римляне отмечали сатурналии - 17 декабря. Меланхоличный Сатурн, как Озирис и грядущий Христос, был белым богом, которого почитали в белом, с небольшой примесью зелени Озириса в пальмовых листьях, которые поклонявшиеся держали в руках. Празднование заканчивалось в день Нового года, когда Консул, в белом и на белом коне, воздавал почести Юпитеру на Капитолии.
Я мечтаю о белом Рождестве[5]. Эта песня могла быть спета только в Калифорнии, рядом с бассейном. Здесь же при первых признаках снега британские железные дороги замирают, пути становятся непроходимыми, и даже тротуары опасны, потому что соль разъедает обувь. Рождество, роды девы. Белый хлопок. Бороды из ваты. И тотальный обмен ненужными подарками. Барометр настроения падает в область депрессии. Дитя благих намерений, обратившееся в свою противоположность: страх, отвращение, безумные американские проповедники, которые орут на вас. Спаситель, который не спасает ничего, кроме своих собственных иллюзий, и уж точно не белых рождественских индюшек, сваренных заживо, после того, как они провели в толпе себе подобных весь год (да, вот уж кто мечтает о белом Рождестве!)
Всему королевству было приказано носить траур по Мумтаз Махал в течение двух лет, и мрачная тишина повисла над Северной Индией. Не было публичных развлечений, музыка, ювелирные украшения, духи, пышные наряды, одежды ярких цветов были запрещены, и каждого, кто осмеливался выразить неуважение к Королеве, казнили. Шах Джехан не показывался на публике, тот самый правитель, который однажды надел мантию, столь плотно усыпанную драгоценностями, что нуждался в поддержке двух слуг, теперь носил простые белые одежды.
(Шатин Саван,
У белого огромная покрывающая способность. У семьи, заботящейся о белизне своей репутации, не возникает вопросов о румянце невесты под вуалью.
Чистота белого - не помеха желанию, но оно скрыто под свадебными одеждами. Невеста прячет свое алое и черное сексуальной белье, купленное в Сохо для медового месяца. Белые кружева маскируют ее беременность. Лучший друг жениха, Дэвид, шепчет ему в ухо, 'Кончи мне в рот, кончи мне в рот! '
Одна книга открывает другую[6]. Из слез Сатурна образовалось широкое соленое море. Соль - горькая и печальная. Соляные копи. Соль земли - это ее душа, она драгоценна, хотя вы и бросаете ее щепотку через плечо. Мудрость просоленного морского волка. После того, как соль благословляли, ее добавляли в воду для крещения. Христос, соль земли, сохраняющий навечно наши земные тела. В соли заключена чудесная мудрость. Настолько дорогая, что ее кладут в специальные драгоценные раки на столе для почетных гостей. Св. Хилари сказал 'Пусть мир будет слегка посыпан солью, но не затоплен ей'.
Разве не белый заставляет отступить темноту?
(Витгенштейн,
В бабушкиной гостиной я играю с мамой в Маджонг. Мы строим стены из маленьких кирпичиков цвета слоновой кости. На каминной полке две фигурки из слоновой кости, изображающие Тадж Махал в миниатюре, траурный мраморный белый. Все античные монументы - призрачно белые, с греческих и римских статуй время смыло цвета. Поэтому, когда итальянские художники пытались возродить античность, они ваяли обнаженные скульптуры из белого мрамора, хотя на самом деле те скульптуры были разноцветными - кто был самый белый ваятель? Канова? Мертвенные Купидон и Психея? Три призрачные грации? Духи из античности. Тот мир стал призрачным для художников.
1919. Мир в трауре. Казимир Малевич рисует Белое на Белом. Погребальный обряд для живописи:
Я разорвал кольцо горизонта и вышел за НОЛЬ ФОРМЫ, вписывающийся в систему координат профессионального академического искусства. Я прорвал синий абажур цветных ограничений, вышел в белое. Я победил подкладку цветного неба, сорвал и в образовавшийся мешок вложил цвета и завязал узлом. Плывите! Белая свободная бездна, бесконечность перед нами.
(Малевич,
С точки зрения химии краска, которой Казимир рисовал свои знаменитые картины, была старым пигментом. Я сомневаюсь, что он использовал титаниум, который только-только открыли; возможно, он использовал оксид цинка, примерно столетней давности. Но вероятнее всего, он использовал оксид свинца, известный со времен античности, которую он презирал. Все белые пигменты - это оксиды металлов, за исключением грунтовок, таких, как гипс, в основе которых лежит мел. Белый - металлический цвет.
Свинцовые белила. Тонкие пластинки свинца, окисленные в навозной жиже, давали тяжелое белое импасто, на котором балансировали головы натурщиков Рембрандта, свинцовые воротники, жесткие от крахмала и благопристойности.
Цвет, который алхимики получили из свинца - белый. Он называется свинцовые белила. Свинцовые белила очень яркие, и продаются в маленьких баночках, похожих на бокалы или рюмки. Чем больше вы растираете эту краску, тем более совершенной она становится, и она хороша на дереве - ее даже используют на стенах, но по возможности старайтесь избегать ее - поскольку со временем она чернеет.
(Ченнино Ченнини,
Свинец разлагают на составные части в кувшине с уксусом, чтобы получить грунт, на котором мы рисуем.
Свинцовые белила очень ядовиты, и если использовать их неосторожно, могут привести к болезни художника. Римляне травили себя, используя свинцовую посуду для вина. Художники так же безумны, как и шляпники? В химии своего искусства?
Олимпиодор предупреждает нас, что свинец настолько одержим дьяволом и настолько бесстыден, что те, кто хочет изучить его, сходят с ума и умирают.
Оксид цинка, китайские белила, которые получают из холодного белого дыма, не ядовиты, и используются как пигмент с середины 19-го века. Цинк, испаряющийся с поверхности расплавленного металла, сжигается в насыщенной кислородом атмосфере при температуре 950 градусов Цельсия, в результате чего получается белый пар. Оксид цинка - это чистый холодный белый.
Наибелейший белый - это титан, у которого самая высокая покрывающая способность из всех белых. Он очень стабилен, устойчив к нагреву, свету и воздуху, и он - самый юный из всех белых, появился после Первой Мировой Войны.
Вот текущие цены на эти пигменты от Корнелиссен, торговцев красками для художников:
Белый не пропускает, он не прозрачен, вы не можете смотреть сквозь него. Обезумевший белый.
Я родился на Альбионе в 1942, маленький белый мальчик из семьи среднего класса, защищенный огромными белыми скалами Дувра от злого врага с черным сердцем. Когда меня крестили, наши защитники, как белые рыцари, вели воздушные бои в грозовых облаках над Кентом. В четыре моя мама взяла меня на экскурсию - большая Белая Башня в Лондоне, которую давно не мыли, была серой и покрытой копотью. Уайт-Холл[7], где размещался парламент, был еще чернее. Я быстро понял, что власть - белая, вот даже у наших американских родственников есть свой собственный Белый дом, построенный в стиле мраморных имперских монументов античности. Мрамор дорого стоил, и живые, из уважения к мертвым, записывали даты их ухода на мраморных монументах. Один из самых расточительных - монумент Витторио Эммануилу и Рисорджименто в Риме - здание в самом дурном вкусе, которое римляне называют 'свадебный пирог'. В свой пятый день рождения, я, охваченный благоговением, стоял перед этим Белым Слоном. После короткого путешествия по Италии, мы вернулись домой. Мне было шесть, и началось мое серьезное образование в Хордл Хаузе на Хэмпширском утесе, откуда были видны белые каменные иглы острова Уайт. До 50-х в основе образования лежало великое Имперское Белое Бремя. Мы, избранные, должны были нести Белую Надежду[8], может быть, даже жертвуя собой, тем странам, которые были закрашены в нашем школьном атласе розовым.
В семь я смутил своего отца-военного тем, что попросил в подарок на день рождения белую лилию
