пустыне». К этому времени Аллегро уже был одной из наиболее авторитетных и видных фигур в области библеистики. Однако спустя два года он был вынужден проститься с коллегами и покинуть ряды международной группы, повернувшись спиной к остальному ученому миру, и уйти в отставку со своего престижного поста в Манчестерском университете. Он был подвергнут остракизму и дискредитирован. Что же произошло?
Дело в том, что академические круги в целом и международная группа ученых в особенности очень скоро поняли, что Аллегро был среди них не только единственным агностиком, но и человеком, образно говоря, «раскачивающим лодку». Не будучи скован никакими религиозными догмами и запретами, Аллегро истолковывал материал так, как он его видел и понимал. Очень скоро он потерял всякое терпение из-за упорного отказа своих коллег заниматься любыми теориями или даже реальными свидетельствами, которые шли вразрез с общепринятой «партийной линией» взглядов на истоки христианского вероучения. В частности, его выводили из себя настойчивые попытки дистанцировать христианство от свитков и наследия Кумранской общины. Аллегро настаивал на самой тесной связи между ними, утверждая, что связи между ними могут на поверку оказаться гораздо более тесными, чем это считали или, во всяком случае, смели полагать ранее.
Первая серьезная гроза грянула в 1956 г., когда Аллегро дал согласие на участие в трех кратких интервью о свитках Мертвого моря, переданных 16, 23 и 30 января по радио на севере Англии. Всем было ясно, что он пытается ускорить темпы исследования свитков, вводя в них элемент сенсационности и противоречивости. «Я полагаю, нам предстоит увидеть фейерверки», – писал он Джону Страгнеллу, который тогда работал в Иерусалиме. Это заявление Аллегро, хотя он сам и отказывался признать это, прозвучало как колокольный набат для сотрудников Зала свитков, среди которых католики составляли большинство. Невзирая на это, он заявил, что «последние исследования предоставленных мне фрагментов убедили меня в том, что Дюпон-Соммер прав в еще большей мере, чем сам сознает это». В то время Страгнелл рассматривал возможность сделать серьезную карьеру в церковной иерархии. Аллегро заметил: «Если бы я был на вашем месте, я не беспокоился бы о богословской карьере; ведь к тому времени, когда я завершу свои исследования, на свете просто не останется никакой церкви, членом которой вы могли бы стать».
Первое и второе выступления Аллегро по радио не вызвали особого интереса в Великобритании, но второе, будучи опубликовано на страницах «New York Times», оказалось неверно понято и истолковано, но тем не менее вызвало широкие дебаты. Третье выступление, вышедшее в эфир 30 января, появилось 5 февраля в той же «New York Times» и просто не могло не вызвать самую настоящую сенсацию. Еще бы, ведь заголовок этой публикации звучал так: «В текстах свитков обнаружены истоки христианства».
«Истоки некоторых христианских ритуалов и догматических установок обнаружены в документах экстремистской еврейской секты, существовавшей более чем за 100 лет до земной жизни Иисуса Христа. Таковы выводы, основанные на изучении „фантастического“ собрания свитков Мертвого моря международной группой, состоящей из семи ученых… Джон Аллегро… вчера вечером заявил в своем радиовыступлении, что исторической основой Тайной вечери, по крайней мере части молитвы Господней и учения Иисуса [Христа], изложенного в Новом Завете, являются тексты свитков, написанных членами Кумранской общины».
В той же самой статье содержится прямой намек на грядущие споры и утверждается, что один ученый-католик заявил, что «сегодня против христианства стремятся обратить любые каверзы, цель которых – подорвать веру в уникальность и единственность Иисуса [Христа]». Дело в том, что Аллегро дерзнул ступить на весьма зыбкую и чувствительную почву. 6 февраля того же года «Тіте Magazine» опубликовал статью под сенсационным заголовком «Распятие до Христа». А еще два дня спустя «Тпе Times» сообщила, что три американских религиозных лидера, иудей, католик и протестант, объединили свои усилия, чтобы дискредитировать Аллегро и предостеречь против любых попыток рассматривать ессеев как непосредственных предшественников христианства. Все эти эскапады и нападки, а также призывы покарать отступника в конечном итоге исходили от отца де Во. Аллегро же, как нарочно, выглядел этаким наивным ягненком. 9 февраля он писал де Во, сетуя, что его «обвиняют в том, будто я произнес нечто совершенно поразительное, что отчасти и правда, ибо я действительно высказал поразительные догадки, а прочее – домыслы падких на сенсацию репортеров».
Сегодня, оглядываясь назад, надо признать, что Аллегро просто не осознал в полной мере, какой неприкосновенной святыней является для христиан идея об уникальности Иисуса, и в результате недооценил то, насколько далеко готовы зайти де Во и прочие члены международной группы, чтобы дистанцироваться от столь сомнительных заявлений. Это было его единственной ошибкой, которая оказалась роковой, ибо он не ожидал, что его коллеги позволят своим религиозным убеждениям повлиять на их выводы и суждения. По словам Аллегро, он подходил к изучению материала с честностью и непредвзятостью ученого, рассчитывая, что и они поступят так же. Его столь же невинное утверждение, будто к тому времени, когда он закончит свои изыскания, не останется церкви, членом которой смог бы стать Страгнелл, говорит о его глубоком убеждении в исключительной важности вверенных ему материалов и показывает, с каким нетерпением он ожидал завершения исследований.
11 февраля де Во прислал Аллегро ответное письмо, которое разочаровало его. Все тексты, которыми занимается Аллегро, писал преподобный отец, доступны и для других членов международной группы, работающих в Иерусалиме. И все они не нашли ничего такого, что говорило бы в поддержку гипотезы Аллегро.
В своем ответе от 20 февраля Аллегро попытался отстоять свою позицию и в то же время наладить отношения с коллегами и отвести упреки со стороны публики: «Вы должны извинить меня за то, что, по моему убеждению, все в этом мире устаревает и теряет рассудок. По вашей просьбе прилагаю тексты моих радиовыступлений, и если, прочтя их, вы испытаете чувство недоумения, из-за чего же, собственно, поднялась вся эта шумиха, значит, наши оценки полностью совпадают». Заметив попутно, что Страгнеллу и Милику поручено подготовить развернутые богословские опровержения его мнений, Аллегро продолжает: «Я вовсе не намерен начинать войну с Церковью, ибо если у меня возникнут подобные намерения, вы можете быть уверены, что я не стану прибегать ни к каким уверткам… Я придерживаюсь взглядов, высказанных мною в трех выступлениях, но готов признать, что мои слова могли и могут быть превратно истолкованы».
4 марта де Во ответил, предостерегая в своем письме Аллегро, что опровержение действительно уже подготовлено. Однако его авторами являются не только Страгнелл и Милик. Кроме того, оно отнюдь не ограничится научными изданиями. Наоборот, оно будет опубликовано в форме открытого письма в «The Times» в Лондоне, и под ним, естественно, будут стоять подписи всех членов международной группы.
Но вместо того чтобы запугать Аллегро, это письмо вызвало у него взрыв возмущения. Не теряя времени, он ответил своему оппоненту, что письмо в «The Times» «может оказаться интересным в Лондоне лишь для той части публики, которая не слышала моих выступлений»:
«Я уже говорил вам, что эти выступления передавались одной местной северной радиостанцией… Вы и ваши друзья, надо полагать, стремитесь привлечь внимание бульварной прессы всей страны к моим высказываниям, которых не слышали ни вы, ни журналисты, ни подавляющее большинство читателей, и начать строить интриги вокруг них… Что ж, могу вас поздравить. Реальным следствием это будет лишь то, что писаки, у которых острый нюх на скандалы, набросятся на меня, словно коршуны, и примутся выпытывать, как все это было на самом деле… О, они подольют масла в огонь, раздувая пламя противоречий между верными Церкви людьми из группы по изучению свитков и одним-единственным человеком, не примкнувшим к ним».
Аллегро продолжал ссылаться на Вильсона, подчеркивая, какие опасения может вызывать у членов группы де Во возможность того, что опасения Вильсона оправдаются. По сути, Аллегро попытался использовать имя Вильсона, чтобы припугнуть оппонента:
«Что же касается того, что Вильсон уже говорил относительно нежелания церкви разрешить объективное изучение этих текстов, вы легко можете представить, какой скандал это может вызвать.
