правильно, если их всех казнят.
По работе я объездил разные места. Был на месте землетрясения в Кобэ. Но зариновая атака — нечто особое. Это настоящий ад. Действительно, возникали вопросы касательно этики работы журналистов, но эти-то уж точно знают, насколько все было ужасно.
Я не жертва зарина, а тот, кто познал его
на личном опыте.
Тойода-сан родом из префектуры Ямагата. На работу в метро он, как ни странно, поступил именно 20 марта. 1961 года. После окончания старшей школы работы в провинции не нашлось, и он буквально с пустыми руками приехал в Токио. Особой страсти к метро не питал, просто его познакомил с кем-то один из родственников, и он поступил на работу. И тридцать четыре года проработал станционным смотрителем. В его речи по-прежнему слегка улавливается диалект Ямагаты. Я не хотел бы выводить какие-то стереотипы характеров людей по месту их происхождения, но он сразу производит впечатление жителя северо-востока, способного с упорством противостоять трудностям.
