Самые удачливые из них работают домработницами в центре Берлина — за бутерброд с маргарином три раза в день. Зажиточные берлинки всегда могут найти в магазинах русскую икру, скандинавскую водку, карпатскую кабанину, датское сливочное масло, греческие маслины, югославские и голландские консервы. Норвежские шпроты, арденнская ветчина, перигорские паштеты из гусиной печенки продаются повсюду. В столице, которой «дирижирует» Геббельс, бакалейные лавки расположены через каждые 100 метров. Берлин в последнее время стал, так сказать, «всемирным центром чревоугодия». Шикарные рестораны переполнены; люди пьют коктейли; солдат, получивших увольнительную, их штатские приятели угощают шампанским. К перронам подходят товарные поезда, доверху груженные продуктами с Украины. По указанию шефа министерства пропаганды партийные чиновники бесплатно раздают зерно на берлинском вокзале. В своем выступлении по радио Геббельс объясняет эту акцию так: «Партия столько раз сообщала гражданам плохие известия, столь многого требовала от них, что будет только справедливо, если на сей раз она сделает для них что-то приятное».
В самом деле, все вокруг радуются. Дети выезжают на пикники в леса, окружающие аэропорт «Темпельхоф». Женщины покупают по низким ценам шелковые ткани и духи. На некоторых улицах происходят гулянья, похожие на рождественские, до самого часа затемнения, и, как до войны, можно увидеть шествия людей в национальных костюмах. Никогда еще Берлин не был таким счастливым, радостно возбужденным, никогда так не верил в близость окончательной победы. Город достиг зенита своей славы, он ощущает себя сердцем империи, простирающейся от Норвегии до Африки, от Бретани до Волги. О несокрушимости этой империи как будто бы свидетельствуют Дьеп с его каркасами брошенных английских судов и новые победы на Востоке, которые фюрер, «более гениальный, чем Наполеон и Цезарь, вместе взятые», одержал уже после того, как избавился от своих «вероломных генералов».
Траур ради Гитлера
Все было бы хорошо, если бы газеты не публиковали на целых страницах извещения о гибели солдат под рубриками: In stolzer Traur («В гордом трауре»), Fur Fьhrer, Volk und Vaterland («За фюрера, народ и Отечество»), Heldentod fьr Deutschlands Zukunft («Геройская смерть ради будущего Германии»). Впрочем, стоит заплатить дань за столько славных побед, убеждает газета «Фёлькишер беобахтер». Берлинцы пока с этим согласны — согласны даже те, кого уже настигло тяжелое горе. Сейчас время патриотизма, время песни «Deutschland, Deutschland ьber alles…» («Германия, Германия превыше всего…»). Счет погибшим жителям Берлина идет на тысячи, но каждый пострадавший принимает свою беду с достоинством. Люди дрожащими руками открывают телеграммы вермахта и тем не менее нередко устраивают маленькие праздники для какого-нибудь проездом остановившегося в Берлине матроса-подводника, или для летчика, вернувшегося из Бельгии, или для вырвавшегося из русского ада солдата. Все уже знают, что главная опасность поджидает доблестных солдат на Востоке. Франция же на данный момент представляется берлинцам сплошным курортом, огромной Ривьерой.
Вечеринка в честь «триумфального года»
Принадлежит ли Альбрехт к числу противников режима, связан ли с «германскими группами» бывшего генерального штаба? Он работает в министерстве авиации Геринга и сегодня устраивает вечеринку, чтобы отметить достижения «триумфального года». Его гости — люди из хорошего общества, привыкшие на словах критиковать нацистов, но в то же время радоваться их успехам. Все они работают на государство — в том или ином учреждении. Сотрудники Проми, министерства пропаганды, рассказывают последние анекдоты о «квазимодо» Геббельсе (которого так прозвали из-за хромоты). Служащие нацистского «Национального комитета помощи» охотно смеются над этими шутками. Четверо из них будут повешены 13 октября 1943 года за «пораженчест-во». Но сейчас все веселятся, и Альбрехт демонстрирует свое неистощимое гостеприимство. Здесь можно даже обменяться запрещенными книгами Якоба Буркхарда, Шпенглера, Готфрида Келлера, Гейне. И послушать музыку — джаз, а не надоевшего Вагнера. Молодые женщины показывают друг другу украшения и духи, купленные на Шарлоттенбургском шоссе. «Вечер вполне удался», — запишет потом в дневнике журналист из «Дойче альгемайне цайтунг», известный своей прямолинейностью. И дальше расскажет, как один из гостей, пастор, «предложил верующим помолиться за скорейшее заключение мира, ни словом не упомянув ни о политике, ни о государстве. Кто-то заметил, что в наших благополучных кварталах мы многого не видим, Бог же не проводит различия между людьми, где бы они ни жили. Этот человек уточнил, что имеет в виду те жуткие вещи, которые творятся на окраинах, где живут рабы, и на военных заводах». Беседа в комнате с задернутыми шторами быстро переключилась на более приятные темы. «Бомбардировок больше не будет», — сказал один врач, работающий в госпитале. Это произвело тем большее впечатление на слушателей, что берлинские врачи, даже нацистские, славились своим свободомыслием и прямотой. Этот врач имел партийный билет. И даже лично знал Гитлера. И все же один из гостей с ним не согласился: «Я работаю в министерстве авиации и могу вас заверить в том, что менее чем через год Берлин будут бомбить снова. Мы сейчас усиленно работаем над укреплением системы противовоздушной обороны вокруг столицы, прежде всего вокруг заводов». Все замолчали. Разлили по новой шампанское. Женщины стали увлеченно обсуждать последние модели парижской высокой моды, которые можно приобрести в Кадеве[217] и магазинах на Кудамме. Звонки в дверь не прекращаются, хотя уже четыре утра. Все слегка опьянели. Каждый новый гость приносит в подарок бутылку вина, или коробку конфет, или американский диск. В городе все это нетрудно достать. Офицеры, приехавшие по увольнительной из России, держатся особняком, молчат. У них холодные, недоверчивые, саркастические выражения лиц, будто они попали сюда с другой планеты. Один, с погонами капитана, носит ортопедический ботинок. На рассвете некая графиня приглашает присутствующих к себе на завтрак. Все идут к ней. Подобным образом заканчивается чуть ли не каждая вечеринка в столице — берлинцы, похоже, хотят сохранить свои давние традиции.
Подпольщики
Анна в этой группе старается держаться как можно незаметнее. Она работала с фрау Бэрхен, когда была создана первая подпольная сеть для помощи евреям, а теперь сотрудничает с «Красной капеллой». Она — «профессионалка», хотя и живет поблизости от Савиньиплац, в самом модном квартале. Она знает, что «светская» оппозиция режиму существует с 1938 года, но полагает, что этого недостаточно. История не изменится от того, что люди высмеивают «клоунские усики, заменившие подкрученные кверху усы имперских кавалеров». Подобные взгляды не помешали ей быть непременной участницей всех вечеринок, которые в 1942 году устраивались чуть ли не каждый день. Она принимает у себя в доме евреев, находящих ее через сеть «Подводники», созданную фрау Бэрхен. Ее слуги (которых она потом из осторожности уволила) смотрели на таких посетителей как на Untermenschen — представителей низшей расы, «недочеловеков». На самом деле ее временные постояльцы — это те, кто решился не уезжать из Берлина и стать подпольщиком, «подводником» (на местном арго). Они не верят «благополучным» евреям, которые явно пользуются протекцией нацистских чиновников. Но зато, будучи людьми хорошо информированными, без опаски стучат в ее дверь, знают, что на нее, жену преуспевающего архитектора и сестру художника, некогда написавшего портрет Эйнштейна, вполне можно положиться. (Неважно, что этот брат-художник имеет сыновей, воюющих на фронте, и дочь, которая придерживается ортодоксальных нацистских взглядов.) Анну «ввели в курс дела» подлинные профессионалы Сопротивления. Все противники режима рано или поздно попадают к ней. Пройдя проверку, они становятся «подводниками» «Красной капеллы» и начинают работать в сотрудничестве с людьми из Лиссабона или Брюсселя. Многих из них убивают, однако в последнее время они часто встречают полицейских с оружием в руках. Некоторых арест застает врасплох,
