Едва державшийся на ногах живой человек — почти скелет — был до невероятности грязен. Его брови и борода превратились в спутанное серое мочало. Развевающееся одеяние было не более чем длинными лохмотьями полусгнившей ткани. В одном месте на выцветшей тряпке Брэк разглядел странный символ — полумесяц, вышитый потускневшей золотой нитью.
Крошечные глазки, глубоко запрятанные в морщинистой грязно-желтой коже лица, безостановочно перебегали с лица Брэка на его меч и обратно. Привидение явно до ужаса боялось за свою жизнь. Оно издавало странные стонущие звуки:
— Ух-х-х, ух-х-х, ух-х-х!
Варвар вздрогнул. Кажется, он знал имя этого кошмара в человечьем обличье.
— Алхимик? — прошептал он.
— Ух-х-х!
— Цельсус Гирканус?
Старец замахал руками, будто отбивался от кого-то невидимого.
— Ух-х-х! Ух-х-х!
— Алхимик, послушай! Эта девушка и я не причиним тебе вреда!
Трепещущая фигура выговорила что-то вроде:
— Прочь! Прочь! Я-то знаю!..
— Нас бросили в подземелье те же враги, что предали тебя. Магианец...
На растрескавшихся губах запузырилась слюна, он снова заколотил руками:
— Да! Тамар! Это его имя! Это зло! Зло! Как и вы...
— Вот именно, Тамар. Он и бросил нас сюда. Заоднос твоей дочерью.
— Нет! Больше — нет! — пронзительно выкрикнул старец на удивление внятно. — Это уже не моя дочь! Она одержима. Зло прибрало ее — зло вселилось в мою дочь! Ух-х-х! Ух-х-х!
Старик прикрыл лицо руками. Воспоминания о Нор-дике были слишком ужасны.
Брэк, покусывая губу, задумался о слове, произнесенном стариком: «Одержима».
Нордика была одержима?
Но чем? Или кем?
И снова — в который раз — ощущение затаившегося рядом зла посетило его. Ему представилось лицо Арианы.
Нет, нет, невозможно! Она была мертва.
Но разве не говорили ему Несторианцы, что зло Йог-Саггота и его созданий может лишь уснуть или скрыться, но никогда не умирает? Странные насмешки Нордики Огнегривой, его необъяснимое чувство, что он уже встречался с нею прежде, — а теперь еще эта развалина толкует что-то об одержимости его дочки какой-то сверхъестественной силой. Все это образовывало зловещую систему, впрочем пока не до конца ему понятную.
Скелетоподобное создание снова завыло-запричитало, обращаясь к нему:
— Вы... ух-х-х... тоже враги... прочь!
— Мы не враги, — настаивал Брэк.
— Ух-х-х, ух-х-х! — Старик завывал и заламывал руки.
Брэк решил попытаться в последний раз. Он медленно потянулся к старику. Тот отшатнулся к стене, забубнил, захныкал. Лишь глаза его блестели крошечными влажными светлячками в окружавшей его тени.
— Это в самом дела алхимик? — выдохнула из-за спины варвара Элинор.
— Посмотри, на его одежде вышиты знаки луны и солнца.
— Выходит, он выжил, Брэк!
— Вероятнее всего, ни ведьма, ни магианец не знали, куда ведет подземный коридор. Или понимали, и в их планы как нельзя лучше вписывалось обречь старика на смерть от голода и забвение. Но он оказался достаточно живуч, чтобы добраться до этой площадки, поддерживая в себе жизнь чем-то вроде тех растений, что ели и мы с тобой. Так что тело его уцелело, но вот остальное — его разум...
Брэк, скривившись, мотнул головой в сторону Цель-суса Гиркануса. Движение испугало старика.
— Ух-х-х, ух-х-х!
Возвысив голос до пронзительного крика, бешено молотя по воздуху руками, привидение соскользнуло от скалы. Когда лицо его на секунду попало в зону лучшего освещения, Брэк с ужасом увидел, что не скрытые бородой участки кожи были густо усеяны отвратительного вида серо-зелеными гнойниками и язвами. И с этого лица глядели глаза человека, чей разум давно уничтожило безумие. Старик вскрикивал все громче с каждым разом.
— Мы тебя не обидим, старик, — успокаивающе начал Брэк. — Вот если бы ты сказал мне...
Тот не обратил на его слова никакого внимания, ковыляя вперед.
— Прочь, прочь, идите прочь.
— Цельсус Гирканус! — взревел Брэк. — Мы твои друзья, мы заберем тебя отсюда!
— Это бесполезно, — сказала Элинор. — В его голове нет места ничему, кроме страха.
Брэк вынужден был признать, что девушка права. Жалкое создание еле волочило ноги. Руки с отросшими длинными ногтями без устали рубили пустоту. Безумец продолжал испускать жутковатые, бессмысленные крики. Единственное, что еще как-то связывало его с реальностью, был инстинкт самосохранения.
Неожиданно Брэк осознал, как громко кричит Цельсус Гирканус. Внутри у него все сжалось от дурного предчувствия.
Из глубины колодца послышался грохот, затем недовольный рев. Времени на колебания не оставалось. Брэк бросился вперед и зажал локтем тощую шею старого алхимика.
— Тихо! Уймись! — рявкнул Брэк. Цельсус отчаянно сопротивлялся, стремясь укрыться в своем логове. Он оказался на удивление силен, словно сумасшествие придавало дополнительную энергию хлещущим плетям рук и лягающимся ногам.
— Да уймись же, говорю тебе! Ты разбудишь спящее внизу чудовище, и тогда всем нам будет...
Каменная плита под ногами содрогнулась, из темноты донесся звук громоподобного удара.
На губах старика заблестела слюна. Он затараторил, без конца повторяя одно только слово: «Червь, Червь, Червь...»
Чудовище ревело все громче. Брэк оттолкнул от себя алхимика, ругаясь от отчаяния. Элинор отскочила от края площадки. Цельсус забился в свою пещерку, но крики его раздавались и оттуда, стократно усиливаясь эхом. Иногда рев из глубин колодца заглушал их.
И тут Брэк вспомнил о мече, который продолжал сжимать. Тут же руки его будто свинцом налились. Он занял позицию на краю площадки и сказал Элинор:
— Держись позади меня, постарайся спрятаться.
Красные глаза Червя росли в размере, надвигаясь из темноты. Хвост чудовища бешено колотил по стенам колодца.
На этот раз битвы было не избежать.
Глава 8
МЕЧ И ДЕМОН
Не раз за время своего путешествия на юг, в Курдистан, Брэк сталкивался с вещами необычными и пугающими. Но все прежние впечатления и переживания забылись в тот же самый миг, когда он, стоя на скальном карнизе, смотрел, как грандиозный царь червей вырастает из тьмы.
Вонь, исходящая из разверстых челюстей адского создания, была запахом самой земли, но земли гниющей и разлагающейся в течение бесчисленных веков. Запах заполонил все вокруг, вызывая тошноту.
Несмотря на свои внушительные размеры, рядом с огромным чудищем варвар выглядел не более чем жалкой фигуркой. Он стоял, широко расставив мускулистые ноги, чуть пригнув голову, устремив взор вниз,
