Он вздохнул, потому что нельзя было сплюнуть с досады, сунул в рот сигарету и покосолапил в ванную.
Там, посреди лужи застывающей крови все еще лежал труп. Рядом с ним на корточках сидел эксперт. Тропинку к трупу он вымостил толстыми журналами, которые пришлось бросить на пол, чтобы не вымазать ботинки в крови.
О’Конор устало прислонился к плечом к дверному косяку.
— Что у тебя, Джек?
Эксперт с треском сорвал резиновые перчатки. Поднял веснущатое лицо. Осклабился, показав лошадиные зубы.
— Фуа-гра*, — хохотнул он.
О’Конор чиркнул зажигалкой, затянулся сигаретой и выпустил дым через нос. Из ванной сочился удушливый запах засыхающей крови. К ее виду привыкнуть еще можно, к запаху — никогда. После первого же в своей карьере трупа О’Конор перестал пить молоко. В белковом сытном запахе он стал улавливать вот эти жирные и мерзкие нотки запаха недавней смерти.
— А если без еврейских хохмочек?
— Гы-гы… Просто образно выражаюсь, — не унялся эксперт.
«Слишком молод, чтобы притерпеться к виду смерти. Вот и дергается, как клоун», — отметил О’Конор.
— Слушай, умник, ночь только началась, а я уже имею труп. И зависнем мы тут, поверь, надолго. Так что, засунь свои шуточки, сам знаешь, куда. Что с ним, чем его так и когда именно?
Эксперт состроил недовольную мину. Скомкал и уронил перчатки себе под ноги.
— О’кей, детектив, отвечаю в обратном порядке. Не более часа назад. Чем? Не знаю. Точно, это не был удар. Кожные покровы на брюшине чистые, ни ссадин, ни кровоподтеков. Но внутри все так измочалено, словно долго пинали в живот. Селезенка и печень у парня превратились в кровяной пузырь, который потом лопнул, затопив всю брюшную полость кровью. Ею он и захлебнулся.
— Значит, умер почти сразу?
— Именно, почти. Если есть враг, пожелай ему такой смерти. Судя по положению тела, тянулся к двери. Наверное, хотел позвать на помощь.
— Это я вижу. Меня интересует, чем ему селезенку отбили?
Эксперт почесал кончик длинного носа.
— Предполагаю, без яда не обошлось. Токсикологическая экспертиза скажет точно.
— Н-да… Лучше бы она его пристрелила. Ему все равно, а нам хлопот меньше. —О’Конор отвернулся. Пыхнул дымом.
Медленным взглядом прошелся по обстановке квартиры, цепляя мелкие детали.
«Деньги, имя, связи», — подытожил он увиденное.
Где-то в дальних закоулках души копошилось удовлетворение, слабый отголосок классовой ненависти ирландского мальчишки, выбившегося в люди. Гадко, но все же приятно, что смерть не обходит стороной и такие райские уголки. Значит, не так уж этот мир плох. Хотя, мог бы быть гораздо лучше.
В то же время опыт пятнадцати лет службы в полиции самого сумасшедшего города на земле подсказывал, что нет ничего более мерзкого и хлопотного, чем расследование убийства чистенького мальчика в уютном холостятском гнездышке на верхнем этаже элитного кондоминиума. Это не ниггер, нашпигованные дробью в темном переулке за долг в десяток доз крэка. Увы, нет. Скоро, как воронье слетятся журналисты, начнутся звонки капитану от не афиширующих себя, но очень влиятельных персон, знакомые покойного, а особенно, знакомые женского пола, будут общаться только через адвокатов, которые за час берут больше, чем О’Конор зарабатывает за месяц. И, самое худшее, что в дело начнут совать свои длинные носы тщательно причесанные парни в строгих костюмах. Из всех навозных мух, слетающихся на тухлый запах смерти, О’Конор больше всего ненавидел федералов.
В прихожей забубнили голоса. После короткой перебранки в студию вступил тот, кого детектив меньше всего хотел видеть.
«Ну вот, накаркал. Типичная федеральная задница. Стандартная модель «Форт-Беннинг-68»*, не мнется и не гнется. Только ручная стирка», — хмыкнул себе под нос О’Конор.
—-
Он даже не стал менять позу, дожидаясь, когда федерал сам подойдет к нему.
Мужчина был на две головы выше, подтянут, на совесть накачан, и, не вооруженным взглядом видно, на несколько порядков выше классом. От самого О’Конора за милю разило полицейским участком, ночными закусочными и прокуренным нутром служебного автомобиля. Федерал пах и выглядел очень дорого. Контраст зримых признаков успеха лишь усугублялся возрастом, обоим было под пятьдесят.
— Что надо? — буркнул О’Конор.
— Линдон Форестолл, — представился мужчина. Голос у него оказался глухим баритоном, с отчетливо дребезжащей трещинкой.
Он показал пластиковую карточку со своей фотографией.
— Служба безопасности «Брант Майкробиотекс», — прочитал О’Конор, перекатил в губах сигарету. — Что надо?
Мужчина бросил взгляд за плечо О’Конору. От вида залитой кровью ванной он лишь едва заметно сузил глаза.
— Вы здесь старший, офицер? — Голос тоже не выдал никаких эмоций. Блевать от стресса он явно не собирался, что уже не могло не радовать.
Из прихожей, протиснувшись через патрульных, появился еще один федерал с объемным стальным кейсом. Гораздо моложе, но той же серийной сборки.
О’Конор дернул сигаретой, уронив столбик пепла на пол.
— Да, я здесь старший. Что надо? — Намеренно произнес с непробиваемой тупостью полицейского. На многих действовало.
Только не на Форестолла, он даже бровью не повел.
— Реверсивное разрушение селезенки и печени с последующим кровоизлиянием в брюшную полость. Предполагаете яд, — обратился он через О’Конора прямо к эксперту.
— Ответь ему, Джек, и пусть катится отсюда, — разрешил О’Конор.
— Может быть так, что токсин выработан некими микроорганизмами? — продолжил федерал.
— Возможно. Экспертиза покажет, — отозвался эксперт.
— Ее надо провести немедленно.
— Ха, я не умею гадать по кофейной гуще. Могу точно сказать, жив клиент, или уже помер. Могу примерно сказать, когда. Но причину смерти, даже если клиент нашпигован свинцом — только после вскрытия.
Форестолл навел холодный взгляд на переносицу О’Конора.
— Убитый работал на «Брант Майкробиотекс».
— Очень даже может быть, — как можно равнодушнее произнес О’Конор. — Скоро и это выясним.
О’Конор прислушался к себе. Интуиция подсказывала, что дело будет закрыто и похоронено в архиве раньше, чем он предполагал. Причем, не на полках в его участке. Слишком уж влиятельные силы вылезли из темных углов в самом начале. Обычно они дергают за ниточки из темноты и чужими руками суют палки в колеса.
— Николас Фицджеральд Ньюмен Младший. Двадцать девять лет, холост, — без запинки произнес Форестолл, словно заучил наизусть. — Первую награду по биологии получил в пятнадцать лет, включен в десятку лучших выпускников школ Америки, почетная грамота от президента США. Стипендия фонда
