Библейской школы и Уильям Рид, новый директор института Олбрайта. В работах принимала участие и группа из 24 бедуинов под руководством трех иорданских и палестинских археологов.[18] Стоит ли удивляться, что вся тяжелая работа легла на плечи бедуинов, которые карабкались по крутым и часто обрывистым склонам утесов, обследуя пещеры. Сами же археологи предпочитали оставаться внизу, работая с геодезическими инструментами и составляя карты и схемы. В результате обследование оказалось далеко не полным. Так, например, бедуины предпочитали не выдавать местонахождение некоторых из числа обнаруженных ими пещер. Некоторые свитки воскресли из небытия гораздо позже. А один, насколько нам известно, у бедуинов так и не удалось выкупить.
В общей сложности в ходе этих обследований было осмотрено более пяти миль скальных стенок. По утверждению де Во, было обследовано 2б7 объектов, а по словам Уильяма Рида – 273. По свидетельству де Во, было обнаружено 37 пещер, где была найдена древняя керамика. По замечанию Рида, таких пещер насчитывалось 39. На официальной карте, составленной по завершении работ, указано 40 таких пещер. Число сосудов, которые можно было бы составить из этих черепков, превышает сотню – цифра весьма смелая. Впрочем, подобные неточности и расхождения типичны для исследований Кумранских пещер.
Но хотя обследования 1952 г. носили дилетантский характер, они подарили ученым одно уникальное открытие. 20 марта, за два дня до даты завершения работ, в раскопе, обозначенном как пещера 3, поисковая бригада обнаружила два свитка или, лучше сказать, два фрагмента одного и того же свитка из листовой меди. Текст на них был не написан, а вычеканен на металле. Увы, окисление сделало металл слишком хрупким, и развернуть его оказалось невозможно. Прежде чем приступать к чтению, свиток необходимо было разрезать на пластины в лаборатории. Прошло три с половиной года, прежде чем правительство Иордании дало разрешение на подобную операцию. И когда разрешение наконец было получено, прецизионная резка свитка была проведена в Манчестере под наблюдением Джона Аллегро, члена группы де Во. Первый сегмент свитка был получен летом 1955 г., второй – в январе 1956 г.
Свиток оказался описью сокровищ: он был компиляцией или перечнем золота, серебра (ритуальные сосуды и свитки). По-видимому, перед лицом угрозы нападения римлян сокровища были разделены на несколько тайных хранилищ, и «медный свиток», как его стали именовать, детально перечислял содержимое каждого тайника. Приведем один пример:
«Пункт 7. В пещере Старого дома податей, в Платформе на цепи: шестьдесят пять брусков золота».
По мнению исследователей, общий объем сокровищ мог составлять примерно шестьдесят пять тонн серебра и, видимо, двадцать шесть тонн золота. Однако по сей день трудно однозначно ответить на вопрос о том, существовали ли подобные сокровища в действительности. Тем не менее большинство ученых склонны считать, что они действительно существовали и что медный свиток представляет собой вполне точную и достоверную опись сокровищ Иерусалимского Храма. К сожалению, местонахождение тайников, указанные в свитке, со временем утратило всякий практический смысл, ибо за два тысячелетия здесь многое изменилось, и сокровища так никогда и не были найдены. Но можно не сомневаться, что за истекшие века их пытались отыскать многие.
В сентябре 1952 г., спустя шесть месяцев после этого официального обследования, был обнаружен новый источник свитков. Это была пещера, расположенная на высоте около пятидесяти футов (15 м) над самими развалинами Кумрана, где в 1951 г. де Во и Хардинг вели активные раскопки. Здесь, в тайнике, обозначенном на карте как пещера 4, было сделано, без преувеличения, самое крупное открытие, и его «автором», как нетрудно догадаться, вновь оказался бедуин. Чтобы собрать и привести в порядок найденный здесь материал, потребовалось несколько лет. Однако к 1959 г. большая часть фрагментов свитков была разобрана и идентифицирована. Работы велись в Рокфеллеровском музее, в большом помещении, которое получило эффектное название – Зал свитков.
Рокфеллеровский музей, или, если воспользоваться его официальным названием, Палестинский археологический музей, был открыт в 1938 г., когда Палестина была британской подмандатной территорией. Построен он был на средства, выделенные Джоном Д. Рокфеллером. В нем находились не только экспозиционные залы, но и лаборатории, фотостудии и офисы отдела древностей. Незадолго до окончания срока действия мандата, который истек в 1948 г., музей перешел под управление Международного совета попечителей. Совет этот состоял из представителей различных иностранных археологических школ, располагавшихся в Иерусалиме, в частности французской Библейской школы, американского института Олбрайта и британского Общества по изучению Палестины. На протяжении восемнадцати лет Рокфеллеровский музей существовал как независимая организация. Ему удалось сохранить свой статус даже после Суэцкого кризиса 1956 г., когда многие из его сотрудников были отозваны домой, в страны, гражданами которых они были. Единственными жертвами кризиса в музее стал Джеральд Ланкастер Хардинг, смещенный со своего поста директора отдела древностей, и сами свитки. Во время боевых действий они были вывезены из музея, помещены в тридцать шесть контейнеров и убраны в сейфы одного из банков Аммана. В Иерусалиме они отсутствовали вплоть до марта 1957 г., и, по словам одного источника, «некоторые из них слегка заплесневели [sic!] и покрылись пятнами от пребывания в сыром подвале».
Тем не менее в 1966 г. Рокфеллеровский музей, вместе с находившимися в нем свитками, был официально национализирован правительством Иордании. Эта акция имела важные последствия. К тому же законность ее была весьма спорной. Однако совет попечителей музея не пытался воспрепятствовать ей. Наоборот, президент совета попечителей перевел средства финансирования музея из Лондона, где они хранились до сих пор, в Амман. В результате и сами свитки, и музей, где они размещались, стали собственностью Иордании.
А на следующий год на Ближнем Востоке вспыхнула так называемая Шестидневная война, и восточный Иерусалим, считавшийся владением Иордании, был оккупирован израильскими войсками. В 5 часов утра б июня 1967 г. Йигаэль Йадин получил информацию о том, что музей захвачен отрядом израильских парашютистов.
Став в 1949 г. начальником штаба сил обороны Израиля, Йадин в 1952 г. ушел в отставку и изучал археологию в Еврейском университете. В 1955 г. он получил ученую степень доктора, причем темой его диссертации были свитки Мертвого моря. В том же году он начал преподавательскую деятельность в Еврейском университете. В 1954 г. он совершил поездку в США и прочел курс лекций. После переговоров в университете Джона Хопкинса он имел встречу с профессором Уильямом Ф. Олбрайтом и поинтересовался, почему американский ученый опубликовал только три из четырех свитков митрополита Самуила. Олбрайт отвечал, что митрополит намерен продать эти свитки и не позволяет публиковать их полностью до тех пор, пока не найдется покупатель на все четыре памятника. Неужели в Соединенных Штатах не найдется покупателя, спросил Йадин: «Право, найти несколько миллионов долларов для такой сделки –-дело не слишком трудное». Ответ Олбрайта поразил его. По его словам, свитки, вероятно, могут быть проданы всего за полмиллиона долларов. Но даже в таком случае ни одно учреждение или частное лицо в Америке не проявляет к ним никакого интереса.
Причина подобной апатии была двоякой. Прежде всего, к тому времени уже были выпущены факсимильные издания первых трех свитков, а это для большинства американских исследователей делало излишним приобретение самих оригиналов. Вовторых, еще более важное значение имел вопрос о статусе права собственности на эти свитки. Правительство Иордании обвинило митрополита Самуила в том, что он – «контрабандист и изменник», утверждая, что митрополит не имел права вывозить свитки из Иордании. Более того, американцы, способствовавшие публикации контрабандных текстов, были обвинены в соучастии в «преступлении». Нечего и говорить, что подобная ситуация отпугивала потенциальных покупателей, которые отнюдь не горели желанием выложить изрядную сумму денег только за то, чтобы оказаться втянутым в запутанное международное судебное разбирательство, которое, вполне возможно, могло закончиться для них потерей денег. У Йадина же, напротив, не было оснований опасаться иорданских властей. Отношения между его страной и Иорданией были окончательно испорчены.
1 июня Йадину позвонил один израильский журналист, аккредитованный в Соединенных Штатах, который привлек его внимание к объявлению, опубликованному в «Wall Street Journal». Йадин отреагировал немедленно, намереваясь приобрести свитки, однако он сознавал, что прямой контакт может погубить все дело. Поэтому он предпочел действовать исключительно через посредника, в роли которого выступил
