осведомителей» в Северной Ирландии. В обоих случаях властям удалось поймать и «обратить в свою веру» члена какой-либо нелегальной структуры, занимающейся организованной преступностью или вооруженным терроризмом. Он согласился давать показания в обмен на личную неприкосновенность, защиту, перемещение в другой регион и, естественно, за хорошие деньги. Он, как и Павел, мог вызвать к себе мстительную ненависть своих недавних товарищей. Как и Павлу, ему может быть предоставлена, казалось бы, непропорционально большая военная и полицейская охрана. Сотрудничая с высокопоставленными властями, он может получить новое «удостоверение личности» и вместе со своей семьей может быть отправлен куда-нибудь в дальние края, находящиеся – по крайней мере теоретически – вне досягаемости мстительных товарищей, преданных им. И в удобный момент, во время очередного возмущения, он, как и Павел, может просто исчезнуть.
Получается, что Павел принадлежал к обширной компании «секретных агентов», действовавших на страницах истории? К числу самых знаменитых в истории осведомителей и «суперагентов»? Исследование Роберта Эйзенмана выдвинуло целый ряд вопросов. Но как бы там ни было, появление Павла на сцене истории дало импульс целому ряду событий, которые приобрели впоследствии необратимый характер. То, что возникло в качестве локализованного движения в рамках существующего иудаизма, влияние которого практически не выходило за границы Святой земли, вскоре трансформировалось в нечто доселе невиданное ни по масштабам, ни по значению. Движение это переросло «раннюю церковь», и Кумранская община была разграблена и насильственным путем обращена в нечто такое, что уже не могло вмещать идеи своих собственных основателей. Так сложилось основное ядро, еретическое по своей сути, из которого на протяжении двух последующих столетий возникла совершенно новая религия. То, что в русле иудаизма почиталось откровенной ересью, стало самым ортодоксальным ядром в христианстве. Поистине, в истории можно встретить очень немного событий, возымевших столь далекоидущие последствия.
Послесловие
Итак, история свитков Мертвого моря еще весьма далека от завершения. Заговор вокруг них продолжает раскрываться, приоткрывая все новые и новые стороны. Немало событий успело произойти и с момента первой публикации нашей книги в Великобритании в мае 1991 г. К осени того же года интерес к свиткам достиг апогея, статьи о них замелькали на первых страницах прессы, став темой редакционных статей в таких изданиях, как «New York Times». И даже когда готовилось к печати это переиздание нашей книги, которое вы держите в руках, в печати продолжали появляться статьи и заметки на эту тему, проводились научные конфренции, внимание массмедиа к свиткам постоянно нарастало, и в полный голос заявили о себе новые авторы, выдвигавшие новые гипотезы.
В мае израильский Наблюдательный комитет предоставил Оксфордскому университету полный комплект фотоснимков всех материалов свитков, и был учрежден центр по изучению свитков, который возглавлял Геза Вермес. Однако доступ к самим свиткам по-прежнему был жестко ограничен, и независимые ученые не имели возможности познакомиться с оригиналами. В интервью Британскому телевидению профессор Норман Гольб из Чикагского университета усомнился в истинных целях этого центра. А что, риторически вопросил он, если это – центр всеобщего разочарования?
5 сентября в американской прессе появилось сообщение о том, что двое ученых из Еврейского Юнион-колледжа в Цинциннати, профессор Бен-Цион Вахолдер и один из его аспирантов, Мартин Г. Эйбегг, сумели «прорвать монополию» на доступ к свиткам Мертвого моря. Они воспользовались алфавитным указателем, подготовленным международной группой еще в 1950-е гг., и компьютером для реконструкции самих текстов. Полученные ими результаты, точность которых достигала восьмидесяти процентов, были опубликованы «Biblical Archaeology Review», которое возглавлял Гершель Шанкс. Члены международной группы, еще остававшиеся в живых к тому времени, как и следовало ожидать, были вне себя от гнева. Профессор Кросс негодующее рассуждал о «пиратстве». «Как еще можно назвать подобные действия, – риторически вопрошал Джон Страгнелл, – если не воровство?»
Однако в редакционной статье от 7 сентября того же года «New York Times» выступила в поддержку действий Вахолдера и Эйбегга:
«Возможно, некоторые из числа членов комитета захотят упрекнуть ученых из Цинциннати в пиратстве. Наоборот, господа Вахолдер и Эйбегг заслуживают аплодисментов за то упорство, с которым они слой за слоем продирались сквозь завесу таинственности. Комитет, этот ревнитель секретности и сторонник этики плаща и кинжала в науке, давным-давно утратил всякое доверие к себе как со стороны ученых, так и со стороны непрофессионалов. Оказалось, что ученые из Цинциннати помнят о том, о чем забыли лидеры комитета: что свитки и то, что сказано в них о корнях христианства и раввинистического иудаизма, является достоянием всей цивилизации, а не кучки избранных профессоров».
За этим последовали еще более разоблачительные открытия. 22 сентября персонал Хантингтонской библиотеки в Калифорнии неожиданно обнаружил, что библиотека располагает полным комплектом фотоснимков всех до сих пор не опубликованных материалов свитков. Их передала в библиотеку Бетти Бечтел из «Бечтел Корпорейшн», которая получила их примерно в 19б1 г. Узнав о существовании этих фотоснимков, члены международной группы потребовали возвратить их обратно. Хантингтонская библиотека ответила отказом. Она не только открыла доступ к снимкам широкой публике, но и официально объявила о своем намерении разрешить доступ к ним всем без исключения ученым, проявляющим к ним интерес. Микрофильмы с копиями свитков можно было получить всего за десять долларов. «Освобождая свитки, – заявил Уильям Моффэт, директор библиотеки, – вы освобождаете ученых».
Разумеется, члены международной группы подняли истеричный шум, на этот раз – еще более вызывающий, чем прежде. Вновь начались разглагольствования о «кражах в ученой среде». Отвергая эти нападки, один независимый профессор заявил, что большинство людей «будут считать ее [Хантингтонскую библиотеку] Робин Гудом, который украл у привилегированных академических ученых, чтобы отдать голодным… жаждущим знаний».
Амир Дрори, руководитель израильского департамента древностей, обвинил Хантингтонскую библиотеку в разного рода нелегальных махинациях, несмотря на то что фотоснимки эти оказались в фондах библиотеки задолго до того, как сами свитки попали в руки к израильтянам по праву военных трофеев. Маген Броши, директор Хранилища книги, туманно рассуждал о незаконности таких действий. Хантингтонская библиотека стояла на своем. «Свобода доступа либо есть, либо ее нет.
Наша позиция заключается в том, что доступ должен быть свободным и неограниченным». К тому времени обнародование фотоснимков стало fait accompli (свершившимся фактом), и любые попытки придать процессу обратный характер выглядели тщетными. «Слишком поздно, – заявило руководство Хантингтонской библиотеки. – Дело уже сделано».
25 сентября правительство Израиля пошло на попятную, осторожно дистанцировавшись от заявлений Дрори и Броши. Как было сказано в официальном заявлении, Дрори и Броши «действовали как частные лица, высказывавшие свою точку зрения, а не точку зрения правительства Израиля». Йувал Нееман, министр науки Израиля, выпустил официальный пресс-релиз, утверждая, что:
«…каждому ученому должен быть предоставлен свободный доступ к свиткам с целью их изучения и публикации результатов подобных исследований. И очень хорошо, что эта возможность теперь реально существует благодаря предоставлению широкой публике возможности ознакомиться с собранием фотоснимков свитков, хранящимся в Хантингтонской библиотеке».
Тем временем в 10 часов 05 минут того же дня имя Роберта Эйзенмана получило право быть внесенным в списки рекордов как имя первого ученого, направившего формальный запрос и получившего разрешение на доступ к фотоснимкам материалов свитков, хранящимся в Хантингтонской библиотеке. Битва
