мяса, жаренного на огне, поэтому она тайком сбрасывала содержимое своей тарелки под стол. К несчастью, содержимое прилипло к атласным тапочкам Элизабет Арден, сидевшей рядом. Вечеринку венчал показ коровьих мод, где каждая корова имела на голове украшение, отвечающее последним модным тенденциям. Шанель оценила шутку.
Я был представлен Шанель за ланчем в ее апартаментах моей хорошей подругой Мари-Луиз Бускет, которая была постоянным представителем Harper's Bazaar в Париже. Тогда я уже мог понимать разговорный французский, но Шанель говорила со скоростью пулемета, и вскоре я потерялся в потоке ее слов. Спасали меня только объяснения Мари-Луиз, когда ей удавалось вставить слово. Если кто-то скажет, что вел диалог с Шанель, – не верьте, это будет преувеличением. В разговоре она исповедовала пиратский принцип захвата и была невероятной эгоисткой, но такое прощается гениям.
Баленсиага был скромным человеком и всячески избегал публичности. Этот истинный художник, всегда ощущавший на себе влияние своего испанского наследия, находился в вечном поиске новых тканей и силуэтов. Он имел, на мой взгляд, самый безупречный вкус из всех, его наряды были самыми красивыми и роскошными в Париже. В одной из своих послевоенных поездок во Францию я встретился с ним и предложил стать эксклюзивным представителем его парфюмерии в Соединенных Штатах. Пытаясь уговорить его, я описывал серьезную рекламную кампанию, которую готов был финансировать. Я всячески пытался убедить его в важности продаж парфюмерии Баленсиага в Америке. Он терпеливо слушал меня и отвечал: «Нет, мистер Маркус. Вся эта шумиха может сделать мое имя слишком обыденным. Я не хочу этого. Я предпочитаю продавать свою парфюмерию только в Париже». Либо я был уничтожен собственным энтузиазмом, либо я встретился с ним на пять лет раньше, чем надо, так как впоследствии он продал франшизу на свой аромат американскому дистрибьютору. Возможно, ему просто нужны были деньги.
Кристиан Диор, в свою очередь, был дизайнером шляп для Agnes и дизайнером одежды для Piquet и Lelong. Имея за спиной хлопковые богатства текстильного магната Марселя Бюссака, после войны он открыл свой собственный дом моды не в маленькой квартирке, как приходилось делать большинству дизайнеров, а в особняке на фешенебельной авеню Монтень. Диор был спокойным человеком с превосходным вкусом и разнообразными интересами – от садоводства, искусства, театра до хорошей кухни и вина. У него была компаньонка мадам Брикар, которая играла при нем роль координатора в моде. Из всех известных мне женщин она обладала самым потрясающим чувством роскоши, и мне нравилось обедать с ней просто для вдохновения. По сравнению с ее представлениями о роскоши мадам Помпадур или Мария- Антуанетта выглядели бы абсолютными дилетантками. Однажды после обеда в ресторане Maxim's, когда она сделала несколько интересных замечаний по поводу нашего рождественского каталога, я сказал: «Мадам Брикар, вы очень любезно подсказали мне эти идеи. Я бы хотел отправить вам цветы. Кто ваш любимый флорист?» На что она тут же ответила без тени улыбки: «Cartier».
Эльза Скиапарелли была дочерью профессора восточных языков и декана Римского университета. Эльза вынуждена была самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, и ее первым вкладом в моду стало изобретение пуловера ручной вязки с элементами дизайна в стиле trompe l'oeil. Это изобретение мир моды встретил признанием и овациями. Мне кажется, что она была больше редактором моды, чем дизайнером, и использовала своих молодых сотрудников для подпитки собственного творческого потенциала. Одним из молодых людей, нанятых ею для оформления ее бутика, был высокий молодой парень по имени Юбер де Живанши, который впоследствии прославился своим собственным Maison de couture. Скиап очень хорошо понимала ценность прессы. Поэтому в ее коллекции всегда присутствовал как минимум один костюм или аксессуар, который своей драматичностью и эксцентричностью притягивал внимание всех модных журналов. В роли «магнита Эльзы» побывали цветные тафтовые перчатки, которые заканчивались широкими у плеча и узкими у локтя манжетами, или гигантские сюрреалистические аппликации на спине манто из золотой лайки с вкраплениями полудрагоценных камней. По моему мнению, она не была великим творцом. Но одним из самых оригинальных и потрясающих дизайнеров являлась совершенно точно. Она всегда, что называется, была au courant.{52} Она стала одним из первых парижских дизайнеров, успешно запустивших собственный парфюм – Shocking – по названию навеянного Мексикой цвета «розовый шок», который часто присутствовал в ее коллекциях. Эльза была мудрой женщиной, которая интересовалась модой, но не до фанатизма, как некоторые ее современницы. Она была практична и знала цену современным технологиям. Я вспоминаю наш разговор с ней в 1954 году, вскоре после изобретения реактивного самолета: «Реактивный самолет окажет сильное влияние на модный бизнес Парижа, – сказала она. – Женщины, которые сегодня приезжают за покупками на четыре недели, будут приезжать в Париж на четыре дня. У них не будет времени на примерки, и они захотят выбрать что- то готовое, чтобы лететь дальше – в Эфиопию, Ангкор-Ват, на Цейлон, в другие места, о которых раньше и мечтать не могли. Бизнес по пошиву одежды от кутюр кончился. Я собираюсь закрыть свой Дом».
Потом Эльза благополучно жила на доходы от парфюмерии и почивала на лаврах в своем оригинальном доме на рю де Бери в окружении прекрасной коллекции живописи и предметов искусства. Она была заядлым коллекционером, очень хорошо разбиралась в драгоценностях и антиквариате. Когда на стене не было места для новой картины, в ход шли стулья и столы. Ее философией было «Никогда не волнуйся, есть ли у тебя место для чего-либо; если нравится, покупай». Моя жена утверждала, что первый же визит в дом к Скиапарелли полностью развратил меня по части приобретений.
Ив Сен-Лоран, назначенный преемник Диора и его первый последователь, достиг всего, что предсказывал его покровитель. Но он мечтал о собственном модном доме и покинул Дом Диора, чтобы воплотить эту мечту. Вначале его поддерживал богатый предприниматель из Атланты, который впоследствии продал свою долю в бизнесе молодого кутюрье главе Charles of the Ritz Дику Саломону. В то время как Дом Диора по обе стороны Атлантики был ориентирован на истеблишмент, Ив Сен-Лоран обращался к более авангардной аудитории. Он стал проводником происходивших социальных изменений и новых идей. Он создавал одежду для женщин с молодыми стройными телами и толстыми кошельками. Его коллекции надолго зафиксировали основные тренды в моде. Но мастер, устав от постоянного подражания, решил копировать себя сам, чтобы продавать эти легальные копии по более низким ценам в собственной сети бутиков Rive Gauche.
Его преемником в Dior стал Марк Боан, первоклассный дизайнер, который выделил характерные черты состоятельной клиентуры Dior и был полностью ориентирован на них. Он был ровным дизайнером с редкими, но яркими творческими всплесками. Юбер де Живанши, чья близость по духу к Баленсиаге часто приводила к тому, что критики умаляли значимость его коллекций, называя их «чистейшей Живаншиагой», продолжал создавать изысканную одежду для влиятельных и знаменитых людей.
Курреж из студии Баленсиаги оказался дизайнером большой идеи, но всего лишь одной. Его влияние длилось всего два года. Испанец Эммануэль Унгаро был талантливым дизайнером. Его сильной стороной стало создание повседневной одежды прет-а-порте. Он, как и Живанши, много внимания уделял своим коллекциям для бутиков и решал проблемы с производством, размещая заказы на изготовление своих коллекций в Италии.
Лучшим и практически единственным успешным дизайнером Италии является Валентино, который, возможно, достиг бы еще большего признания, если бы работал в Париже. Кстати, Валентино также очень ценит сотрудничество с бутиками.
Самым копируемым дизайнером нашего времени после Chanel стал итальянец Эмилио Пуччи, с которым я познакомился во время своей первой поездки в Италию в 1948 году. Тогда он был разорившимся аристократом, бывшим военным пилотом и гонщиком-любителем, которому все еще принадлежало семейное палаццо. Но он, увы, не мог позволить себе освещать и отапливать более трех комнат этой многокомнатной роскоши. Однажды Пуччи пришел в наш офис во Флоренции, чтобы показать мне шарфы, которые сам придумал и теперь хотел продать. Их дизайн был необычен, расцветка – великолепна. Я дал ему небольшой заказ и предложил создать на основе разработанного им дизайна блузки или даже простые платья. Он немедленно подхватил идею, и через несколько лет «мода на Пуччи» принесла ему такой финансовый успех, что он смог отреставрировать и открыть свой семейный дом, включая созданную его дедом великолепную столовую с потолками из веджвудского фарфора и бальный зал, который он переделал в салон для показа своих коллекций. Он открыл бутики на Капри, в Риме и Париже, а женщины считали платье от Пуччи символом высокого статуса.
Пуччи был смелым человеком, обладал высокомерием итальянской аристократии, имел решимость законченного эгоиста и, похоже, был приверженцем философии Макиавелли. При желании он был
