К моему искреннему удивлению, секретарь Кабинета целиком и полностью со мной согласился.
– Да, из Понтия Пилата, безусловно, вышел бы превосходный министр иностранных дел. Недопустимо рисковать интересами нации из-за наивной сентиментальности в отношении справедливости. Это глупо и непродуктивно. Если бы мы исходили из моральных принципов в каждом конкретном случае несправедливости или допущенных жестокостей, то никогда бы не смогли передать Гонконг китайцам или привести Мугабе к власти в Зимбабве. Именно слепое следование требованиям морали и расстроило планы британского МИДа тихо и без лишнего шума передать Фолькленды Аргентине – с тех пор они больше не хотят даже слышать о так называемом «подходе с моральных позиций».
Я тяжело вздохнул. Возможно, он и прав. Во всяком случае, с чисто практической точки зрения. Похоже, мы действительно не в состоянии что-либо сделать.
– И все-таки, это бездушно,
Хамфри наклонился ко мне и ободряющим тоном сказал:
– Лучше быть бездушным, чем бездумным, господин премьер-министр. Вся история человечества являет собой блестящий пример триумфа бездушия над бездумием.
Он выиграл и знал об этом. Мы все немного помолчали, затем секретарь Кабинета встал и попросил разрешения покинуть нас, поскольку у него важная деловая встреча. Когда он был уже у дверей, я заметил ему вслед, что МИДу никогда не удастся заставить Кабинет согласиться с этой политикой.
Он резко повернулся.
– Британский МИД никогда и не ожидает, чтобы Кабинет соглашался с каким-либо из его политических решений. Именно поэтому он никогда полностью их не разъясняет. Все, что ему надо, – это чтобы Кабинет должным образом следовал решениям
И, молча поклонившись, вышел.
Я угрюмо посмотрел на своего главного личного секретаря.
– Бернард, скажите, в нашей общественной жизни имеются ли такие люди, которых можно было бы считать таким же бесхребетными, как функционеры британского МИДа?
Бернард искренне удивился.
– Но их никак нельзя считать бесхребетными, господин премьер-министр! Наоборот,
Надо же, такого мне еще никогда не доводилось слышать.
– На самом деле? – спросил я.
– Да, господин премьер-министр. Именно поэтому многие считают вас по-настоящему сильным лидером.
Интересно, это комплимент или оскорбление? Судя по всему, Бернард был сам не очень уверен, потому что торопливо добавил:
– То есть они имеют в виду вашу способность противостоять давлению. – После чего уже более спокойным тоном напомнил, что мне пора начать готовиться к предстоящему вечернему приему.
Я попросил его кратко перечислить наиболее важных гостей. Таковыми оказались представители синода Англиканской церкви. В приходе Бери Сент-Эдмундс образовалась вакансия, и мне предстоит сделать выбор между двумя кандидатами, которых они собираются представить на утверждение. И хотя по существующей традиции на выбор должны представляться два имени, они, само собой разумеется, постараются сделать все возможное, чтобы мой выбор, упаси господь, не выпал
– По аналогии с тем, как выбирают в государственном аппарате, господин премьер-министр. Как в известном карточном фокусе: «Выберите любую карту», предлагают тебе, и ты всегда выбираешь именно ту, которую фокусник заставляет тебя взять.
Смело! Услышать такое от госслужащего?
– А что если я ее не возьму?
Он снисходительно улыбнулся.
– Возьмете.
Еще посмотрим, подумал я про себя.
– И кто же эти «церковные карты», которые они собираются мне предложить, Бернард?
– Когда имеешь дело с церковью, господин премьер-министр, – усмехнулся он, – то вам обычно предлагают сделать выбор между валетом и королевой.
«Обед был, как всегда, выше всяких похвал: кларет был лучше еды, портвейн лучше кларета, а беседа лучше портвейна.
Серьезный, обстоятельный разговор, как всегда, начался, когда мы дошли до портвейна и грецких орехов. После традиционного обмена любезностями, когда Мастер[38] поблагодарил меня за то, что я не поленился прийти отобедать с ними, а я в ответ сказал, что мне всегда доставляет истинное удовольствие отобедать со старыми друзьями, Мастер перешел к главному. Сообщил мне, что в недалеком будущем собирается оставить свой пост, лет эдак через пять-шесть, то есть