Когда это все началось? В Крыму? В Сочи? В Константинополе? Или в Гельсингфорсе, куда он, дурак отправил ее на отдых.
— К лучшему другу, бля!
Он даже сам не заметил, как сказал это вслух. Понял — только тогда, когда увидел, что на него смотрят. Опустил голову — забудут.
Черт… как хочется выпить… Но нельзя.
Интересно, этот ублюдок кому-то разболтал. Может, кто-то из тех, кто сейчас смотрел на него — смотрел со скрытым злорадством: что, мол, получил — модный мужской аксессуар наступающего осеннего сезона?
Ветвистые рога!
Правду говорят, что поздняя любовь — самая крепкая. Не говорят только — насколько крепкая.
Они познакомились в Крыму, и произошло это совершенно случайно. Потом, он долго вспоминал тот день. По условиям трудового контракта с авиакомпанией — он был тогда главным летчиком-инструктором в одной из авиакомпаний страны, его еще не пригласили в ОАЧ — ему полагался двадцатиоднодневный оплачиваемый тур за счет авиакомпании в любой дом отдыха в пределах Российской Империи. На сей раз, он выбрал Крым — в Гельсингфорсе, в шхерах отдыхать и ловить рыбу надоело, в Одессе был слишком много отдыхающих, а в Константинополь с наступлением лета перебирался весь двор, и об отдыхе в этом городе можно было забыть. А Крым — с одной стороны Черное море, недалеко Одесса, куда можно скататься на прогулочном теплоходике, с другой стороны — несмотря на обилие вилл и имений на берегу есть еще места, где не ступала нога человека, есть…
Тогда он встал в шесть часов утра — проклятая привычка, въевшаяся в кожу еще с армии. Шесть ноль-ноль — подъем! Шесть ноль-ноль — подъем! Санаторий весь спит — а у него подъем, видите ли. Он и заказал себе номер на первом этаже — чтобы никого не беспокоить своими подъемами. Надев старые, разношенные, еще с армейских времен оставшиеся треники, сунув ноги в кеды, он перескочил через перила балкона (ругались, что он затоптал цветы под окном, хоть он и делал это исключительно из благих побуждений, чтобы никого не будить своими подъемами) — и скользящим, волчьим бегом побежал по тропе. Это был его первый день — из двадцати одного.
Солнце еще толком не встало, но было уже и не темно. Это был совершенно особенный момент — когда всем вокруг светлеет, но свет не прямой, он исходит из-за горизонта и все вокруг замирает в предчувствии первых солнечных лучей. Все на какие-то мгновения становится серым, призрачным.
Он бежал по аллее, замощенной речным песком, отсчитывая в уме темп бега, примитивный речитатив, позволяющий втянуться. Это тоже было с армии — военные авиаторы относились к армии и вынуждены были вместе со всеми сдавать армейский общефизический тест, включающий в себя кросс пять километров по пересеченной местности. Вот и умирали на маршруте гордые летуны-авиаторы, многие из которых были в хороших званиях, в авиации продвигались быстро, там были надбавки за опасность и в жаловании и в очередности званий. И не было для рядового пехотинца большего наслаждения — чем смотреть на полумертвого авиатора, полковника, который, шатаясь и еле переставляя ноги, бежит к финишу.
Из ВВС он ушел глупо, по случайности — облетывали новый истребитель, и при резком маневре у него начал начало разрушаться правое крыло. Руководитель полетов просек вовремя, заорал, забыв про дисциплину радиосвязи 'Восьмому — приказываю прыгать!' — но внизу был аэродром, были летчики и были другие самолеты. Хуже того — были бомбардировщики, готовящиеся выполнять задания с боевыми стрельбами. Он отвел самолет в сторону и только тогда рванул рычаг катапульты — на неуправляемом, уже беспорядочно кувыркающемся самолете. Приземлился плохо — высота были недостаточной, а самолет — поврежденным и не слушающимся управления. Хорошо хоть выздоровел, однако приговор ВВК[22] был суров: к полетам на всех типах реактивной боевой авиации не годен. Либо — уходи на разведчики, самолеты ДРЛО или транспортники, либо механиком, либо на штабную работу. Он ушел совсем — потому что в ВВС больше себя не представлял.
Как потом оказалось, в числе прочих готовящихся к учебному бомбометанию бомбардировщиков, был и самолет, командиром которого был тогда еще наследник престола, цесаревич Александр. Он дослуживал