Хорек разъяренно колотил увечной лапой по скале.
— У тебя есть план, лиса? — вопрошающе уставился он на прорицательницу. — Скажи!
— Мы поймаем его, как рыбу в сети, господин.
— Чушь, где взять такие огромные сети? У нас ничего подобного нет.
— Конечно нет, но зато у нас есть несколько больших палаток.
— Точно! — осклабился предводитель. — Пусть попробует помолотить своей дубинкой внутри. Как только мы его накроем, зайцы тут же сбегутся на наживку, как стадо дикарей!
Блика окружили со всех сторон. Обезумевший, он вертелся и громко рычал, но не мог отбить атаку. Звери держались от него поодаль и обстреливали камнями и горящими стрелами. Тяжелая кольчуга и железный шлем тянули барсука к земле, но снять их у него не было никакой возможности. Камни и стрелы лязгали по кольчуге разъяренного барсука. Хищники обстреливали его со всех сторон, стараясь лишить сил. Во все дырки его кольчуги забивался песок. Сквозь маленькие щелки в шлеме Блик никак не мог разглядеть Сварта. Барсук продолжал лихорадочно вертеться на месте, когда вдруг в его незащищенную лапу глубоко вошла стрела. Взревев, он вытащил ее, разломил пополам и швырнул обломки куда попало. Копьем он откопал из песка заднюю лапу и, спотыкаясь, побрел, не имея ни малейшего представления, в какую сторону движется.
Вдруг он оказался в ловушке, словно попавшая в сеть крупная рыба.
Сверху на Блика обрушилось что-то тяжелое, и все его четыре лапы погрузились в песок. Вокруг стало темно. От непосильного веса, давившего сверху, барсук с трудом дышал, чувства покидали его.
ГЛАВА 33
Ранним утром аббатиса обнаружила, что Бриони ушла из аббатства. С печальным видом Мериам сидела на кроватке молоденькой мышки и перечитывала записку: «Без нашего цветочка Рэдволл перестал быть Рэдволлом».
В этот момент Мериам заметила стоящую в дверях Беллу.
— Что поделать, Мериам, — серьезно заявила барсучиха. — Такая судьба была назначена Бриони задолго до этого дня. Нам остается только в мыслях быть с ней рядом. Белла оперлась на лапу Мериам, и подруги вышли из комнаты, которая без своей обитательницы совсем опустела.
Бриони потребовалось немало сил и времени, чтобы стряхнуть с себя чувство щемящей тоски. Главное сейчас для нее было найти Покрова и вернуть обратно, несмотря на то что его объявили изгнанником. У Бриони на этот счет было все продумано. Друзья из Страны Цветущих Мхов помогут ей смастерить скромную хижину в окрестностях Рэдволла, и она там поселится с Покровом. Она обучит его правилам хорошего тона, и весь Рэдволл убедится, что он стал хорошим зверем. Тогда, очень может быть, Белла пожалеет о своем решении и позволит Покрову вернуться в аббатство.
В середине дня Бриони собралась передохнуть и немного поесть. Устроившись в тенистом местечке на кочковатом холме, она развязала дорожный мешок. Ячменный напиток, домашняя лепешка напомнили ей о Рэдволле, и мышка дала волю чувствам, растворяя в слезах накопившуюся на сердце боль. Мысли о Рэдволле захлестнули ее, как приливная волна, нахлынувшая на пересохший берег. Слезы капали на надкусанное яблоко и дорожное платье.
— Хррум, хррум, эй, мышка, дай мне доесть, коль сама не хочешь.
Бриони вскинула глаза и увидела толстую малиновку.
— Раз ты от этого плачешь, — птичка кивком указала на лепешку, — значит, не хочешь есть.
Рукавом Бриони утерла глаза, но слезы продолжали течь. Она отломила кусочек лепешки и протянула его малиновке:
— А ты случайно не встречала тут хорька? Малиновка развернулась на лету и, дожевав кусочек лепешки, выпалила:
— Возможно. Дай остаток пирога, и я расскажу. Все равно он тебе не нравится, раз ты рыдаешь.
Бриони отдала ей недоеденную лепешку, и птичка, наклонив голову набок, принялась сосредоточенно ее клевать.
— Как же, проходил он вчера вечером.
— Скажи, в какую сторону?
Взмах птичьего крыла указал между югом и западом — именно туда Бриони и держала путь.
— Вон туда! До свидания, мышка-рёвушка!
Вновь оставшись одна, мышка вдруг почувствовала неодолимую усталость — долгая дорога взяла свое. Свернувшись клубочком, она в мгновение ока погрузилась в сон.
Вдруг Бриони проснулась: медленно приоткрыла один глаз и сразу же закрыла, от страха боясь шелохнуться. Перед самым ее носом красовалась огромная плоская лапа с большущими тупыми когтями.
— Урр, открой же глаза. Это всего лишь я! Отпихнув от себя лапу, Бриони вмиг подскочила.
— Тогет! — воскликнула она. — Откуда ты взялся?
— Послушай, — произнес крот, взяв лапку мыши, — разве может Тогет позволить своему лучшему другу в одиночку искать Покрова!
Бриони крепко обняла крота:
— Ты настоящий друг, Тогет, верный и преданный. Спасибо тебе!
От смущения Тогет прикрыл мордочку рабочими когтями, как обычно в таких случаях делают кроты.
— Ну хватит меня тискать и обнимать, не то я сейчас же это… вернусь в аббатство, — пробубнил он. Дважды повторять ему не пришлось: Бриони поняла все сразу. Друзья двинулись в путь, взяв курс на юго- запад.
Сгущались сумерки. Покров хотел есть. Чтобы утолить жажду, он сосал голыш. Вокруг становилось все темнее и темнее, а поблизости не было видно никаких признаков жизни. Вдруг к северу от тропы, за холмами, показалось слабое свечение, и, раздираемый любопытством, Покров решил туда тихо подкрасться. Подобравшись ближе, он увидел, что свет исходит от небольшого костра, на котором старик соня с двумя малышами запекал яблоки. Рядом лежали аппетитная буханка хлеба и крупный ломоть темно-желтого сыра. Покров насторожился: у старика был нож, которым тот резал хлеб, и толстый посох. Широко разведя лапы в стороны и расплывшись в обезоруживающей улыбке, хорек ступил в полосу света.
— Прошу вас, друзья, не волноваться, — начал Покров мягким и спокойным голосом, — я иду с миром.
Старик смерил его изучающим взглядом:
— Не только с миром. Но еще и за пищей: похоже, ты изголодался. Присаживайся. Не скажу, что у нас тут горы еды, но мы с внуками готовы с тобой поделиться. Я и эти сироты — странники. Живем как можем. Когда приходится — голодаем.
Устроившись напротив старца, Покров получил ломоть хлеба, кусок сыру, печеное яблоко и крупную морскую ракушку, доверху наполненную водой из фляги. Он принялся жадно уплетать все подряд, меж делом потчуя доброго старика наскоро состряпанной ложью:
— Меня зовут Банфолд. Я такой же, как твои крошки, круглый сирота. Прошлой зимой я потерял отца, мать и сестренку и стал бродить один-одинешенек по белу свету.
Старик не сводил взгляда с пламени костра.
— Их зовут Хофи и Брунд, — представил он детей, — так же как их родителей. А меня Старый Хофи. Держи, парень, вот это, укройся, чтоб ночью не простудиться.
Он выудил из потертой кожаной сумки одеяло и кинул его Покрову. Тот укутался и свернулся клубочком.
— Спокойной ночи, Банфолд!
Покров лежал с полузакрытыми глазами, прислушиваясь к потрескиванию поленьев в костре и поджидая своего часа.
На следующее утро Тогет и Бриони двигались в прежнем направлении. Солнце было уже высоко,
