из
Дело в том, что Дамасский документ повествует о судьбе остатков еврейского народа, который, в отличие от своих единоверцев, сохранил верность Закону. Среди них находился и уже знакомый нам Праведный Учитель. Он, как и Моисей, увел их в пустыню, в место, именовавшееся Дамаск, где они и заключили обновленный «Завет» с Богом. Многочисленные текстуальные отсылки со всей ясностью показывают, что это – тот же самый Завет, который уже упоминался в тексте Устава общины в Кумране. При этом очевидно – никто из ученых не пытается это оспаривать, – что в Дамасском документе говорится о той же общине, что и в кумранских свитках.
Однако в документе сказано, что местонахождением общины был «Дамаск».
Из контекста документа со всей очевидностью следует, что место в пустыне, названное «Дамаском», никак не могло быть сирийским Дамаском – крупным городом, испытавшим сильное римское влияние. Не мог ли «Дамаск», упоминаемый в документе, быть на самом деле Кумраном? Остается не вполне ясным, для чего потребовалось маскироваться подобным образом? Однако опасения перед врагами, желание избежать последствий восстания 66 г. н.э. – все это достаточно веские основания, чтобы не упоминать Кумран под его настоящим названием. В любом случае вряд ли можно считать простым совпадением то, что, судя по той же компьютерной распечатке, в кумранских пещерах найдено в общей сложности не менее десяти экземпляров и фрагментов Дамасского документа.[71]
Дамасский документ, как и Устав общины, включает в себя целый ряд нормативных актов и установлений. Некоторые из них практически идентичны установлениям Устава общины. Однако в нем есть и ряд дополнительных положений, на двух из которых стоит остановиться. Один из них касается брака и детей, что является неопровержимым свидетельством того, что члены Кумранской общины вовсе не были «ессеями» – хранителями целибата, как то утверждал отец де Во. Второй же – прямо и открыто, словно речь идет об общеизвестном деле, – говорит о других братских общинах, рассеянных по всей Палестине. Другими словами, Кумран вовсе не был изолированной от внешнего мира общиной, как полагал тот же отец де Во.
С особой суровостью Дамасский документ выступает против трех видов преступлений, распространенных, в частности, среди врагов «Праведного», тех, кто предпочли принять «Новый Завет». Этими преступлениями считались обладание богатством, осквернение Храма (преступление, упоминаемое и в Храмовом свитке), а также весьма ограниченное определение прелюбодеяний – наличие более одной жены или брак с племянницей. Как показал Эйзенман, Дамасский документ здесь перекликается с Храмовым свитком, ссылаясь на беззаконие особого рода, распространенное в эпоху правления династии Ирода. Кроме того, он отражает споры в общине, которые с большей определенностью упоминаются в других свитках Мертвого моря, в частности – Толковании на Аввакума. В этом споре участвовал персонаж, названный «лжецом», который уклонился от учения общины и сделался ее врагом. Дамасский документ предает проклятию тех, «кто вступает в Новый Завет на земле Дамаска и вновь предает и нарушает его». А вскоре после этого документ говорит о тех, которые «бежали к лжецу».
Дамасский документ перекликается также с Уставом общины и Свитком Войны, поскольку в нем также говорится о личности Мессии (или, возможно, сразу двух Мессиях), которые должны прийти в «Дамаск». Одним из них будет пророк или «Толкователь Закона», условно называемый «Звезда», а другой – потомок царей из дома Давида, именуемый «Скипетр». Далее в пяти местах текста сделан акцент на единой фигуре, «Мессии Аарона и Израиля».
Значение этой фигуры Мессии будет рассмотрено ниже. А здесь необходимо сказать несколько слов об использовании слова «Дамаск» в качестве названия Кумрана. Для большинства христиан название «Дамаск» сразу же ассоциируется с тем местом из 9 главы Книги Деяний святых апостолов, где оно употреблено в отношении крупного города в Сирии, нынешней столицы Сирийской Арабской Республики. Именно на дороге в Дамаск Савл Тарсянин, как повествует одно из самых волнующих мест в Новом Завете, пережил обращение и стал апостолом Павлом.
Согласно 9 главе книги Деяний, Савл был своего рода инквизитором и гонителем, которому первосвященник Иерусалимского Храма поручил преследовать общину еврееверетиков – тех самых «первых христиан», – обосновавшуюся в Дамаске. Священники Иерусалимского Храма были коллаборационистами, сотрудничавшими с оккупантамиримлянами, и Савл выполнял роль одного из их агентов. В Иерусалиме он, по слухам, уже принимал активное участие в гонениях против «ранней церкви». Действительно, если верить Книге Деяний, он был лично причастен к преследованиям, которые повлекли за собой побитие камнями и мученическую смерть исповедника архидиакона Стефана, которого последующее христанское предание провозгласило первым мучеником, пострадавшим за Христа. Впоследствии Павел и сам признавал, что его гонения обрекли его жертву на смерть.
Движимый фанатичным усердием гонителя, Савл поспешил в Дамаск, чтобы выследить членов «ранней церкви», обосновавшихся там. Его сопровождала группа единомышленников, по всей видимости – вооруженных. Кроме того, Савл имел при себе ордера на арест, выданные первосвященником Иерусалимского Храма.
В те времена Сирия не была частью Израиля, а являлась отдельной римской провинцией, котороя управлялась римским легатом и не имела ни административных, ни политических связей с Палестиной. Но в таком случае какую силу могли иметь там приказы, подписанные иерусалимским первосвященником? Римская империя вряд ли санкционировала бы действия самочинных «карательных отрядов», переходивших из одной провинции в другую, проводя аресты, устраивая смертные казни и всячески угрожая гражданскому миру и порядку. Согласно официальной политике римских властей, терпимой считалась любая религия, при условии, что она не представляла угрозы для властей и сложившегося общественного строя. Несомненно, «карательный отряд» из Иерусалима, осмелившийся действовать в Сирии, сразу же встретил бы жесткие ответные меры со стороны римской администрации, – меры, предотвратить которые не посмел бы никакой первосвященник, собственное положение которого зависело от благосклонности римских властей. Но в таком случае каким же образом мог Савл Тарсянин, да еще в сопровождении воинов первосвященника, осуществить свою карательную экспедицию в Дамаск – разумеется, если под Дамаском понимать столицу провинции Сирия?
Если же под «Дамаском» имелся в виду Кумран, то экспедиция Павла неожиданно приобретает вполне реальный исторический смысл. В отличие от сирийского Дамаска, Кумран действительно расположен на территории, на которую распространялась законная юрисдикция иерусалимского первосвященника. Сюда иерусалимский первосвященник имел полное право посылать отряд «карателей», чтобы изгнать еврейских еретиков из Кумрана, находившегося всего в двадцати милях от столицы, неподалеку от Иерихона. Подобная акция вполне отвечала духу политики римлян, которые стремились не вмешиваться во внутренние раздоры жителей покоренных стран. Другими словами, евреи имели полное право преследовать других евреев- инакомыслящих в пределах своих исконных территорий, до тех пор пока такие акции не затрагивали полномочий римской администрации. А поскольку иерусалимский первосвященник был всего лишь марионеткой в руках римлян, римляне могли лишь приветствовать его усилия расправиться со своими взбунтовавшимися единоверцами.
Хотя это объяснение и выглядит исторически вполне убедительным, оно поднимает целый ряд спорных вопросов. По мнению международной группы, Кумранская община состояла из иудейских сектантов – так называемых ессеев, представителей аскетической секты пацифистского толка, которые не имели никаких контактов ни с ранним христианством, ни с «основным руслом» развития иудаизма той эпохи. И тем не менее Савл, по свидетельству Книги Деяний, отправился в Дамаск, чтобы продолжить гонения против членов «ранней церкви». И здесь возникает дилемма, одинаково провокационная и для христианского предания, и для консенсуса международной группы, которая упорно уклонялась от взгляда на вопрос в целом. Либо члены «ранней церкви» нашли приют в Кумранской общине, либо «ранняя церковь» и Кумранская община представляли собой одно и то же. В любом случае Дамасский документ показывает, что тексты свитков Мертвого моря невозможно изолировать от истоков возникновения христианства.
