На кончике носа у старого ежа сидело маленькое квадратное пенсне; стоило ежу взмахнуть посохом, и оно слетело. Продолжая размахивать посохом, еж стал на ощупь искать свои очки. К нему подскочила Роза. Увернувшись от удара, она подняла пенсне и, перехватив посох, надела на нос убеленного сединами старика:
— Ну вот, так-то оно лучше. Мы не воры. Мы не знали, что эти деревья принадлежат тебе.
Еж судорожно дернул за посох, но Роза его не выпускала.
— Отпусти мою палку! Ты очень непочтительна к старшим!
Мартин решительно поднялся. Старый еж был не опасен, но его ругань и брюзжание порядком уже надоели. В голосе юного воина зазвучали строгие нотки:
— Говори повежливее, старик, и перестань махать своей палкой, а то я ее отберу!
Еж сумел вырвать у Розы свой посох и изготовился к бою.
— Хо-хо, серый наглец, так ты драться хочешь? Что ж, так тому и быть! А ну давай, попробуй!
Он поднял было посох, но как раз в этот момент подлетела Болдред и выхватила посох у ежа из лап. Укоризненно покачивая головой, сова опустилась на землю.
— Перестань, Аггриль. Сколько раз тебе повторять, что эти вишни не твои? Их могут есть все!
Сбивая задними лапами цветки маргариток, старый еж упорно бормотал:
— Никакого у нынешней молодежи почтения к старшим. Вон тот мышонок с мечом первый вызвал меня на поединок, я не виноват.
Грумм поднялся и негодующим тоном заявил:
— Ну и горазд же ты, почтенный, это самое… заливать!
При виде Грумма Аггриль сразу переменился:
— А-а, крот! Прошу принять мои искренние извинения, друзья. Кроты — самые милые и смышленые звери на всем белом свете. Не желаете ли отведать вишневой наливочки? Следуйте за мной!
Четверо друзей растерянно переглянулись.
Болдред с трудом сдерживала смех:
— Ничего, идите. Аггриль вообще-то безобидный, только немножко чудаковатый. Я тут наношу на карту один ручей — увидимся позже. — Она взмыла в воздух и куда-то полетела над вершинами деревьев.
Грумм решительно зашагал вслед за Аггрилем и, обернувшись, позвал друзей:
— Идемте, я, это… наливочки вишневой отведать не прочь!
Старый еж жил в дупле у корней могучего дуба, который давно засох, но все еще стоял; снаружи дупло закрывала маленькая дверца. Еж провел друзей к себе в дом. Внутри было темно и прохладно. Вдоль стен рядами стояли бочонки, фляжки и тыквенные бутыли с наливкой. Аггриль очень гордился своей коллекцией. Поправив пенсне, он почти носом водил по этикеткам, пытаясь разглядеть надписи:
— М-м-м, вот это поистине королевский напиток: ему не меньше двадцати сезонов. Для сладости я фляжку собственнолапно изнутри медом обмазал.
Старый еж поставил на стол закуску: сыр и вафли. Друзья сели на перевернутые бочонки, а еж вручил им украшенные затейливой резьбой кубки из вишневого дерева:
— Лучшие кубки из вишневого дерева получаются. Ну-ка попробуйте и скажите, что вы думаете о моем искусстве.
Наливка была великолепна: темно-красная, прохладная и сладкая. Не успели гости ее допить, как Аггриль откупорил большую бутыль:
— Это моя мама сготовила — а может, и бабушка, уж и не припомню: больно вино старое. Видите, оно посветлее и играет.
Хозяин одну за другой откупоривал бутыли, бочонки и фляжки. Мартин и Роза сидели рядом в прохладной полутьме дупла, закусывая сыром и потягивая наливки, каждая из которых имела свою историю — их было такое множество, что друзья сбились со счета. Голос Аггриля монотонно гудел где-то вдалеке, как шмель, кружащий около цветка яблони, а снаружи лучи солнца, освещавшего безмолвный лес, пробиваясь через густую листву, падали на землю множеством бликов. Такого покоя и блаженства Мартин не испытывал ни разу в жизни. Воздух кругом был напоен приторным ароматом диких вишен; Мартин лег на спину и закрыл глаза.
Кругом была ночь. Роза медленно пришла в себя с ощущением, что она куда-то плывет под усеянным звездами куполом неба, в центре которого висела убывающая луна. Некоторое время мышка молча полежала, слушая журчание воды, в которую без плеска погружались весла, тихое поскрипывание уключин…
Она на воде, в лодке!
— Тише, лежи и ни о чем не тревожься.
Перед ней возникла широкая морда большой выдры. Роза медленно села, помотала головой, надеясь, что этот сон сейчас пройдет:
— Где я?
— На борту барки «Водяная лилия», которая плывет по реке Широкой. Ложись и спи, ты в надежных лапах.
Рядом, свернувшись калачиком, спали Мартин, Паллум и Грумм; их безмятежный храп сливался с тихими звуками движения лодки. Тяжелыми лапами, покрытыми татуировкой, капитан-выдра держал весло. Посмеиваясь, он заметил:
— Видать, старый Аггриль подмешал вам в питье добрую толику своего сонного зелья. Эти трое до восхода солнца ничего об этом не узнают.
Роза вся обмякла, по телу разливалась приятная истома. Ее снова начало клонить ко сну.
— Ты хочешь сказать, что Аггриль опоил нас сонным зельем?
Капитан широко улыбнулся и подмигнул:
— Так же точно, как то, что меня зовут Старворт. Этому старому брюзге нынешняя молодежь не нравится. Он считает, что вишневые деревья принадлежат ему — и точка, а ежели какой зверь на них покусится — тому, значит, спокойной ночи. Ваше счастье, что с вами Болдред была, а то б Аггриль вас попотчевал такой наливочкой, от которой вы бы и вовсе не проснулись. Пришлось нам вас, ребятки, в гамаки положить и до самой реки на лапах нести.
Пытаясь не дать глазам закрыться, Роза сонно пробормотала:
— А где Болдред?
Откуда-то сверху донесся голос совы:
— Я здесь, со всеми удобствами устроилась на верхушке мачты. Слушайся Старворта, Роза. Спи дальше.
Солнце встало, и птицы на деревьях, которыми густо поросли оба берега реки, приветствовали новый день радостной песней. Путники сидели на палубе в средней части судна, свесив лапы через поручни за борт и полоща их в воде. Чтобы не упустить легкий утренний бриз, два десятка выдр — весь экипаж барки — решили поднять единственный на судне квадратный парус; они тянули за снасти и во весь голос распевали:
Как только басы выдр смолкли, воздух прорезало громкое дребезжание музыкального треугольника.
