Придется подыскать себе на ближайшие месяцы другое занятие, и он, кажется, уже придумал, что это будет. Он все не мог забыть тот сон в Рио-Хондо и заполнил свой личный файл статьями о куклах, кукольниках, марионетках, роботах, о театре теней и о кукольных спектаклях.
Люди изобретают разные способы скоротать долгий путь. Кто-то играет, кто-то пьет, кто-то уходит в себя. Другие смотрят записи развлекательных шоу, влюбляются, учатся играть на музыкальных инструментах. Кое-кто все силы отдает работе, доводя до отчаяния остальных членов экипажа.
Может статься, думал Северин, он окажется первым, кто додумался до кукольного театра.
Это наверняка широкое поле деятельности.
— Все в виртуале? — спросила астроном Шон-дан. — Переключаю внешние камеры на семнадцатый канал.
— Комм, канал семнадцать, — услышал Мартинес негромкий голос Терцы с ближайшего амортизатора.
Сам он уже вышел на нужный канал, и в голове у него возникла картина звездного неба, каким оно было видно с «Каенты», заканчивавшей ускорение выхода из системы Ларедо. Шлем на его голове был легче, чем флотское устройство, так же передававшее изображение на зрительные рецепторы, но требовавшее подключения наушников и микрофонов. Было и другое отличие: картина представлялась чуть более плоской, возможно, потому, что для гражданских целей не нужно было особой точности.
Звезды сияли бриллиантами на черном полуночном занавесе, молчаливые, постоянные и величественные. Это были родные звезды, под ними Мартинес провел первую половину жизни, и он невольно искал знакомые созвездия на привычных местах. Собственная звезда Ларедо на таком расстоянии казалась немногим ярче других звезд. Программа отсекала ослепительный хвост «Каенты», чтобы он не затмевал звезды, и в результате часть дисплея оказалась затемнена — тревожное зрелище, словно за кораблем тянется непроницаемое черное пятно.
Мартинес с Терцей находились в главной гостиной «Каенты». Здесь собиралось общество и стоял слабый аромат духов. Двадцать дней, как они оставили Ларедо. Астроном Имперского Университета Зарафана Шон-дан, приглашенная Марселлой, собиралась продемонстрировать, почему астрономическую обсерваторию они основали на станции Чи, и не жалела месяца, чтобы добраться туда.
— Десять секунд, — сказала Шон-дан, — восемь, пять…
«Каента» двигалась слишком быстро, чтобы Мартинес успел заметить станцию червоточины, сквозь которую проскользнул корабль, и тем более саму червоточину, вывернувшую звезды наизнанку. Переход был мгновенным. Так же мгновенно изменилось звездное небо.
Огромный сверкающий звездный шар вспыхнул перед Мартинесом, заняв собой треть видимого пространства. Звезды так теснились друг к другу, что представлялись сверкающими песчинками, рассыпанными на океанском пляже. Мартинес поймал себя на том, что невольно вздохнул, и услышал, как ахнула Терца. Чем больше он всматривался, тем больше различал звезд. Внутри скопления выделялись гигантские облака и структуры, и ослепленный Мартинес уже не знал, видел он их на самом деле или его сознание стремилось установить порядок в громадном пылающем хаосе, отыскивая знакомые виды, как созвездия на ларедском небе.
Вглядываться в звездный шар было все равно что уплывать дальше и дальше в бесконечное море, мимо расплывчатых неясных отмелей, которые, стоило присмотреться, оказывались миллионами кораллов. Каждый из них открывал пристальному взгляду множество известняковых скорлупок, и в глубине этих скорлупок таились крошечные живые существа — усложнявшаяся бесконечность, и мозг наконец отказывался воспринимать ее.
— Теперь понимаете, почему мы открыли здесь обсерваторию? — В голосе Шандан, дошедшем до слуха Мартинеса, прозвучало сдержанное торжество. — Из всех червоточин империи эта выходит ближе всего к центру Галактики. Это первая возможность как следует разобраться в структуре галактического ядра. Отсюда можно непосредственно наблюдать, как воздействует на ближайшие звезды сверхмассивная центральная черная дыра.
Усилием воли Мартинес переключил внимание с пылающего шара на другую часть звездного неба, окружающего «Каенту». По сравнению с небом Ларедо звезды казались очень частыми, а светящиеся полосы отмечали витки спирали Галактики, разворачивающиеся в бесконечном пространстве. Система Чи, в сущности, находилась в самом ядре, хотя и на периферии, так что звезды со всех сторон были близкими и яркими. Собственная звезда Чи, Чи-ма, светилась теплым желтым светом, но соседние не уступали ей.
— Звезды здесь располагаются очень плотно, — продолжала Шон-дан, — хотя и не так плотно, как вблизи центра. В системе Чи семь звезд — а может, и восемь, мы не уверены — и орбиты чрезвычайно сложные.
— А мы хоть знаем, в какой галактике находимся? — спросила Терца.
— Нет. Мы пытались найти Цефеиды и другие вехи, по которым можно сориентироваться, но пока не обнаружили ничего определенного. Само собой, мы можем быть в любой точке Вселенной и, возможно, в миллиардах световых лет от стартовой позиции.
Мартинес услышал шаги входящего в комнату и тут же — голос лорда Па.
— Любуетесь звездами? — поинтересовался он. — Скоро вы от них устанете. Семь солнц плюс галактическое ядро — на Чи из-за них не бывает настоящей ночи, и нам пришлось вставить во все спальни рабочих поляризующие окна, чтоб люди могли отдыхать. Я просто бросил смотреть на небо: центры галактик — неуютные места, и чем меньше имеешь с ними общего, тем лучше.
— Звезд здесь много, тут вы правы, милорд. — Почтение к богатому пэру не позволяло Шон-дан открыто выразить свое несогласие, но было ясно, что ей не скоро надоест смотреть на небо.
— Я присяду, сыграю разок в чиналь, — сказал лорд Па. — Не обращайте на меня внимания.
Мартинес, разглядывая гигантское светящееся ядро, слышал краем уха, как лорд Па передвигает столик и негромко приказывает коммутатору установить игру.
— Пока нам выдавали изображение в видимом спектре, — сказала Шон-дан. — А сейчас я кое-что добавлю. Возникнет несколько условных цветов. Потом я постараюсь их закрепить.
Мартинес услышал приглушенные команды лай-онки, а потом галактическое ядро из перламутрового стало темно-янтарным. Из огромной сферы пробились мощные лучи света, переливающиеся и живые, словно колонны, тянущиеся от фундамента Вселенной к крыше небес.
Мартинес невольно вскрикнул, и ему эхом откликнулась леди Терца.
— Да! — В голосе Шон-дан снова звучало торжество. — Это лучи релятивистских частиц, генерируемых сверхмассивной черной дырой. Присмотревшись, вы можете различить в них тонкую структуру — мы этого не ожидали и хотя разработали несколько теорий этого явления, но окончательного объяснения пока не нашли.
Мартинес сдвинул свой виртуальный экран так, чтобы приблизить огненный столб энергии, и увидел, что свет в колонне пульсирует, а свивающиеся и колеблющиеся нити лучей словно плывут в гигантском потоке: гипнотизирующий мощный танец.
Шон-дан еще час показывала Мартинесу и Терце отдельные подробности ядра, в том числе четыре звезды-гиганта, несущиеся по смертельной спирали к центральной дыре.
— Черная дыра кормится, — сказала она. — Сверхмассивные черные дыры порой активно поглощают соседние звезды, а иногда этот процесс приостанавливается. Почему мы не знаем и не знаем, как происходит переход от одного состояния к другому.
— Я же говорю, гадость, — подал голос лорд Па. — Честно говоря, я предпочитаю природу в более упорядоченной и безобидной форме. Мне нравится играть по правилам. Уютное кресло, сложные проценты и гарантированный годовой доход. Предпочитаю не думать о том, что какая-нибудь мировая катастрофа может свалиться на меня с неба и лишить Вселенную привычных мне удобств.
— Черная дыра нам совершенно не угрожает, милорд, — возразила Шон-дан. — Мы далеко за пределами опасной зоны.
Мартинес быстро отключил дисплей, чтобы взглянуть на лорда Па. Тот сидел в лай-онском кресле, подпиравшем килевидную грудину, склонившись над игровым полем. Свет дисплея падал на его лицо, отражаясь от короткого клюва и зажигая красные огоньки в глазницах.
За спиной Па стоял деревянный шахматный столик, украшенный абстрактными узорами красного
