самец косули и чибис) были украдены Амэтхоном из Аннвна, и эта история имеет древние черты. В некоторых из этих историй животные передаются земле божественным или полубожественным существом, в котором мы можем усмотреть древнего кельтского героя культуры. Истории являются версиями более древних мифов, которые показывали, как все домашние животные были сначала собственностью богов, и их отзвук все еще слышен в сказочных описаниях похищения скота из волшебной страны. В наиболее примитивной форме рассказов похищение было, несомненно, из подземного мира богов плодородия, места, куда отправлялись умершие. Но с появлением мифов, рассказывавших о далеком Элизиуме, было неизбежно, что некоторые истории соединили животных и похищение с той далекой землей. Насколько речь идет об ирландских и уэльских историях, похищение, по-видимому, было главным образом из Элизиума[53].
Любовные утехи занимают большое место в рассказах об Элизиуме. Богини ищут любви у смертных, а смертные стремятся посетить Элизиум ради этих соблазнов. Но любовные утехи Элизиума – «без греха, без преступления», и эта фраза, возможно, предполагает существование ритуальных половых союзов в обсуждаемые времена для магического влияния на плодородие земли, причем эти союзы не рассматривались как нечто безнравственное даже в тех случаях, когда они нарушали общепринятый племенной закон. В некоторых историях Элизиум представлен состоящим из множества островов, один из которых – «остров женщин»[54]. Эти женщины и их королева отдают свое предпочтение Брану и его людям или Маэлдуину и его спутникам. Подобные «острова женщин» встречаются в сказках, все еще имеющих хождение среди кельтских народов, и настоящие острова до сих пор называются этим именем – Эйгг и Гроагес у бретонского побережья. Подобные «острова женщин» известны в китайском, японском фольклоре и в фольклоре айнов, в греческой мифологии (острова Цирцеи и Калипсо) и в древнеегипетских представлениях о будущей жизни[55]. Они также известны и в других местах[56], и поэтому мы можем предполагать, что в описании такого острова как части Элизиума кельты использовали нечто общее для народных поверий всего мира. Но возможно, это также обязано фактической традиции, памяти о том времени, когда женщины совершали свои обряды в уединении. Об уединении напоминала таинственная природа острова, его недоступность и его исчезновение в случае, если смертные покинут его. Возможно, к этим обрядам допускались избранные мужчины, что могло быть во вред им из-за чрезвычайного эротического беснования их временных партнерш. Именно так дело обстоит в китайских историях об «острове женщин», и скорее это, а не тоска по дому может объяснить желание Брана, Ойсина и т. д. оставить Элизиум. Как уже было сказано, кельтские женщины совершали оргиастические обряды на островах[57]. Все это, возможно, дало начало вере в остров прекрасных божественных женщин как часть Элизиума, хотя это также усилило его чувственный аспект.
Кельты восхищались музыкой, и не случайно в рассказах об Элизиуме есть упоминание об удивительной музыке, которая раздавалась там. Как говорит богиня Брану, там не было «ничего грубого или резкого, кроме сладостных ударов музыки по слуху». Музыка исходила от птиц на каждом дереве, от ветвей деревьев, от удивительных камней и от арф божественных музыкантов. Об этом же напоминает восхитительная музыка, которую запоздалый путник слышит, когда он проходит часто посещаемые феями места – «какие трубы и бубны, какой неистовый восторг!». Романтическая красота Элизиума описана в этих кельтских историях так, что это несравнимо с другими сагами или сказками, и это подтверждают все, кто приходит, чтобы соблазнить там смертных. Эта красота – холмы, белые утесы, долины, море и берега, озера и реки, его деревья, жители и птицы, очарование его летнего тумана, – очевидно, является продуктом воображения народа, остро чувствующего красоту природы. Первые основные строки, спетые богиней Брану, задают тональность, которая звучит во всей кельтской литературе:
Ойсин так описывает эту красоту: «Я увидел страну всю зеленую и полную цветов, с прекрасными гладкими равнинами, голубыми холмами, озерами и водопадами». Все это является отражением природы, которая есть в кельтских областях, и такой она виделась глазами кельтских мечтателей и интерпретировалась ими для поэтического народа.
В ирландских описаниях сидхе Дагда имеет верховенство, позже вырванное у него Оэнгусом, но обычно каждый владелец сидха является его хозяином. В уэльской традиции Аравн – это хозяин Аннвна, но его утверждения оспариваются соперником, и известны другие владыки Элизиума. Мананнан, бог моря, по- видимому, является владыкой ирландского острова Элизиум, который был назван «землей Мананнана», возможно, потому, что легко было связать заморский мир, «вокруг которого сверкают морские коньки», с богом, чьими мифическими конями были волны. Но поскольку он находится к западу и некоторые его виды, возможно, красиво озарялись заходящим солнцем, бог Солнца Луг также был связан с ним, хотя он едва ли занимает место Мананнана.
Элизиум кажется застывшим в своей неизменности в более поздних народных преданиях, но теперь он выглядит как живая волшебная страна – место в пределах холмов, насыпей или сидхе, место удивительной красоты, с магическими свойствами, где время течет, как во сне. Чудесная заморская земля обнаруживается также в сказках и преданиях, а Тир на н-Ог до сих пор остается живой действительностью для кельтов. Существуют источник молодости, целительные бальзамы, животворящие плоды, красивые женщины или волшебный народ. Это – истинная земля потаенных желаний сердца. В рукописях XI века, из которых наше знание об Элизиуме и было главным образом взято, но которые подразумевают далекую древность материалов и идей этих историй, мир сидхе все еще остается миром божественных существ, хотя они начинают принимать черты фей. Вероятно, кельты уже давно начали понимать, что земля богов была просто волшебной страной. В Уэльсе происходило то же самое, как это видно из описании Жиральдом Элидуруса, которого два маленьких человечка заманили в подземную волшебную страну.
Некоторые из рассказов об Элизиуме находились под влиянием христианских представлений, и в определенной группе историй, «Имрама», или «Путешествия», Элизиум наконец становится христианским раем или небом. Но представление об Элизиуме также повлияло на христианские идеи рая. В «Путешествии Маэлдуина», которое имеет некоторое подобие с историей Брана, христианское влияние все еще неопределенно, но оно более заметно в «Путешествии Снедгуса и Мак Риаглы». Один остров стал своего рода промежуточным состоянием, где пребывают Енох и Илия, а многие другие ожидают Судного дня. Другой остров похож на христианские небеса. Но в «Путешествии Брандана» языческие элементы уже фактически исчезли: есть остров ада и остров рая. Представление об острове – это последний пережиток язычества, но теперь путешествие предпринимается с целью мести, покаяния или паломничества. Другой ряд историй о фантастических путешествиях в ад или на небеса – вполне христианские, тем не менее радости небес имеют чувственный аспект, который напоминает о языческом Элизиуме. В одной из историй – «Известия о дне Страшного суда» – есть два ада, и помимо небес есть место, похожее на остров Еноха и Илии в «Путешествии Снедгуса». Связь Элизиума с христианским раем заметна в названии «Тир Тайрнгири» – «Земля обетованная», которое применяется к небесному царству или земле, в которой течет молоко и мед.
Хотя многие из аспектов Элизиума чувственные, они, однако, имеют и духовный аспект, который не должен упускаться из виду. Подчеркивание его красоты, музыки, покоя и мира является скорее духовным, чем чувственным содержанием этих историй, в то время как обитель избранных смертных с божественными существами наводит на размышления о том союзе с божественным, который является сущностью любой религии. Людей всегда привлекало божественное. Не случайно Лаэг говорил, что он предпочел бы Элизиум царствованию над всей Ирландией, и его слова повторяли и другие. Предпочтение Элизиума перед обыденной жизнью подчеркивает свободу от суматохи, печали и тягостных забот реальной жизни. Эта «сладостная и блаженная страна» описана в кельтских историях и сказках со всей страстью поэтического народа, который мечтал о совершенном счастье и видел его в наслаждении красотой природы, в любви к женщинам и в мыслях о непрекращающемся мире и гармонии. Лишь избранные смертные достигали Элизиума, но надежда человека на то, что он также мог бы стать избранным, жила в душе кельта, когда он мечтал об этом счастливом состоянии. Многие народы представляли потусторонний мир счастливым, но ни
