Подполковник проскочил вперед, затем начал разворачиваться - над пакистанской территорией находиться было нельзя ни единой секунды, и как минимум на строгач он уже наработал.
Странная 'восьмерка' падала, быстро вращаясь вокруг своей оси - перебит вал хвостового винта или поврежден редуктор. Скорее второе.
- Андреич, нас берут на радар! - крикнул Корольков
На новых модификациях вертолета Ми-24 была установлена система, предупреждающая об облучении вражеским радаром - штука в афганских горах нелишняя. Не один и не два вертолета были сбиты по приграничной зоне пакистанскими 'ястребами', даже находясь над своей территорией. Отвечать огнем было запрещено - а вот сматываться нужно было прямо сейчас...
Генерал бросился к пилотской кабине, наполовину отделенной от салона тонкой перегородкой
- Уходи от него!
Оскалившись как волк, Маджидов проорал в ответ
- У него скорость на сотку больше чем у меня! Не оторваться!
- Тогда ниже уходи!
- За нами пойдет!!!
Граница! За границу точно не пойдет!
- Я его обстреляю! Жми по максимуму!
Маджидов не ответил, он, скорчившись на залитом кровью сидении пилота, пытался выжать из пустой машины максимум возможного в этом коротком забеге, где призом выступает сама жизнь. Жизнь где угодно - но не в этой ублюдочной стране, где все изоврались, где ничего не делается до конца, где от всего смердит так что...
Приз - это жизнь.
Генерал повернулся - и тут вертолет тряхнуло струей воздуха взбитого винтами Крокодила да так, что он упал, больно упал, тяжело, если ноги зацепились за лежащие на полу вповалку трупы, то головой он хряснулся со всего размаха.
Когда пришел в себя - первым что он увидел был Баранов, сжавшийся в комок и не то ноющий, не то скулящий. Мелькнула мысль - пристрелить - но по здравому размышлению генерал пока решил этого не делать. Мало ли... как обернется, а этот - даже не ранен.
Подтягиваясь и руками и ногами, он подполз к иллюминатору, тому самому из которого торчало установленное на самодельной турели дуло снятого с подбитого БТР пулемета ПКМБ. Он чувствовал, что сил может и не хватить, что силы покидают его - но вожделенная свобода была рядом, и он не хотел выпускать ее, не хотел, не хотел, не хотел...
Вертолет висел совсем рядом, видимо пилот что-то хотел разглядеть в их кабине. Кровь! Оскалившись, генерал полоснул длинной очередью по преследующему их Ми-24, искренне, до воя, до скрежета зубов надеясь, что пули пробьют остекление пилотской кабины. Боковое остекление в момент покрылось белыми разводами, вертолет прянул в сторону и вверх, он не видел есть ли пробития - но если даже и нет, это его остановит на какое-то время. Вывернув пулемет на креплении турели до предела, он сова открыл огонь по двадцать четвертому, и кажется даже попал. Но пулемет на турели имеет ограниченный сектор обстрела и вражеский (!) летчик быстро вышел из него, поднявшись еще выше. Секунды молотом стучали в висках, он начал отсчет, пытаясь обмануть стр6емительно уходящее время - и тут, бросив взгляд вниз, на дорогу, увидел нечто такое, отчего в сердце ворвалась дикая, безумная, сжигающая все радость. Колонна машин! Колонна машин - значит рядом граница, значит они успели, дошли, доползли - и теперь вожделенная свобода рядом просто протяни руками и возьми ее!
Вертолет, упорно держащийся за ними дал предупредительную - от бессилия он не имеет права открывать огонь! Советские летчики просто замордованы десятками приказов и инструкций, их держит на радиосвязи КП как псов на наморднике и с летного училища в них старательно вытравливают самостоятельность и инициативность принятии решений. Хороший летчик - это тот, кто выполнит приказ штаба снизиться и идти прежним курсом, даже если прямо по курсу - склон горы.
А потом вертолет - они уже были над Пакистаном, они пронеслись на малой над ошалевшими пограничниками обоих государств - вдруг тряхнуло, да так, что генерал чуть не полетел с насиженного им места. Вертолет еще раз тряхнуло, он терял и скорость и высоту, одновременно закручиваясь вокруг своей оси, Камни горного склона, на который они падали сливались перед глазами в стремительно несущийся белый с размытыми бурыми пятнами водоворот. Генерал закричал, видя стремительно приближающуюся землю.
Он пришел в себя не сразу. Его привел в сознание, выдернул из черного омута небытия острый, резкий, бьющий в нос запах.
Генерал открыл глаза - один открылся, второй почему то нет, он с трудом поднял руку и пощупал веко, опасаясь обнаружить пустую глазницу. Но нет, глаз был на месте просто и глаз и все лицо было с чем-то мокром и липком...
Кто-то полз к выходу, на четвереньках. Полз шумно, отталкивая все что было у него на пути, полз через весь искореженный фюзеляж. Вот он натолкнулся на него, грубо пихнул в сторону - и Птицына затопила волна острой, обжигающей боли.
Это был Баранов. Генерал это скорее понял, чем увидел, он мог видеть только неясные силуэты окружающих его предметов в мутной дымке. Судя по всему белое пятно - это был выбитый при ударе люк вертолета.
- Помоги... - прохрипел генерал.
Не оглядываясь, Баранов вывалился наружу...
Зрение понемногу возвращалось. А вместе со зрением - возвращалась и боль, наваливалась первой, пока еще слабой волной. Болело все, он даже не мог точно определить - что именно болит. Внезапно он подумал, что не выберется из вертолета. От острого запаха керосина мутилось в голове...
- Нет уж... хрен вам...
С трудом, с усилием, которое стоило ему очередной вспышки боли, генерал пополз вперед. Он знал, что только если он выберется из вертолета, он выживет. На полпути его вывернуло прямо под себя, тяжелой, с кровью рвотой - но он продолжал ползти, весь измазавшийся, изломанный, страшный - но живой. Живой и готовый снова воевать против своей страны и своего народа - хотя были ли они у него, есть ли свой народ у предателей?
И тут - он загреб руками, стараясь продвинуться вперед, хоть на полметра, хоть на несколько сантиметров - но у него не получилось. Что-то уцепилось за него - и не желало пускать, не желало, чтобы он выполз отсюда, выполз к людям на свет...
Генерал полежал немного, собираясь с силами, потом рванулся, собрав волю в кулак - но у него ничего не вышло. Это - продолжало держать его.
Перевернувшись - он увидел, увидел своим единственным видящим сейчас глазом - что не давало ему уйти, выбраться на свет. ЭТО БЫЛА РУКА...
Заскрежетав зубами, преодолевая боль, генерал сунул руку в карман форменных брюк, где лежал Макаров, сколько то выстрелов у него должно было быть. Он понял кто это - один из тех, кого не добил слабак и тварь Баранов, один из летного экипажа, оказавшийся недобитым и сейчас пришедший в себя. Он пришел в себя - но он не пытался спастись, выбраться из вертолета, вместо этого он тянул назад его, вцепившись в него как клещ и желая разменять свою жизнь, на жизнь его. Это была еще одна мразотная черта русской души, которую генерал не понимал, боялся и ненавидел.
Липкая от крови ладонь обхватила рубчатую рукоять Макарова, рука потащила пистолет из штанов. Поднять и прицелиться как следует сил не было - но сойдет и так. Главное - чтобы эта тварь сдохла,
