как борются в ней предвкушение поездки с Джорданом и чувство вины за то, что отказывает сыну.
— Вот, — Эстер сунула Ханне картонную коробку. — На случай, если задержитесь. Поедите там.
— Мы же не на войну уходим, — запротестовала Ханна, но Эстер только фыркнула.
— Зная ваши характеры, я бы не удивилась. Не обижай Джордана, а то пожалуюсь Святому Джуде.
Ханна в театральном ужасе схватилась за сердце. И увидела, как Джордан выводит свой мотоцикл. Неужели она согласилась ехать на этом железном звере?
— Как ты на него залезаешь? — с опасливым уважением спросила она.
Джордан ухмыльнулся и надел на нее шлем.
— Просто закидываешь ногу и садишься вот сюда.
Взревевший мотор не дал ей услышать, что говорила Эстер, грозя пальцем вдогонку. Но имя «Джуда» она определенно услышала.
За первым же поворотом Джордан остановился, и сердце у Ханны тоже остановилось.
Но Джордан только отобрал у нее коробку и закрепил на багажнике.
— Секрет езды на мотоцикле вдвоем заключается в том, что двое должны быть как один, — объяснил он. — Ближе. — (Ханна, нагнувшись вперед, все-таки оставила небольшой зазор.) — Еще ближе. Иначе мы потеряем равновесие.
Ханна испуганно прижалась к его спине.
— Так-то лучше, — сказал он, смеясь.
Эстер порадовалась бы, увидев их сейчас.
Чтобы подавить в себе желание прижаться губами к шее Джордана, Ханна принялась осматриваться по сторонам.
Они ехали среди полей кукурузы и сои. Ханна знала, что Джон — фермер, а Джейк — плотник, но не могла представить себе Джордана в какой-либо из этих ролей, как бы хорошо он ни управлялся с любым инструментом на стройке. Более всего ему подходило вот так мчаться на мотоцикле по проселочной дороге.
Мотоцикл сбавил скорость, взбираясь на крутой склон, и Ханне открылся вид на Миссисипи. На темных под грозовым небом водах реки белели барашки.
Но тут Джордан остановился и опустил подножку мотоцикла.
— Ну и как? — спросил он.
— Чудесно, — отозвалась Ханна. Она слезла с сиденья и залюбовалась примитивной красотой бревенчатой хижины. Названий цветов, что росли под деревьями, Ханна не знала.
— Чье это? — спросила она.
— Джейка. Когда-то это была рыбачья хижина отца. Джейк и Джон восстановили ее. Цветы посадила Лора, жена Джейка.
— У нее талант к организации ландшафтов, — сказала Ханна.
— Она любит цветы, — сказал Джордан. — Как ты.
Он замолчал, и Ханна прикрыла рукой глаза от поднятой ветром пыли. Вдруг похолодало, и Ханна зябко поежилась.
— Иди сюда, — сказал он тихо и властно, и от этого голоса Ханна вздрогнула.
Будто ветер погнал ее к Джордану. Она сделала шаг, другой...
Руки Джордана сомкнулись на ее талии, он поднял ее и посадил к себе на колени. Шлем упал к его ногам.
Порыв ветра спутал ее волосы, и рука Джордана поднялась, чтобы убрать прядь. К удивлению Ханны, рука у него дрожала.
— Я скучал по тебе всю неделю, — сказал он. — Хотел позвонить, но боялся, что не удержусь и заеду.
— Почему же не заехал?
— Боялся, что не удержусь и сделаю вот это.
Он так стремительно и жадно впился в ее губы, что Ханна задохнулась. Ее руки обвились вокруг его шеи, а губы яростно отвечали на поцелуй.
— Ты знаешь, какой у тебя невинный вид в розовом? — требовательно спросил он. — Ты единственная известная мне женщина, которая может одеваться как учительница воскресной школы и пробуждать во мне желание каждым взглядом своих глазищ.
Ханна засмеялась, хотя ей не казалось, что учительнице воскресной школы очень подходят джинсы и розовый пуловер с двумя белыми пуговками у горла.
— Стоит мне взглянуть на тебя, — продолжал он сдавленным голосом, — и хочется утащить тебя куда-нибудь и заняться любовью. И отнюдь не нежно и медленно. Я пугаю тебя, Ханна Брюстер?
— Нет, — сказала она. Голос у нее срывался. — Я хочу тебя так же страстно.
Первые крупные капли дождя упали на их лица, но Джордан с Ханной не двигались. Оба были потрясены силой своего желания. Дождь промочил их до нитки, но они опомнились только с первым ударом грома.
Джордан поднял Ханну, слез с мотоцикла и пошел к хижине. Под навесом крыльца он целовал ее все время, пока искал ключ. И открыв дверь, продолжал целовать, пятясь внутрь.
Внутри было темно и прохладно.
Джордан раздвинул красные клетчатые занавески на окне, и стало немного светлее. Ханна дрожала в мокрой одежде.
— Ханна, — прошептал он, — я невыразимо хочу тебя, но решаешь ты.
Ханна сглотнула, тронутая тем, что он, так очевидно сгорая от желания, нашел силы спросить ее.
— Да, — прошептала она.
Он снова пожирал ее губы, и Ханне стало жарко в прохладной хижине.
Вот так все было и тогда, но теперь она хотела его еще сильнее.
Он снова бросит тебя, сказал внутренний голос, но это не имело значения. Он мог бы сказать, что Джордан бросит ее, едва встав с кровати, и все же она легла бы с ним.
— О чем ты думаешь? — спросил он, расстегивая белые пуговки.
Ханна печально улыбнулась, думая о времени, когда он снова оставит ее.
— Думаю, какая я дура, что не могу сказать тебе «нет».
— Ты не дура. И я рад, что ты не можешь сказать «нет», потому что и сам не могу, когда речь идет о тебе.
— А когда все закончится? — все-таки не удержалась она. — Сколько у меня есть времени? Сколько осталось до твоего нового увлечения?
— У меня такое чувство, будто я буду хотеть тебя, сколько бы раз мы ни занимались любовью, — сказал он, торопливо стаскивая через голову ее пуловер. Положив его на спинку стула, он продолжал раздевать ее.
Он все равно не останется навсегда, с отчаянием думала Ханна. Лучше насладиться тем, что есть сейчас, — потом будет только боль.
Когда он стащил с нее джинсы, все мысли куда-то улетели. Ханна сбросила туфли, и Джордан, улыбаясь, опустился на колени, чтобы снять с нее носки.
— Знаешь, ты первая женщина в носках, с которой я занимаюсь любовью.
Она снова вспомнила, что после нее будет следующая, и вздохнула.
— Уверена, что ты видел больше чулочных изделий на спинках кроватей, чем я переносила за всю жизнь.
— Ты никогда не пыталась меня очаровать, Ханна, — сказал он, бережно снимая носок. — Мужчины находят это качество очень сексуальным.
— Мне трудно судить, — честно сказала она. — Я не знала других мужчин. Так что, если ты думаешь, что в твое отсутствие я брала уроки, — сказала она с деланной бравадой, — ты ошибаешься. Я все та же.
Джордан неожиданно подхватил ее на руки и понес к ореховой кровати.
