2. Биолог может объяснить структуру способом, подходящим в качестве основы для прогноза, но должным образом не связанным с системой коммуникации внутри или среди организмов. В этом случае он прав в том смысле, что хороший физик прав. Его описание соответствует наружным данным. Но он может быть неправ в отнесении к описываемой им системе сигналов, соответствующих тем, которые он использует в ее описании. Он может утверждать, что у человека две руки, но будет колебаться, относить ли ему это числительное к языку ДНК.
3. Структура, определяемая биологом, может следовать классификации частей и отношений, используемых ДНК и/или другими биологическими системами управления. Совершенно верно рассматривать структуру как причину хода событий, при обязательном условии, что мы уверены, что наше понимание структуры совпадает и формально идентично с сигнальными системами внутри растения или животного. Совершенно правильно говорить также и об «апикальном преобладании» в схемах роста цветущих растений, если мы уверены, что контролирующие сигналы на самом деле идут от верхушки вниз и влияют на рост ближайших частей. Если биолог обращается к связи или схеме охотнее, чем к числу, он будет, вероятно, более точен, чем биолог, говорящий, что у человека две руки или пять пальцев. В любом случае у него есть возможность оказаться правым в таком смысле, которого никогда не добиться физику. С другой стороны, у него есть возможность оказаться настолько глубоко неправым, насколько неправым никогда не окажется физик.
Нет коммуникации в материале, относящемся к физику. В нем нет ни имен, ни структур в том смысле, в котором я говорил об этом ранее. То, что должен описать физик, есть, к примеру, падение тела, которое не может наблюдать за своим собственным падением. Когда епископ Беркли задает вопрос о дереве, падающем в лесу, когда он отсутствует и не может ни видеть явления, ни описать его, – он физик. В биологии развивающийся эмбрион всегда на месте, он может быть и свидетелем, и критиком собственного развития, чтобы вовремя отдать приказы и проконтролировать пути изменений и реакции.
В физическом мире, каким бы странным это ни показалось, не может быть ни «ошибки», ни «патологии». Последовательности событий, в которых участвуют физические организмы, не организованы, и их поэтому нельзя дезорганизовать. Но в биологии «ошибки» и даже «патология» возможны, так как биологические организмы организованы, а не просто расположены в порядке. Они содержат свои собственные описания и рецепты роста.
4. [Сказать, что описание, сделанное биологом, соответствует собственному описанию организма, – еще не значит сказать полную правду.] Все биологические описания обязательно структурны и должны фальсифицировать и упрощать или обобщать предмет ссылки. Даже сообщения и приказы, циркулирующие внутри живых организмов, являются производными – всегда начало сигналу дает различие или контраст, а сутью морфогенеза или управления поведением является, скорее, изменение, чем состояние. Если такое ограничение всегда ведет к искажению, если совокупность сигналов, сообщающих об изменениях и игнорирующих состояние, является, таким образом, искажающей совокупностью, тогда все биологические совокупности сигналов в этой мере всегда ошибочны. 5. [Описание, составляемое биологом, не идентично тому, что он описывает, даже если он выставляет образец в музее.] Информация идет только об упоминаемых в нем предметах, даже если эти предметы сами используются для кодирования сигнала. Даже когда в ресторане демонстрируется ростбиф на вертеле, чтобы дать понять клиентам, что здесь они могут отведать говядину, жаренную на вертеле, – даже в такой наглядной коммуникации поджариваемая говядина в качестве носителя сигнала не является сама собой. А когда мы посмотрим на более сложные процессы взаимодействия, такие, как внутренняя организация живых организмов, мы увидим, что, в то время, как идущий процесс имманентен «материи», сам процесс обладает закономерностью.
Давайте еще раз взглянем на закономерности, которые Святой Августин давным-давно назвал Вечными Истинами, и сравним их с используемым нами понятием структуры. Слух современного человека не воспринимает понятия, что любое предположение может претендовать на звание «Вечной Истины». Эти Вечные Истины, обсуждавшиеся нами обзорно в главе II, соответствовали виду предложения «3 и 7 есть 10». Сегодня, как я уже сказал, наш разум отвергает само упоминание о Вечных Истинах и очевидность любых предположений. Сегодня стало модным не доверять всем предположениям, претендующим на то, чтобы называться вечными или очевидными. В это привычном скептицизме мы забываем, что было сказано о природе описания. Ни одно описание не является истинным, как мы уже отмечали, но с другой стороны, очевидно, верно, что описание должно быть несколько отдалено от описываемых вещей. [И, на самом деле, мы отмечаем при рассмотрении процессов коммуникации в мире природы, что данная коммуникация зависит полностью от посылок и связей, доказательства не требующих. Даже ДНК принимает некоторые вопросы как очевидные.]
Истины очень близки к очевидным предположениям, но современный критик назвал бы последние просто деталями, даже вторичного характера, в крупных тавтологических системах. Будет сказано, что «7+3=10» есть один из ограниченного количества подобных мелких кусочков, которые собираются в созданную человеком систему взаимосвязанных предложений под названием арифметика. Эта система является тавтологией, сетью предположений, вытекающих логически из определенных аксиом, чья подлинность не утверждается математиками. Математики утверждают только вытекающие из аксиом предположения при условии принятия аксиом как данное. Из аксиом и определений арифметики следует, что «7+3=10», но так как математики не претендуют на истинность аксиом, они не претендуют на истинность и вытекающих из них предположений. Они даже не претендуют на то, что аксиомы относятся к чему-либо в реальном мире.
Но, на самом деле, проблему вечного и очевидного не полностью удалось избежать из-за этого отказа математиков в отношении аксиом и определений. Я допускаю, что аксиомы и определения – дело рук человеческих и не относятся ни к чему конкретному в материальном мире. Я настаиваю, что мы недостаточно знаем о телесных предметах этого мира, чтобы даже допускать возможность того, что в аксиомах может находиться истина о предметах. Но, в конце концов, цель этой книги не в выявлении истины о вещах, а только истины об истинах, включая естественную историю описательных предложений, информацию, приказы, абстрактные посылки и совокупность этих идей. Прежде всего, я пытаюсь создать естественную историю отношений между идеями. Совершенно несущественно утверждение, математиков, что их тавтологии не утверждают истин относительно предметов, но крайне существенно, когда они утверждают, что шаги и даже последовательности шагов от аксиом к детальным предположениям являются очевидными и, вероятно, вечными и истинными. Хотя я могу и ничего не знать о данной отдельной вещи, я могу знать что-то об отношениях между вещами. В качестве наблюдателя, я нахожусь в положении, не отличающемся от положения математика. Я так же, как и он, ничего не могу | сказать от отдельной вещи – я не могу даже утверждать, что, исходя из опыта, она вообще существует. Я могу знать только что-то об отношениях между вещами. Если я говорю, что стол «твердый», я выхожу за пределы моего опыта. Единственное, что я знаю, это то, что взаимодействие или отношение между столом и органом чувств или инструментом имеет особый характер твердости, для которой в моем словаре нет специального термина, но который я искажаю, относя особый характер отношений полностью к одному из их компонентов. При этом я искажаю то, что я мог бы знать об отношениях, и ввожу эти данные в утверждение о «вещи», которую я знать не В могу. Предметом ссылки всех действительных предположений всегда является отношение между вещами. Интересно, что математики согласны на восприятие идеи о том, что отношения между предположениями могут быть очевидными, но они не желают придавать этот статус самим предположениям. Это можно сравнить с тем, как если бы они претендовали на умение разговаривать, не зная при этом, о чем разговор. Эта позиция полностью параллельна моей. У меня возникают большие трудности при обсуждении крупной мыслительной организации мира и обсуждении ее составных частей, но мне кажется возможным говорить о том, как эта организация мыслит. Мы можем исследовать вид связей, используемых между ее
