Когда перекресток резко закончился улицей, которая вела направо к высохшему устью реки, доктор Бастер притормозил вагончик.
– Думаю, что устроюсь здесь, мой мальчик, а потом отправлюсь в «Шанс», чтобы выпить. Пойдешь со мной? Я угощаю. Конечно же, из той прибыли, которую я получил при нашей сделке.
– Спасибо. У меня дела. – Дела, которыми ему противно было заниматься.
Доктор Бастер махнул рукой на прощанье. «Ладно, в другой раз. Я рассчитываю немного побыть здесь. Приходи навестить меня».
Вагончик загрохотал и растворился в голубоватых тенях боковой улицы. Зак поскакал дальше. Когда он добрался до «Последнего шанса», у него зачесались руки.
Он распознал многих лошадей, которые стояли впереди. Грохот изнутри – звуки пианино, топот ног, отбивающих такт танца, визгливые женские голоса, хохот мужчин – все это он ненавидел до содрогания. Все окна «Шанса», отделанные полупрозрачными разноцветными стеклышками, переливались и отбрасывали разнообразные тени. «Похоже на преисподнюю», подумал Зак. И там находилась Белл. Она работала. Работала, о господи, в подобном заведении!
Ему хотелось увидеть ее. Чтобы она получила удовольствие в его компании, очаровывая его и, что самое главное, согревая его своим теплом. Она была уроженкой Миссури и ей были непонятны многие мысли, которые поддерживал или отвергал Зак. Но когда он приезжал домой в сумерки, как приехал сейчас, он был благодарен ей за то, что она умела очаровывать его, несмотря на второсортность своего ума. Она умела стрелять, а он умел читать. Иногда относительность имеет свои добродетели.
Он долго просидел на коне, собирая все свое мужество, чтобы войти в этот грохот и поздороваться. По тротуару, шатаясь, прошел какой-то тучный человек.
– Черт возьми! Ты посмотри, кто вернулся! Это же сам мистер «Большие карманы» – «Недюжинный ум».
Мужчина сделал глубокий поклон, чуть не уронив старую, ветхую, помятую шляпу. Дрожащая рука вовремя подхватила ее. Зак проглотил слюну и медленно произнес: «Добрый вечер, Филемон».
Он едва ли мог точно определить, ненавидит ли он этого человека или же просто недолюбливает. Филемон Ресмассен был старой развалиной. Его фигура напоминала бутылку. На голове был пучок коротких седых волос. Всегда в грязной одежде, он издавал запах свинарника, а его маленькие глазки на жирном лице смотрели недоброжелательно, когда он бывал трезвым, и становились еще более подлыми, когда он был пьяным. Насколько Зак мог установить, несмотря на то, что Филемон уцепился за поручень ограды «Шанса», чтобы не упасть, он был трезв.
Зак глубоко вздохнул. «Ты не откажешься пойти и сообщить Белл, что я вернулся?»
Филемон запыхтел: «Зачем этой сладкой маленькой шлюшке скучать с таким, как ты…»
– Попридержи язык, ты, старый пьяница.
Филемон выслушал его. «…Это невероятная тайна. Может быть, ты дал ей понять, насколько ты ловок. Ты ведь и в городе всех облапошиваешь, ты агент Косфеда и этим все объясняется». С наглым видом он сплюнул: «Потому что у этого человека репутация образованного, и это образование он дал себе сам».
Зак презрительно бросил большую монету. Она уловила блеск заходящего оранжевого солнца. Филемон Ресмассен утер безобразным рукавом рот. «Поди скажи ей, что я вернулся и буду ждать ее здесь после закрытия „Шанса“.
Лицо Филемона стало недоброжелательным и вызывающим.
– Все, на что ты способен, так это подкупить старого пьяницу, ты трус. Однажды один из парней вызовет тебя. Тогда мы посмотрим, как трусливая кровь польется из твоей ноги, и именно так и будет! – он указал большим пальцем в сторону пивной, откуда раздавались шумные голоса.
Зак едва сдерживался. Он сказал: «Кстати, кого это убили?»
Маленькие глазки Филемона сосредоточились, припоминая.
– А, ты имеешь в виду вчера? Старшего парня вдовы Ид. Слишком был разумный для своих джинсов. Ему не следовало вылезать на Кидз-вью с тротуара.
– Не следовало вылезать… – остальное он упустил. – Парню ведь не было и двадцати!
– Парень-то был прехорошенький, ты трус. Что ты скажешь на это?
Почувствовав отвращение, Зак пустил робота-коня вперед, а пьяница все продолжал ругаться и плеваться. Один раз Зак все же обернулся. В мгновение ока он заметил, что большая монета исчезла с пыльной дороги. В окнах отразилась новая цилиндрическая тень.
8
В последнем доме, расположенном в самом конце Мейн Стрит, было две комнаты – комната для тюремного заключения и кабинет начальника полиции. Теснота и месторасположение в пределах города наложили отпечаток на правоохранительный орган города Шейна.
Зак появился там незадолго до полуночи, предварительно переодевшись дома, прилично подкрепившись, осмотрев цветущий сад, заполненный фороспорами, а затем проехавшись по улицам, по которым он ненавидел ходить ночью.
В баке пыхтело какое-то питье. Начальник полицейского участка Люк Смитт, плотный, грубоватый человек, выглядел совершенно расслабленным. Он сидел, закинув ноги на высокий стол, и читал еженедельник Шейна «Пионер – Адвокат». Когда Зак вошел, Люк пожевал табак, который был у него во рту и посмотрел на него своими флегматичными желтыми глазами. «Добрый вечер, Зак. Почему ты вернулся так скоро?»
Это было сказано равнодушным голосом. Начальник полицейского участка убрал ноги со стола и поставил их на пол. Казалось, прошла вечность. Он сложил «Пионер – Адвокат», передовица которого касалась убийства парня вдовы Ид.
– Догадываюсь, пока меня не было убили еще кого-то, – сказал Зак.
