ничего у него просить? Что-то здесь нечисто. Отцовство — не единственное, что его испугало. — И чего ты так боишься? Может мне у Зои попытаться разузнать все поподробнее, раз уж от тебя невозможно ничего добиться?
— Все — значит все. Включая Гелю. — Лицо Никиты перекосилось от злости. Теперь он уже не мог скрыть, что был явно не в себе. Она видела его таким лишь в минуты очень сильной ярости. Но в данный момент она не понимала, что с ним происходит. Она ожидала какой угодно реакции — удивления, чувства вины, испуга, всего, чего угодно, но только не такой откровенной ярости. Похоже, что она вообще ничего не понимала.
— Гелю ты уже отобрать никак не сможешь, — спокойно возразила Полина. — Она по всем документам после развода принадлежит только мне. А насчет остального — не волнуйся, я уже не боюсь остаться на мели.
— Отобрать не смогу. Но смогу рассказать ей, кто ее настоящая мать. И Зое могу рассказать, как ты использовала ее, обманула, и растишь теперь ее дочь. Ведь они сейчас довольно часто видятся, не так ли? Может, захотят воссоединиться, кто их знает? — Никита пристально посмотрел Полине в глаза, чтобы быть уверенным, что она правильно его понимает
— Ты не посмеешь этого сделать. — Полина побледнела. Боже, а ведь он прав. А вдруг у него есть реальный шанс выполнить свою угрозу? Полине поплохело. — Ты отказался от нее, тебе было всегда наплевать на нашу девочку. Зачем тебе портить ей жизнь сейчас?
— Ты права, мне это все не нужно. Я тебе говорю об этом на тот случай, если ты хоть каким-нибудь образом попытаешься использовать историю с Зоей против меня в будущем.
— Мерзавец, — процедила Полина сквозь слезы и выбежала из его офиса.
Никита стукнул кулаком по столу. Черт! Как это все некстати! Совершившие зло ненавидят людей, перед которыми виноваты. Потому что они являются постоянным напоминанием их вины, живым свидетельством той темной стороны, о которой они так не любят вспоминать. Никита ненавидел Зою, потому что она напоминала ему о самом отвратительном, что в нем было. Любое напоминания о Зое вызывало в нем ненависть. Даже Ангелина. А ведь Зоя сама была виновата, что всполошила в Никите его ярость. Не вела бы она себя так вызывающе неприступно, он бы и не обратил внимания. К тому времени он уже справился со своими приступами ярости, по крайней мере, с Полиной он достаточно долго держался приличным мужем, пока не появилась эта идиотка. Полина не шла наперекор Никите и тем самым никогда не провоцировала особо его нажитую с юности ненависть к женскому сопротивлению. А Зое это удалось сделать. Да еще то, что она оказалась свидетельницей его другой жизни. Он до конца верил, что она прикидывается простодушной девицей, что на самом деле вынашивает план шантажа, хочет унизить его, заставить просить о молчании, заставить просить её. Одна мысль о том, что она видит его, Никиту, в роли просящего, зависимого, сводила его с ума. Он даже не понимал, насколько сумасшедшими кажутся его мысли, настолько ненависть его к Зое приобрела невероятные болезненные размеры. Казалось, все комплексы, нажитые с детства, нашли выход в этой ненависти. Мысленно он приписывал ей все то, что ненавидел в женщинах, все то, что заставляло его умело скрываемую истинную натуру поднимать голову и проситься на свет божий.
Она сама во всем виновата, твердил он себе все эти годы. Исподволь, капля за каплей, она терзала его болезненное самолюбие, пока не попалась под горячую руку. Он, конечно, тогда совершенно потерял контроль и самообладание, но что сделано, то сделано. Это было сильнее его. Требовался лишь повод.
И какой же надо было быть Полине дурой, чтобы родить дочь от этой мерзавки. Ее обман тогда совершенно выбил его из колеи. И хоть он старался довольно долго сохранять приличное лицо ради своего же имиджа, но в итоге он не выдержал. Ради того же имиджа постарался завести поскорее другую семью.
Он постарался вычеркнуть из своей жизни произошедшее, чтобы забыть, забыть навсегда. Но, видимо, не все так просто в жизни. Но ничего, Никите было не привыкать бороться с демонами в своей жизни. А демонами являлись все, кто мешал ему на его пути.
Из дневника Зои
Странный был у меня день. Интересно, как одна-единственная случайность может иметь такое значение. Я собралась переехать на квартиру к Стефану и перебирала свои вещи. Жить отдельно становилось опасно. Из-за Павлуши. Этот мерзавец реально испугал меня. Я не думаю, что он в состоянии навредить Павлику, но все равно в душе вновь поселился страх. Я поговорила с юристом, она сказал, что шансы посадить его ничтожны, так как нет свидетелей. Но я решила не сдаваться. Я все равно задумала уничтожить его, пусть не через суд, так другими путями. Пока же для большей безопасности я решила перевезти ребенка в хорошо охраняемый дом Стефана. Кто бы знал, что это событие повлечет за собой другое, такое неожиданно и важное.
В этот день мерзостные события прошлого вновь захлестнули меня с головой. Перебирая вещи, я нашла свой старенький диктофон, которым пользовалась в те времена, когда учила английский у Полины дома, и там лежала кассета. Та самая, которая была в диктофоне в тот страшный день, ведь с тех пор я диктофон не трогала. Не знаю, что меня остановило от того, чтобы просто выбросить ее в мусорное ведро, но я почему-то решила прослушать, что на ней записано. Услышала свой голос, каким он был почти пять лет назад. И еще — на ней оказалась записана вся моя трагедия, весь кошмар и ужас сотворенного этой сволочью. Я тогда НЕ ВЫКЛЮЧИЛА диктофон.
Я не могла поверить в такое совпадение. У меня на руках теперь находилось то, чего мне не хватало — неопровержимое доказательство его преступления! Страшным был тот день. День, перевернувший всю мою жизнь. Я столько времени молчала, держала в себе эту боль, запихнув ее поглубже, заткнув все дыры, чтобы ни одно малейшее воспоминание не нарушило моих воспоминаний, утихомирить которые стоило мне огромных трудов. Но так не может продолжаться до бесконечности. Чтобы победить монстров внутри нас, мы вынуждены столкнуться с ними лицом к лицу, признать их, проанализировать их. Я ДОЛЖНА написать о том, что произошло со мной, мне надо высказаться хотя бы на бумаге — выплеснуть застоявшийся гной, пока он не прорвался сам.
В тот день он меня изнасиловал. Собственно, поначалу он хотел меня, видимо, просто избить, но не справился со своей яростью. Я до сих не понимаю, почему он это сделал. Он никогда не нравился мне, он всегда относился ко мне с видимой неприязнью, но никогда, никогда я не допускала мысль, что он настолько ненавидит меня. Никогда он не давал повода заподозрить, что за дьявол сидит в нем. Многие изменяют своим женам и гадят сотрудникам на работе, но ведь это не означает, что они способны на подобную низость. Если бы я хоть на секунду могла допустить мысль, что он способен на такое, я бы ни за что не осталась с ним в доме без Полины. И все-таки он сделал это… Мне страшно даже выводить это слово на бумаге. Я помню каждую деталь — как он зашел в мою комнату, прервав мои занятия, и стал, как всегда, оскорблять меня, намекать на какой-то шантаж с моей стороны, как потом… Мне не хочется описывать, как это было противно, больно и как это вообще все ужасно и грязно, это просто произошло и все. Я сопротивлялась, я даже умудрилась полоснуть его ножом по руке. Откуда взялся нож — черт его знает. Наверное, чистила яблоко, да так и забыла на столе. Жалко, что не убила. Было много крови, которая довела его до яростного, животного исступления, были мои крики, которые никто не услышал. Потом были угрозы с его стороны, что если я скажу кому-нибудь, он меня найдет и убьет, и не только меня, но и моих родных. Я ему поверила. Тогда я верила больше таким мерзавцам, чем милиции, которая, по моему мнению, за деньги могла закрыть глаза на все, что угодно. То, что Никита с его деньгами из меня же и виноватую сделает, если я заявлю, казалось для меня совершенно очевидным. Он дал мне время до вечера на то, чтобы собрать свои вещи и исчезнуть. Исчезнуть навсегда из его поля зрения.
Когда он ушел, моей первой мыслью было то, что, исчезнув вот так, я предам Полину. Но я не хотела разрушать их брак своей историей, ведь она вскоре должна была родить ребенка. И я решила все же исчезнуть из ее жизни. Я не могла больше видеть эту надругавшуюся надо мной сволочь, и я не была в силах что-либо изменить в жизни Полины.
Потом я подумала о том, что надо сходить к врачу. Было невыносимо больно и нужен был совет, что делать в такой ситуации. Единственный врач, которого я знала из этой области, была та врач из клиники, где Полина забеременела. Я нашла ее телефон в записной книжке и позвонила. Трубку взяла не сама врач а медсестра, видимо, новенькая. Я назвалась Полиным именем и сказала, что мне необходимо срочно придти на прием. Медсестра порылась в бумажках и сказала, что врача пока нет, а потом…Я до сих
